Только резкий свист, время от времени раздававшийся в снастях, да рябь, внезапно пробегавшая по черной поверхности моря, говорили о том, что где-то вдали, в нескольких милях отсюда, гуляет на просторе ветер. "Ла Муэтт" стояла на якоре у входа в укромную бухту. Рядом, у самого борта, так близко, что можно было докинуть камень, вздымались высокие скалы, смутные и неясные в сгустившейся темноте. К месту стоянки корабль постарался подойти как можно тише – ни шума голосов, ни звука команд не доносилось с борта и даже якорная цепь, скользя по обитому мягкой тканью клюзу, звякала приглушенно и таинственно. Чайки, сотнями гнездившиеся на скалах, забеспокоились было при появлении корабля. Их встревоженные голоса звонко отдавались среди камней, далеко разносясь над водой. Но, поняв, что люди не собираются на них нападать, они быстро угомонились, и в бухте снова наступила тишина. Дона стояла на палубе и вглядывалась в берег. Молчание, царившее вокруг, казалось ей загадочным и зловещим. Ей чудилось, что они, сами того не подозревая, попали в заколдованное царство и чайки, потревоженные их появлением, – вовсе не чайки, а часовые, охраняющие покой здешних обитателей. И хотя места эти были ей знакомы – ее поместье находилось всего в нескольких милях отсюда, – она чувствовала себя неуверенно и неуютно. Она знала, что приплыла сюда с недоброй целью и даже жители Фой-Хэвена, мирно спящие в своих кроватях, на сегодняшнюю ночь стали ее врагами.
Она увидела, что матросы собрались на шкафуте и стоят молча, плечом к плечу. И ее, впервые с начала их путешествия, вдруг охватили раскаяние и нелепый, примитивный женский страх. Как она могла – она, Дона Сент-Колам, жена добропорядочного английского землевладельца, – связаться с шайкой бретонцев, известных как самые отчаянные и опасные разбойники на побережье, да вдобавок еще, повинуясь минутному порыву, влюбиться без памяти в их главаря, о котором она ровным счетом ничего не знала. Нет, что ни говори, а поведение ее в высшей степени неразумно. Ведь операция может в любой момент провалиться, их всех могут схватить: и капитана, и команду, и ее, Дону, – схватить и с позором отвести в суд, где ее сразу же узнают, а узнав, непременно пошлют за Гарри. Ей представилось, как слух о ее позоре с быстротой молнии разносится по городам и весям, обрастая все новыми и новыми подробностями и вызывая повсюду презрение и негодование. Приятели Гарри будут, похохатывая, пересказывать их друг другу; Гарри не останется ничего иного, как застрелиться; детей отдадут в приют, и они навсегда забудут преступную мать, сбежавшую с французским пиратом, словно какая-нибудь кухарка со своим ухажером-конюхом. Мысли, одна мрачней другой, проносились в ее голове. Она смотрела на застывших на палубе матросов и представляла Нэврон, детей, спокойную, размеренную жизнь, которую они вели, свою уютную спальню и тихий, красивый сад… Она подняла глаза и увидела, что рядом с ней стоит француз. "Господи, – пронеслось в ее голове, – а что, если он догадался, о чем я думала?"
– Идемте вниз, – спокойно проговорил он, и она, внезапно оробев, словно ученик, ожидающий нагоняя от учителя, побрела за ним, лихорадочно соображая, что бы ему сказать, если он начнет бранить ее за трусость.
В каюте было темно, тусклый свет двух свечей почти не разгонял мрак. Он присел на край стола, она остановилась перед ним, заложив руки за спину.
– Итак, – сказал он, – вы вспомнили о том, что вы Дона Сент-Колам?
– Да, – пробормотала она.
– И вам захотелось обратно в Нэврон? Вы пожалели, что попали на "Ла Муэтт"?
Она промолчала. Первая половина фразы, в общем, соответствовала действительности, но со второй она никак не могла согласиться. Наступила тишина. "Неужели все влюбленные женщины мучаются так же, как я? – думала Дона. – Неужели все они разрываются между страстным желанием махнуть рукой на приличия и сдержанность и первой признаться во всем и не менее сильной потребностью затаить свою любовь, остаться холодной, гордой и неприступной?"
Ах, если бы она могла быть просто его приятелем, одним из его матросов, который, беспечно насвистывая и засунув руки в карманы, обсуждает со своим капитаном детали предстоящей операции! Если бы он сам был другим – чужим, равнодушным, неинтересным ей человеком, а не тем единственным, который только и был ей нужен!
Неожиданно она почувствовала досаду: как же так – она, всегда смеявшаяся над влюбленными, презиравшая нежные чувства, за какую-то пару недель растеряла все свои принципы, все свое достоинство и самообладание!
Француз тем временем встал, открыл стенной шкафчик и достал бутылку вина и два бокала.
– Никогда не следует пускаться в рискованное предприятие на трезвую голову и пустой желудок, в особенности если ты новичок, – проговорил он, наливая вино в один из бокалов и протягивая ей. – Я выпью потом, – добавил он, – когда все будет позади.
Дона только сейчас заметила, что на буфете стоит поднос, накрытый салфеткой. Француз перенес его на стол. Под салфеткой оказалось холодное мясо, хлеб и кусок сыра.
– Это вам, – сказал он, – угощайтесь. Только, пожалуйста, побыстрей, времени у нас осталось мало.
И отвернулся, углубившись в карты, разложенные на боковом столике. Дона принялась за еду. Мысли, нахлынувшие на нее несколько минут назад на палубе, казались ей теперь трусливыми и недостойными, а расправившись с мясом и бутербродом и запив их бокалом вина, она окончательно убедилась, что страхи ее вызваны всего лишь голодом и озябшими ногами, о чем он с присущей ему проницательностью сразу же догадался.
Она отодвинулась от стола. Он поднял голову и улыбнулся, и она улыбнулась в ответ, слегка покраснев, как провинившийся ребенок.
– Ну что, – спросил он, – уже лучше?
– Да, – ответила она. – Но как вы узнали?..
– Капитан должен знать все, что касается его команды, – ответил он. – – Нельзя требовать, чтобы юнга сразу стал таким же отважным пиратом, как бывалые моряки. Ну а теперь перейдем к делу.
Он положил перед ней карту, которую только что рассматривал. Дона увидела, что это карта Фой-Хэвена.
– Вот здесь, – показал он, – прямо напротив города, в самом глубоком месте, находится главная стоянка. Корабли Рэшли обычно стоят чуть дальше в устье реки, рядом с бакеном. – И он ткнул пальцем в красный крестик, отмечавший положение бакена. – Часть команды я планирую оставить на борту "Ла Муэтт", – продолжал он. – Вы тоже можете остаться, если хотите.
– Нет, – ответила она, – четверть часа назад я, наверное, согласилась бы. А сейчас – нет, ни за что.
– Вы уверены?
– Абсолютно.
Он посмотрел на нее – лицо его было едва различимо в тусклом мерцании свечей, – и она вдруг почувствовала себя спокойно и уверенно, все тревоги отодвинулись куда-то далеко, и стало совершенно безразлично, поймают их или не поймают, отведут в суд или вздернут на самом высоком дереве в парке Годолфина.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66
Она увидела, что матросы собрались на шкафуте и стоят молча, плечом к плечу. И ее, впервые с начала их путешествия, вдруг охватили раскаяние и нелепый, примитивный женский страх. Как она могла – она, Дона Сент-Колам, жена добропорядочного английского землевладельца, – связаться с шайкой бретонцев, известных как самые отчаянные и опасные разбойники на побережье, да вдобавок еще, повинуясь минутному порыву, влюбиться без памяти в их главаря, о котором она ровным счетом ничего не знала. Нет, что ни говори, а поведение ее в высшей степени неразумно. Ведь операция может в любой момент провалиться, их всех могут схватить: и капитана, и команду, и ее, Дону, – схватить и с позором отвести в суд, где ее сразу же узнают, а узнав, непременно пошлют за Гарри. Ей представилось, как слух о ее позоре с быстротой молнии разносится по городам и весям, обрастая все новыми и новыми подробностями и вызывая повсюду презрение и негодование. Приятели Гарри будут, похохатывая, пересказывать их друг другу; Гарри не останется ничего иного, как застрелиться; детей отдадут в приют, и они навсегда забудут преступную мать, сбежавшую с французским пиратом, словно какая-нибудь кухарка со своим ухажером-конюхом. Мысли, одна мрачней другой, проносились в ее голове. Она смотрела на застывших на палубе матросов и представляла Нэврон, детей, спокойную, размеренную жизнь, которую они вели, свою уютную спальню и тихий, красивый сад… Она подняла глаза и увидела, что рядом с ней стоит француз. "Господи, – пронеслось в ее голове, – а что, если он догадался, о чем я думала?"
– Идемте вниз, – спокойно проговорил он, и она, внезапно оробев, словно ученик, ожидающий нагоняя от учителя, побрела за ним, лихорадочно соображая, что бы ему сказать, если он начнет бранить ее за трусость.
В каюте было темно, тусклый свет двух свечей почти не разгонял мрак. Он присел на край стола, она остановилась перед ним, заложив руки за спину.
– Итак, – сказал он, – вы вспомнили о том, что вы Дона Сент-Колам?
– Да, – пробормотала она.
– И вам захотелось обратно в Нэврон? Вы пожалели, что попали на "Ла Муэтт"?
Она промолчала. Первая половина фразы, в общем, соответствовала действительности, но со второй она никак не могла согласиться. Наступила тишина. "Неужели все влюбленные женщины мучаются так же, как я? – думала Дона. – Неужели все они разрываются между страстным желанием махнуть рукой на приличия и сдержанность и первой признаться во всем и не менее сильной потребностью затаить свою любовь, остаться холодной, гордой и неприступной?"
Ах, если бы она могла быть просто его приятелем, одним из его матросов, который, беспечно насвистывая и засунув руки в карманы, обсуждает со своим капитаном детали предстоящей операции! Если бы он сам был другим – чужим, равнодушным, неинтересным ей человеком, а не тем единственным, который только и был ей нужен!
Неожиданно она почувствовала досаду: как же так – она, всегда смеявшаяся над влюбленными, презиравшая нежные чувства, за какую-то пару недель растеряла все свои принципы, все свое достоинство и самообладание!
Француз тем временем встал, открыл стенной шкафчик и достал бутылку вина и два бокала.
– Никогда не следует пускаться в рискованное предприятие на трезвую голову и пустой желудок, в особенности если ты новичок, – проговорил он, наливая вино в один из бокалов и протягивая ей. – Я выпью потом, – добавил он, – когда все будет позади.
Дона только сейчас заметила, что на буфете стоит поднос, накрытый салфеткой. Француз перенес его на стол. Под салфеткой оказалось холодное мясо, хлеб и кусок сыра.
– Это вам, – сказал он, – угощайтесь. Только, пожалуйста, побыстрей, времени у нас осталось мало.
И отвернулся, углубившись в карты, разложенные на боковом столике. Дона принялась за еду. Мысли, нахлынувшие на нее несколько минут назад на палубе, казались ей теперь трусливыми и недостойными, а расправившись с мясом и бутербродом и запив их бокалом вина, она окончательно убедилась, что страхи ее вызваны всего лишь голодом и озябшими ногами, о чем он с присущей ему проницательностью сразу же догадался.
Она отодвинулась от стола. Он поднял голову и улыбнулся, и она улыбнулась в ответ, слегка покраснев, как провинившийся ребенок.
– Ну что, – спросил он, – уже лучше?
– Да, – ответила она. – Но как вы узнали?..
– Капитан должен знать все, что касается его команды, – ответил он. – – Нельзя требовать, чтобы юнга сразу стал таким же отважным пиратом, как бывалые моряки. Ну а теперь перейдем к делу.
Он положил перед ней карту, которую только что рассматривал. Дона увидела, что это карта Фой-Хэвена.
– Вот здесь, – показал он, – прямо напротив города, в самом глубоком месте, находится главная стоянка. Корабли Рэшли обычно стоят чуть дальше в устье реки, рядом с бакеном. – И он ткнул пальцем в красный крестик, отмечавший положение бакена. – Часть команды я планирую оставить на борту "Ла Муэтт", – продолжал он. – Вы тоже можете остаться, если хотите.
– Нет, – ответила она, – четверть часа назад я, наверное, согласилась бы. А сейчас – нет, ни за что.
– Вы уверены?
– Абсолютно.
Он посмотрел на нее – лицо его было едва различимо в тусклом мерцании свечей, – и она вдруг почувствовала себя спокойно и уверенно, все тревоги отодвинулись куда-то далеко, и стало совершенно безразлично, поймают их или не поймают, отведут в суд или вздернут на самом высоком дереве в парке Годолфина.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66