Откуда-то снизу потянуло запахом свежего хлеба и крепкого кофе, а еще через минуту на палубе с подносом в руках появился Пьер Блан.
Она торопливо выхватила у него поднос и тут же сама устыдилась своей торопливости, но он только подмигнул ей в ответ – так весело и потешно, что она не удержалась от смеха, – закатил глаза и погладил себя по животу.
– Хозяин придет через минуту, – заговорщицки улыбаясь, произнес он, и Дона в очередной раз поразилась тому, как быстро все они – и Уильям, и матросы – догадались об их отношениях с французом и как просто и естественно к этому отнеслись.
Она с жадностью накинулась на еду, словно не ела целую неделю: отрезала толстые ломти от золотисто-коричневой буханки, намазывала их маслом, не забывая про сыр и салат. Вскоре за ее спиной послышались шаги. Она подняла голову: возле нее стоял капитан "Ла Муэтт". Усевшись так же, как и она, прямо на палубу, он взял буханку хлеба и отрезал себе ломоть.
– Я решил немного отдохнуть, – сказал он. – Погода отличная, судно само держит курс, достаточно только время от времени подправлять штурвал.
Угостите меня кофе.
Она разлила дымящийся напиток по чашкам, и оба начали жадно прихлебывать его, искоса поглядывая друг на друга.
– Как вам нравится мой корабль? – спросил он.
– Он удивителен. Я никогда не думала, что плавать на корабле – такое удовольствие. Мне кажется, я только сейчас начала жить по-настоящему.
– Я испытал то же самое, когда впервые поднялся на борт. А что скажете о сыре – недурен, верно?
– Сыр божественный.
– Вас не укачало?
– Нет, я чувствую себя прекрасно.
– Советую поужинать поплотней. Потом вряд ли удастся перекусить.
Отрезать вам еще хлеба?
– Да, пожалуйста.
– Думаю, что ветер продержится до темноты, но к ночи, наверное, спадет.
Надо воспользоваться приливом и как можно ближе подойти к берегу. Вы счастливы?
– Да… Почему вы спрашиваете?
– Потому что я тоже счастлив. Налейте-ка мне еще кофе.
– У матросов сегодня приподнятое настроение, – заметила она, берясь за кофейник. – Это из-за погоды или из-за того, что они предвкушают ночную вылазку?
– Из-за того и из-за другого. А еще потому, что вы плывете с нами.
– Неужели для них это так важно?
– Вы вселяете в них бодрость. Ради вас они готовы на любые подвиги.
– Почему же вы раньше не брали женщин на борт?
Он улыбнулся ей набитым ртом, но ничего не ответил.
– А знаете, что рассказал мне Годолфин о ваших матросах?
– Нет.
– Он сказал, что они пользуются дурной славой в округе и что многие местные женщины попали из-за них в беду.
– Что же случилось с местными женщинами?
– Вот и я спросила его об этом же. А он, представьте себе, сообщил, что они пострадали от рук ваших головорезов.
– Не думаю, что местные женщины так уж страдали.
– Я тоже не думаю.
Он продолжал жевать бутерброд с сыром, поглядывая на паруса.
– Мои ребята никогда не позволят себе обижать корнуоллок. Скорей, наоборот, это те не дают им проходу. Стоит им узнать, что "Ла Муэтт" пришвартовалась где-нибудь поблизости, как они тут же удирают из дома и начинают бродить вокруг. Подозреваю, что даже Уильяму не удалось избежать их пристального внимания.
– Ваш Уильям – типичный француз.
– Я тоже француз, мы все французы, но это не значит, что нам по вкусу такое бесцеремонное преследование.
– Наверное, корнуоллки считают своих мужей недостаточно искусными.
– Так пусть научат их быть поискусней.
– Простому крестьянину тяжело одолеть науку любви.
– Догадываюсь. Но практика – великая вещь.
– Чтобы научить чему-то своего мужа, женщина сама должна многое уметь.
– А инстинкт на что?
– Одного инстинкта недостаточно.
– В таком случае остается только пожалеть местных женщин.
Он откинулся на локте и, нашарив в кармане своего длинного камзола трубку, стал набивать ее темным крепким табаком, точь-в-точь таким же, какой лежал в табакерке на ее ночном столике. Затем зажал трубку в руке и закурил.
– Я, помнится, уже говорил вам, что французов совершенно необоснованно обвиняют в волокитстве, – произнес он, глядя вверх, на мачты. – Глупо предполагать, что с одной стороны пролива живут галантные кавалеры, а с другой – сплошь неуклюжие увальни.
– Может быть, дело в климате? – проговорила она. – Наверное, наша промозглая погода не способствует любовным утехам.
– Климат здесь ни при чем, – ответил он, – да и национальность тоже.
Умение любить – это особый дар, с ним надо родиться – мужчине ли, женщине, все равно.
– А если один из супругов обладает этим даром, а второй – нет?
– Такой брак наверняка окажется скучным. Впрочем, это можно сказать о большинстве браков.
Ее окутало облачко дыма. Она подняла голову и увидела на его лице улыбку.
– Почему вы смеетесь? – спросила она.
– У вас такой серьезный вид. Уж не собираетесь ли вы писать трактат о супружеской несовместимости?
– Может быть, и собираюсь. Только не сейчас, а поближе к старости.
– А хватит ли у вас знаний? За трактат нельзя садиться, не изучив предмет досконально.
– Думаю, что хватит.
– Хм, вот как? Но позвольте напомнить, что ваш трактат останется незаконченным, если вы ни слова не скажете о совместимости. Бывает ведь и такое: мужчина встречает женщину, отвечающую самым его сокровенным желаниям, разделяющую все его мысли и чувства – от самых радостных до самых мрачных.
– Эти случаи крайне редки.
– К сожалению, да.
– Значит, мой трактат останется незаконченным.
– Что, несомненно, будет большой потерей – не только для автора, но и для читателей.
– Вместо главы о… совместимости, как вы изволили выразиться, я могла бы написать несколько слов о материнстве. Эта тема мне гораздо ближе.
– В самом деле?
– Да. Если не верите, спросите у Уильяма. Он знает, какая я нежная и заботливая мать.
– Если вы такая заботливая мать, что вы делаете на борту "Ла Муэтт"?
Почему сидите с растрепанной прической на голых досках и обсуждаете с пиратом превратности супружеской жизни?
На этот раз рассмеялась она и, оторвав от корсажа ленту, попробовала стянуть ею растрепавшиеся волосы.
– А знаете, чем сейчас занимается настоящая леди Сент-Колам?
– Нет. Но с удовольствием послушаю.
– Лежит с холодной грелкой на животе и мучается от головной боли. И только Уильям, верный, преданный Уильям, время от времени заходит к ней, чтобы подкрепить ее гаснущие силы кисточкой винограда.
– Бедняжка, как мне ее жаль! Лежит, наверное, одна-одинешенька и размышляет о супружеской несовместимости.
– Леди Сент-Колам не забивает себе голову подобной ерундой, она очень уравновешенная особа.
– Что же заставило эту уравновешенную особу надеть мужские брюки и отправиться на большую дорогу?
– Гнев. Гнев и недовольство.
– Чем же она была недовольна?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66
Она торопливо выхватила у него поднос и тут же сама устыдилась своей торопливости, но он только подмигнул ей в ответ – так весело и потешно, что она не удержалась от смеха, – закатил глаза и погладил себя по животу.
– Хозяин придет через минуту, – заговорщицки улыбаясь, произнес он, и Дона в очередной раз поразилась тому, как быстро все они – и Уильям, и матросы – догадались об их отношениях с французом и как просто и естественно к этому отнеслись.
Она с жадностью накинулась на еду, словно не ела целую неделю: отрезала толстые ломти от золотисто-коричневой буханки, намазывала их маслом, не забывая про сыр и салат. Вскоре за ее спиной послышались шаги. Она подняла голову: возле нее стоял капитан "Ла Муэтт". Усевшись так же, как и она, прямо на палубу, он взял буханку хлеба и отрезал себе ломоть.
– Я решил немного отдохнуть, – сказал он. – Погода отличная, судно само держит курс, достаточно только время от времени подправлять штурвал.
Угостите меня кофе.
Она разлила дымящийся напиток по чашкам, и оба начали жадно прихлебывать его, искоса поглядывая друг на друга.
– Как вам нравится мой корабль? – спросил он.
– Он удивителен. Я никогда не думала, что плавать на корабле – такое удовольствие. Мне кажется, я только сейчас начала жить по-настоящему.
– Я испытал то же самое, когда впервые поднялся на борт. А что скажете о сыре – недурен, верно?
– Сыр божественный.
– Вас не укачало?
– Нет, я чувствую себя прекрасно.
– Советую поужинать поплотней. Потом вряд ли удастся перекусить.
Отрезать вам еще хлеба?
– Да, пожалуйста.
– Думаю, что ветер продержится до темноты, но к ночи, наверное, спадет.
Надо воспользоваться приливом и как можно ближе подойти к берегу. Вы счастливы?
– Да… Почему вы спрашиваете?
– Потому что я тоже счастлив. Налейте-ка мне еще кофе.
– У матросов сегодня приподнятое настроение, – заметила она, берясь за кофейник. – Это из-за погоды или из-за того, что они предвкушают ночную вылазку?
– Из-за того и из-за другого. А еще потому, что вы плывете с нами.
– Неужели для них это так важно?
– Вы вселяете в них бодрость. Ради вас они готовы на любые подвиги.
– Почему же вы раньше не брали женщин на борт?
Он улыбнулся ей набитым ртом, но ничего не ответил.
– А знаете, что рассказал мне Годолфин о ваших матросах?
– Нет.
– Он сказал, что они пользуются дурной славой в округе и что многие местные женщины попали из-за них в беду.
– Что же случилось с местными женщинами?
– Вот и я спросила его об этом же. А он, представьте себе, сообщил, что они пострадали от рук ваших головорезов.
– Не думаю, что местные женщины так уж страдали.
– Я тоже не думаю.
Он продолжал жевать бутерброд с сыром, поглядывая на паруса.
– Мои ребята никогда не позволят себе обижать корнуоллок. Скорей, наоборот, это те не дают им проходу. Стоит им узнать, что "Ла Муэтт" пришвартовалась где-нибудь поблизости, как они тут же удирают из дома и начинают бродить вокруг. Подозреваю, что даже Уильяму не удалось избежать их пристального внимания.
– Ваш Уильям – типичный француз.
– Я тоже француз, мы все французы, но это не значит, что нам по вкусу такое бесцеремонное преследование.
– Наверное, корнуоллки считают своих мужей недостаточно искусными.
– Так пусть научат их быть поискусней.
– Простому крестьянину тяжело одолеть науку любви.
– Догадываюсь. Но практика – великая вещь.
– Чтобы научить чему-то своего мужа, женщина сама должна многое уметь.
– А инстинкт на что?
– Одного инстинкта недостаточно.
– В таком случае остается только пожалеть местных женщин.
Он откинулся на локте и, нашарив в кармане своего длинного камзола трубку, стал набивать ее темным крепким табаком, точь-в-точь таким же, какой лежал в табакерке на ее ночном столике. Затем зажал трубку в руке и закурил.
– Я, помнится, уже говорил вам, что французов совершенно необоснованно обвиняют в волокитстве, – произнес он, глядя вверх, на мачты. – Глупо предполагать, что с одной стороны пролива живут галантные кавалеры, а с другой – сплошь неуклюжие увальни.
– Может быть, дело в климате? – проговорила она. – Наверное, наша промозглая погода не способствует любовным утехам.
– Климат здесь ни при чем, – ответил он, – да и национальность тоже.
Умение любить – это особый дар, с ним надо родиться – мужчине ли, женщине, все равно.
– А если один из супругов обладает этим даром, а второй – нет?
– Такой брак наверняка окажется скучным. Впрочем, это можно сказать о большинстве браков.
Ее окутало облачко дыма. Она подняла голову и увидела на его лице улыбку.
– Почему вы смеетесь? – спросила она.
– У вас такой серьезный вид. Уж не собираетесь ли вы писать трактат о супружеской несовместимости?
– Может быть, и собираюсь. Только не сейчас, а поближе к старости.
– А хватит ли у вас знаний? За трактат нельзя садиться, не изучив предмет досконально.
– Думаю, что хватит.
– Хм, вот как? Но позвольте напомнить, что ваш трактат останется незаконченным, если вы ни слова не скажете о совместимости. Бывает ведь и такое: мужчина встречает женщину, отвечающую самым его сокровенным желаниям, разделяющую все его мысли и чувства – от самых радостных до самых мрачных.
– Эти случаи крайне редки.
– К сожалению, да.
– Значит, мой трактат останется незаконченным.
– Что, несомненно, будет большой потерей – не только для автора, но и для читателей.
– Вместо главы о… совместимости, как вы изволили выразиться, я могла бы написать несколько слов о материнстве. Эта тема мне гораздо ближе.
– В самом деле?
– Да. Если не верите, спросите у Уильяма. Он знает, какая я нежная и заботливая мать.
– Если вы такая заботливая мать, что вы делаете на борту "Ла Муэтт"?
Почему сидите с растрепанной прической на голых досках и обсуждаете с пиратом превратности супружеской жизни?
На этот раз рассмеялась она и, оторвав от корсажа ленту, попробовала стянуть ею растрепавшиеся волосы.
– А знаете, чем сейчас занимается настоящая леди Сент-Колам?
– Нет. Но с удовольствием послушаю.
– Лежит с холодной грелкой на животе и мучается от головной боли. И только Уильям, верный, преданный Уильям, время от времени заходит к ней, чтобы подкрепить ее гаснущие силы кисточкой винограда.
– Бедняжка, как мне ее жаль! Лежит, наверное, одна-одинешенька и размышляет о супружеской несовместимости.
– Леди Сент-Колам не забивает себе голову подобной ерундой, она очень уравновешенная особа.
– Что же заставило эту уравновешенную особу надеть мужские брюки и отправиться на большую дорогу?
– Гнев. Гнев и недовольство.
– Чем же она была недовольна?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66