Дона думала о корабле. Она представляла матросов, которые, скинув рубашки и закатав брюки, работают на мелководье – пот струится по их спинам, "Ла Муэтт" лежит на боку, на корме зияет пробоина, обшивка потемнела от ила.
И он тоже работает вместе со всеми, нахмурив лоб и сжав губы. На лице его застыло серьезное, озабоченное выражение, которое она так любит, – – он знает, что времени осталось мало, что мешкать нельзя, что сейчас, так же как тогда, в Фой-Хэвене, от их расторопности и решительности зависит их жизнь.
"Я должна во что бы то ни стало пробраться к ручью до темноты, – думала она, – и уговорить его выйти в море с первым отливом, даже если они не успели закончить ремонт. С каждой минутой опасность, нависшая над ними, становится все серьезней, каждый лишний час, проведенный в ручье, может оказаться для них роковым. С тех пор как рыбаки заметили корабль, прошли целые сутки. За это время Годолфин и его приятели наверняка успели предпринять какие-то шаги. Может быть, уже сейчас их люди бродят по берегу, рыщут в окрестных лесах, прячутся на холмах. А вечером все они: и Годолфин, и Юстик – соберутся в Нэвроне для последнего обсуждения, и кто знает, чем окончится эта встреча".
– О чем задумались, Дона? – услышала она голос Рокингема.
Кинув взгляд в его сторону, она увидела, что он отложил книгу и пристально смотрит на нее, прищурив глаза и склонив голову набок.
– Вы сильно изменились за время болезни, – сказал он. – В Лондоне вы и пяти минут не могли просидеть молча.
– Старею, должно быть, – небрежно ответила она, жуя травинку. – Как-никак через несколько недель мне исполняется тридцать.
– Странная все-таки на вас напала болезнь, – пропустив ее реплику мимо ушей, продолжал он. – Никогда не слышал, чтобы от простуды у людей появлялся загар, а глаза делались такими большими. Вы не пробовали обращаться к врачу?
– Я предпочитаю обходиться домашними средствами.
– Ах да, конечно, ведь за вами ухаживал безупречный Уильям. Кстати, что это у него за акцент? Он говорит почти как иностранец.
– Все корнуоллцы так говорят.
– Но он-то не корнуоллец, по крайней мере конюх сегодня утром уверял меня, что он не из этих мест.
– Значит, из Девона… Меня никогда не интересовало, откуда он родом.
– А правда ли, что до вашего приезда дом почти целый год простоял пустой и неподражаемый Уильям хозяйничал здесь в полном одиночестве?
– Вот уж не думала, Рокингем, что вы станете собирать сплетни на конюшне.
– А почему бы и нет? Очень полезное занятие. Когда мне требуется узнать самые свежие новости, я иду именно в людскую. Во-первых, все, что говорят слуги, как правило, подтверждается, а во-вторых, в их изложении сплетни звучат гораздо забавней.
– И что же вам удалось выведать в людской Нэврона?
– Довольно любопытные вещи.
– Например?
– Например, то, что ее светлость обожает долгие прогулки по солнцепеку.
И платья для таких прогулок выбирает самые старые и поношенные. А когда возвращается, платья почему-то оказываются заляпаны илом.
– Ну что ж, все верно.
– Кроме того, я узнал, что аппетит у ее светлости до крайности капризный. То она спит до полудня, а потом требует завтрак. То ничего не ест с обеда, а после десяти, когда слуги отправляются на боковую, просит верного Уильяма приготовить ей ужин.
– И это верно.
– Потом вдруг, ни с того ни с сего, будучи до этого совершенно здоровой, ее светлость заболевает, и никому, даже детям, не разрешено заходить к ней в спальню, поскольку болезнь ее объявлена заразной, и один незаменимый Уильям имеет право проникать за запертые двери, чтобы ухаживать за ней.
– И что же дальше, Рокингем?
– Почти ничего, если не считать вашего внезапного выздоровления, а также полного отсутствия интереса к мужу и его ближайшему другу, приехавшим, чтобы вас навестить.
Послышался протяжный вздох. Гарри откинул с лица платок и сел, зевая, потягиваясь и почесывая парик.
– Что касается последнего, Роки, то тут ты чертовски прав. Впрочем, Дона всегда была ледышкой. Уж я-то знаю – как-никак мы шесть лет живем вместе. Проклятые мухи, совсем одолели! Ну-ка, Герцогиня, прогони этих мерзавок. Никакого спасенья от них нет!
Он принялся махать платком. Собаки проснулись, зарычали и запрыгали вокруг него. Из-за угла террасы выбежали дети, которым разрешили поиграть полчаса перед сном, и начали носиться по лужайке.
После шести наконец хлынул ливень и прогнал всех в дом. Гарри, зевая и жалуясь на жару, уселся играть в пикет с Рокингемом. До ужина оставалось три с половиной часа, а "Ла Муэтт" все еще не покинула ручей.
Дона стояла у окна, барабаня пальцами по стеклу, и смотрела на крупные, частые капли, стекавшие вниз. В комнате было душно, пахло псиной и духами, которыми неумеренно надушился Гарри. Время от времени он разражался хохотом, приветствуя малейшую промашку, допущенную Рокингемом. Стрелки часов, до этого, казалось, не желавшие двигаться с места, вдруг припустили во весь дух, словно наверстывая упущенное. Не в силах сдержать обуревавшее ее волнение, Дона принялась шагать из угла в угол.
– Что с вами, Дона? – спросил Рокингем, отрываясь на минуту от карт.
– Отчего вы так взволнованны? Может быть, загадочная болезнь снова дает о себе знать?
Она не ответила и опять подошла к окну.
– А мы вас валетом! – со смехом проговорил Гарри, шмякая на стол карту. – Ну что, Роки, плохи твои дела? Оставь мою жену в покое и следи лучше за игрой. Видишь, вот и еще один соверен перекочевал ко мне в карман.
Дона, сядь, ради Бога, собаки от твоих хождений совсем взбесились.
– В самом деле, Дона, – поддержал Рокингем, – садитесь и последите, чтобы Гарри не жульничал. Когда-то вы любили играть в пикет и шутя обыгрывали нас обоих.
Дона взглянула на приятелей: Гарри, шумный, оживленный, раскрасневшийся от выпитого вина, с головой ушел в игру и ни на что не обращал внимания;
Рокингем хоть и поддразнивал его по старой привычке, но в то же время не спускал с нее алчного, испытующего взгляда. Она поняла, что они просидят еще по меньшей мере час – Гарри ни за что не встанет раньше, – и, зевнув, направилась к двери.
– Пойду прилягу перед ужином, – проговорила она. – Что-то голова разболелась. Наверное, перед грозой.
– Твой ход, Роки, – произнес Гарри, наклоняясь вперед. – Могу поспорить, что с червами у тебя не густо. Может быть, сделаешь прикуп?
Думай, дружище, думай. Дона, будь добра, подлей мне еще вина, совсем в горле пересохло.
– Не забывай, что вечером нам предстоит серьезное дело, – с улыбкой предупредил его Рокингем.
– Помню, помню. Мы идем ловить этого подлого лягушатника. Что такое, дорогая? Почему ты на меня так странно смотришь?
Он повернулся к жене – парик его съехал набок, голубые глаза затуманились, лицо побагровело.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66