Если это так, то почему же она ничего не предприняла?
— Готова спорить, ей мешала женская гордость. Вспомни, ведь она была «старой девой», жалкой, простенькой женщиной, вечно одинокой, вечно вдали от толпы, несмотря на свое богатство. Все эти годы она служила мишенью для шуток, над ней издевались даже уличные мальчишки. А этот красивый молодой парень перед всеми разыгрывал роль любящего мужа. Возможно, она надеялась, что заблуждается на его счет.
— А вот еще кое-что, -сказал Ник и взял в руки документ с официальной розовой печатью.-Смотри-ка, Нэнни Бил даже взяла на себя труд заверить его у нотариуса.
Их головы почти касались друг друга, когда Ник и Би вглядывались в слова, написанные Нэнни Бил:
«Я должна записать это для тех, кому это когда-нибудь понадобится.
Все ясно. Я поняла это сразу, как только увидела мужа. Он женился на бедной Марии-Антуанетте Леконте ради ее денег. Зачем бы еще такой красивый и безжалостный молодой человек связался с такой женщиной, как она?
Мадам Леконте попросила меня приехать работать у нее за три месяца до рождения ребенка. «Чтобы привыкнуть к этой стране и ее климату», -пояснила она. Но я чувствовала, что ей нужна компания. Несомненно, это была самая одинокая женщина из всех, что мне доводилось видеть.
Я познакомилась с мадам незадолго до ее смерти, но успела понять, что она-женщина добрая, умная и ласковая, несмотря на то, что она не могла похвастать хорошим происхождением и «прекрасным вкусом» моих предыдущих работодателей. У меня не было сомнений, что ребенок значит для нее все. И я не сомневалась, что мадам не доверяет своему мужу.
Мадам дала мне письмо, которое она написала своему еще не родившемуся ребенку. Я должна была передать ему письмо, «если что-нибудь случится и я умру раньше», -сказала она с таким пустым выражением темных глаз, будто знала, что случится всего через несколько недель.
Мадам Леконте оставила мне деньги и самое драгоценное из своих сокровищ-ребенка, который для нее был дороже любых денег. Она просила меня пообещать, что я позабочусь о ребенке. Конечно, я обещала. Какая женщина отказала бы другой в такой просьбе?
Мадам Леконте, со своей стороны, была очень щедра. Она сказала, что я никогда наг буду нуждаться в деньгах. Она купила мне этот коттедж и учредила трастовый фонд, обеспечивающий меня до конца моих дней.
Когда произошла трагедия, я находилась в детской, на втором этаже. Я слышала звуки голосов, а потом громкий хлопок, вроде пистолетного выстрела. Я испугалась, но от шума проснулся малыш. Он заплакал, и прошло несколько минут, прежде чем я, прижимая его к себе, выбежала в галерею.
Я была потрясена ужасной сценой в холле. Мадам Леконте лежала лицом вниз на мраморном полу, и мне с перепугу показалось, что решительно все вокруг залито кровью.
Из библиотеки вышел ее муж. «О, Господи, что за несчастный случай», — вскричал он, на мой взгляд, слишком театрально. Собрались слуги. Они глазели на неподвижное тело мадам. «Уходите. Убирайтесь отсюда», -закричал он на нас. Его взгляд был злым. Мы разбежались.
«Нечто ужасное», чего так боялась мадам Леконте, наконец произошло. Несмотря на то, что он назвал это несчастным случаем, в глубине души я знала, что он убил ее.
Бедняжку мадам похоронили на следующий же день. Сразу после похорон ее муж уехал в Париж, чтобы поговорить с юристами. Он не вернулся. Я была назначена единственным опекуном маленького господина Жана Леконте, которого я ласково звала Джонни.
Я обещала мадам, что защищу ее сына. Я хранила данное ей слово на протяжении пяти лет, и мы мирно жили на вилле «Мимоза». Но когда случилось то, чего я больше всего боялась, я не смогла справиться с противником».
Би, даже не читая, знала, что написала Нэнни Бил дальше. Она видела это в окружающей ее мозг тьме; она чувствовала это совсем как тогда, во сне…
…Июнь. Утро. Половина восьмого. Птицы уже успели поприветствовать рассвет и теперь притихли. Ни ветерка-ничто не тревожит застывшую гладь бассейнов. Ничто не нарушает тишины. Дворецкий, почтительно поклонившись, распахивает двери перед маленьким темноволосым мальчиком, бегущим в портик и вдыхающим воздух с жадностью выпущенного на прогулку щенка…
Это был маленький, темноволосый мальчонка пяти лет от роду, худенький, с тонкими руками и ногами и умными темно-карими глазами. Он не был похож на своего светловолосого, голубоглазого красавца отца; не унаследовал он и его здоровья. Нэнни Бил, не забывая о долге перед его матерью, буквально кутала его в вату и держала подальше от других детей, чтобы ребенок ничем не заразился. И, не забывая о его богатстве и его блестящем будущем, она одевала его с головы до ног в шелка, словно маленького лорда Фаунтлероя.
Нэнни была его другом, а дворецкий, шофер, горничные и садовники-приятелями. Шкафы в детской были набиты всеми играми и игрушками, которые только можно было вообразить, но у их хозяина не было друзей-детей, с которыми можно было бы поиграть. Самой ценной для него вещью, самым лучшим другом был игрушечный пес по имени Фидо. Нэнни Бил сказала, что живая собака слишком грязна, у нее много блох и каких-то ужасных «микробов».
Они жили так, сколько он помнил себя, и ребенок был счастлив и доволен жизнью, ибо ничего другого не знал. Он был — центром своей крошечной вселенной.
Он сидел на мраморных ступеньках, чувствуя их холод сквозь тонкие шелковые шорты, и, счастливый, осматривал свои владения. В его сердечке жила надежда, чистая, как утренний воздух, что этот день будет не таким, как предыдущий. В его мирке дни ничем не отличались друг от друга. Он смотрел на лужайки и сквозь гигантские кедры на лазурное море внизу. Он слышал скрипучие крики павлинов рядом с розарием и чувствовал запахи цветов, различать которые научил его садовник. Его любимым цветком была мимоза, давшая имя вилле, но ее сладким запахом можно было наслаждаться лишь весной.
Щебет желтых и голубых канареек и веселые крики попугаев доносились из серебряного птичника. Нэнни рассказывала, что давным-давно дедушка построил этот птичник в подарок маме ко дню рождения. Вода приятно журчала в красивом фонтане во дворе, звенел ручеек в маленьком гроте на холме.
Это был его мир, его королевство.
Тут раздался новый звук-звон бронзового колокольчика у ворот. Мальчик, заинтересовавшись, поднял голову, заслонив глаза от солнца.
Гравий заскрипел под чьими-то ногами. К мальчику шел человек. Высокий, красивый мужчина. Солнце золотило его светлые волосы. Мужчина остановился у нижней ступеньки и посмотрел на мальчика. Тот слышал, как бежит по холлу Нэнни Бил. «Вот странно, -подумал он, улыбнувшись чужаку, -Нэнни никогда не бегает, она считает, что это несолидно».
Его учили никогда не разговаривать с посторонними, но он, доверчиво улыбнувшись, сказал:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95
— Готова спорить, ей мешала женская гордость. Вспомни, ведь она была «старой девой», жалкой, простенькой женщиной, вечно одинокой, вечно вдали от толпы, несмотря на свое богатство. Все эти годы она служила мишенью для шуток, над ней издевались даже уличные мальчишки. А этот красивый молодой парень перед всеми разыгрывал роль любящего мужа. Возможно, она надеялась, что заблуждается на его счет.
— А вот еще кое-что, -сказал Ник и взял в руки документ с официальной розовой печатью.-Смотри-ка, Нэнни Бил даже взяла на себя труд заверить его у нотариуса.
Их головы почти касались друг друга, когда Ник и Би вглядывались в слова, написанные Нэнни Бил:
«Я должна записать это для тех, кому это когда-нибудь понадобится.
Все ясно. Я поняла это сразу, как только увидела мужа. Он женился на бедной Марии-Антуанетте Леконте ради ее денег. Зачем бы еще такой красивый и безжалостный молодой человек связался с такой женщиной, как она?
Мадам Леконте попросила меня приехать работать у нее за три месяца до рождения ребенка. «Чтобы привыкнуть к этой стране и ее климату», -пояснила она. Но я чувствовала, что ей нужна компания. Несомненно, это была самая одинокая женщина из всех, что мне доводилось видеть.
Я познакомилась с мадам незадолго до ее смерти, но успела понять, что она-женщина добрая, умная и ласковая, несмотря на то, что она не могла похвастать хорошим происхождением и «прекрасным вкусом» моих предыдущих работодателей. У меня не было сомнений, что ребенок значит для нее все. И я не сомневалась, что мадам не доверяет своему мужу.
Мадам дала мне письмо, которое она написала своему еще не родившемуся ребенку. Я должна была передать ему письмо, «если что-нибудь случится и я умру раньше», -сказала она с таким пустым выражением темных глаз, будто знала, что случится всего через несколько недель.
Мадам Леконте оставила мне деньги и самое драгоценное из своих сокровищ-ребенка, который для нее был дороже любых денег. Она просила меня пообещать, что я позабочусь о ребенке. Конечно, я обещала. Какая женщина отказала бы другой в такой просьбе?
Мадам Леконте, со своей стороны, была очень щедра. Она сказала, что я никогда наг буду нуждаться в деньгах. Она купила мне этот коттедж и учредила трастовый фонд, обеспечивающий меня до конца моих дней.
Когда произошла трагедия, я находилась в детской, на втором этаже. Я слышала звуки голосов, а потом громкий хлопок, вроде пистолетного выстрела. Я испугалась, но от шума проснулся малыш. Он заплакал, и прошло несколько минут, прежде чем я, прижимая его к себе, выбежала в галерею.
Я была потрясена ужасной сценой в холле. Мадам Леконте лежала лицом вниз на мраморном полу, и мне с перепугу показалось, что решительно все вокруг залито кровью.
Из библиотеки вышел ее муж. «О, Господи, что за несчастный случай», — вскричал он, на мой взгляд, слишком театрально. Собрались слуги. Они глазели на неподвижное тело мадам. «Уходите. Убирайтесь отсюда», -закричал он на нас. Его взгляд был злым. Мы разбежались.
«Нечто ужасное», чего так боялась мадам Леконте, наконец произошло. Несмотря на то, что он назвал это несчастным случаем, в глубине души я знала, что он убил ее.
Бедняжку мадам похоронили на следующий же день. Сразу после похорон ее муж уехал в Париж, чтобы поговорить с юристами. Он не вернулся. Я была назначена единственным опекуном маленького господина Жана Леконте, которого я ласково звала Джонни.
Я обещала мадам, что защищу ее сына. Я хранила данное ей слово на протяжении пяти лет, и мы мирно жили на вилле «Мимоза». Но когда случилось то, чего я больше всего боялась, я не смогла справиться с противником».
Би, даже не читая, знала, что написала Нэнни Бил дальше. Она видела это в окружающей ее мозг тьме; она чувствовала это совсем как тогда, во сне…
…Июнь. Утро. Половина восьмого. Птицы уже успели поприветствовать рассвет и теперь притихли. Ни ветерка-ничто не тревожит застывшую гладь бассейнов. Ничто не нарушает тишины. Дворецкий, почтительно поклонившись, распахивает двери перед маленьким темноволосым мальчиком, бегущим в портик и вдыхающим воздух с жадностью выпущенного на прогулку щенка…
Это был маленький, темноволосый мальчонка пяти лет от роду, худенький, с тонкими руками и ногами и умными темно-карими глазами. Он не был похож на своего светловолосого, голубоглазого красавца отца; не унаследовал он и его здоровья. Нэнни Бил, не забывая о долге перед его матерью, буквально кутала его в вату и держала подальше от других детей, чтобы ребенок ничем не заразился. И, не забывая о его богатстве и его блестящем будущем, она одевала его с головы до ног в шелка, словно маленького лорда Фаунтлероя.
Нэнни была его другом, а дворецкий, шофер, горничные и садовники-приятелями. Шкафы в детской были набиты всеми играми и игрушками, которые только можно было вообразить, но у их хозяина не было друзей-детей, с которыми можно было бы поиграть. Самой ценной для него вещью, самым лучшим другом был игрушечный пес по имени Фидо. Нэнни Бил сказала, что живая собака слишком грязна, у нее много блох и каких-то ужасных «микробов».
Они жили так, сколько он помнил себя, и ребенок был счастлив и доволен жизнью, ибо ничего другого не знал. Он был — центром своей крошечной вселенной.
Он сидел на мраморных ступеньках, чувствуя их холод сквозь тонкие шелковые шорты, и, счастливый, осматривал свои владения. В его сердечке жила надежда, чистая, как утренний воздух, что этот день будет не таким, как предыдущий. В его мирке дни ничем не отличались друг от друга. Он смотрел на лужайки и сквозь гигантские кедры на лазурное море внизу. Он слышал скрипучие крики павлинов рядом с розарием и чувствовал запахи цветов, различать которые научил его садовник. Его любимым цветком была мимоза, давшая имя вилле, но ее сладким запахом можно было наслаждаться лишь весной.
Щебет желтых и голубых канареек и веселые крики попугаев доносились из серебряного птичника. Нэнни рассказывала, что давным-давно дедушка построил этот птичник в подарок маме ко дню рождения. Вода приятно журчала в красивом фонтане во дворе, звенел ручеек в маленьком гроте на холме.
Это был его мир, его королевство.
Тут раздался новый звук-звон бронзового колокольчика у ворот. Мальчик, заинтересовавшись, поднял голову, заслонив глаза от солнца.
Гравий заскрипел под чьими-то ногами. К мальчику шел человек. Высокий, красивый мужчина. Солнце золотило его светлые волосы. Мужчина остановился у нижней ступеньки и посмотрел на мальчика. Тот слышал, как бежит по холлу Нэнни Бил. «Вот странно, -подумал он, улыбнувшись чужаку, -Нэнни никогда не бегает, она считает, что это несолидно».
Его учили никогда не разговаривать с посторонними, но он, доверчиво улыбнувшись, сказал:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95