.. Пиче тоже там держать деньги, нас морить голодом...
— Только этого и не хватало,— воскликнула Потешница в порыве праведного гнева,— чтоб эти скареды прятали деньги в банковских сундуках!
— Вот то-то и оно, чтоб вы знали!..— заметила Деметрия, снова давая грудь раскричавшемуся младенцу.— Да замолчи ты, ненасытная!
— Гляди-ка!.. Так она из тебя все соки высосет, в чем душа будет держаться... А вы, сенья Бенина, как вы думаете?
— Я? О чем?
— Держат они деньги в банке или нет?
— А мне-то что? Пусть себе едят свой хлеб.
— Да наш хлеб они едят, каш, и еще — ха-ха! — с куском ветчины.
— Замолчите, сказано вам! — прикрикнул на старух безногий продавец «Католической недели».— Пришли просить, так просите, но чтоб все было пристойно.
— Молчим, голубчик, молчим. Подумать только!.. Что твой Виктор Мануэль, который взял в плен папу! *
— Молчать, я сказал, помните о боге!
— О боге-то я помню, да вот церковь меня не подкармливает, как тебя, и я подружилась с голодом, мне только и остается, что глядеть, как вы утробу набиваете, как вам из богатых домов таскают в бумажных кульках всякую снедь. Но мы вам не завидуем, так и знай, Элисео, мы рады своей бедности, рады, что околеем с голодухи, зато мы попадем прямехонько на небо, а вот ты...
— Что — я?
— Ну как же!.. Ты ж богат, Элисео, богат, не отпирайся... С этой газетой да с тем, что тебе дают дон Сенен и сеньор священник... Ясное дело: своя рука к себе... Я не ропщу, сохрани господь. Да будет благословенна наша святая нищета... Подай тебе господь вдвое. Я так говорю, потому что помню твое добро, Элисео. Когда меня сбила карета на улице Луна, а случилось это в тот день, когда хоронили Соррилью 2... Так вот, я полтора месяца пролежала в больнице, а как вышла, одна-одинешенька и без гроша, это ты мне сказал: «Сенья Флора, а почему бы вам не пойти
1 Имеется в виду Виктор Эммануил II (1820—1878), первый король Италии. В 1870 г. папские владения по плебисциту вошли в объединенную Италию. В 1871-м были подписаны соглашения, регулирующие светскую и папскую власть, но папа Пий IX отказался от них и объявил себя ватиканским узником.
2 Сорриль я-и-Мораль Хосе (1817—1893) — испанский поэт романтического направления, прославился как автор пьесы в стихах «Дон Хуан Тенорио» (1849).
просить у храма, укрываясь от непогоды под сенью святого креста? Пойдемте со мной, я покажу вам, как можно добывать хлеб насущный, не болтаясь где попало, а в компании честных бедняков». Вот что ты мне сказал, Элисео, а я заплакала и пошла с тобой. И теперь я здесь только потому, что ты тогда обошелся со мной как человек честный и благородный. Знай, что я каждый божий день молю за тебя господа и прошу его умножить твое богатство, чтобы ты продавал кучу «Недель» и чтоб тебе носили жирную похлебку из кафе и из графских домов, чтоб ты и сам был сыт и кормил бы досыта свою толстомясую жену. Неважно, что Кресенсия и я и этот бедняга Альмудена разговляемся в полдень сухой горбушкой, которой впору мостить благословенные улицы этого города. И еще молю бога, чтоб тебе перепало и на глоток водки. Ведь ты без нее жить не можешь, а вот я отдала бы богу душу, если б выпила хоть стаканчик... И пусть оба твои сына выйдут в герцоги! Один из них у тебя подручный токаря и приносит по шесть реалов 1 каждую неделю; другой служит официантом в таверне в Мальдонадасе, а там шлюхи, извини за выражение, на чаевые не скупятся... Храни господь твоих сыновей, и пусть жена каждый год приносит тебе еще по ребенку; чтоб мне увидеть тебя разодетым в бархат и с новой деревяшкой из гуайако 2, а твою ведьму — в шляпе с перьями. Я благодарна богу: столько голодала, что совсем и забыла о еде, и на тебя, милый мой Элисео, сердца не держу, пусть у тебя будет все, чего не хватает мне, ешь, пей и напивайся; пусть у тебя будет дом с балконами и ночными столиками и железными кроватями с горами подушек, с чистыми, как у самого короля, простынями; пусть сыновья твои ходят, в новых беретах и альпаргатах на кожаной подошве, а дочка щеголяет по воскресеньям в розовой косынке и лакированных туфлях; пусть у тебя будет хорошая жаровня, мохнатый ковер у кровати, и кухня с керосиновой плитой и бумажными кружевами на полках, и картинки с изображением Каньянского Спасителя и святой Варвары, и полный комод белья, и ширмы с цветочками, и даже швейная машинка, хоть ты шить на ней и не будешь, но сможешь класть на нее пачки «Недель»; пусть будет у тебя много друзей и добрых соседей и побольше богатых домов, чьи хозяева, увидев, какой ты несчастный калека, давали бы
1 Реал — монета, равная четверти песеты (двадцать пять сентимо).
2 Гуайако — южноамериканское тропическое дерево с крепкой смолистой древесиной.
тебе сахарные крошки, спитой кофе «мокко» и рисовые севки; пусть будут благосклонны к тебе дамы из «Христианских бесед», чтоб они вносили за тебя квартирную плату или налог с дома и жертвовали бы кружевное белье для твоей жены... Дай тебе бог всего этого и много чего другого...
Внезапно из двери, ведущей в церковь, вышла сенья Касиана — разом смолкла струившаяся нескончаемым потоком болтовня Потешницы, и в проходе воцарилась тревожная тишина.
— Сейчас пойдут с главной мессы,— объявила Касиана, затем, остановившись перед говорливой товаркой, обрушилась на нее всей силой своей деспотической власти: — Ну-ка, Потешница, быстренько на свое место и закрой клюв, ты в божьем храме.
Из церкви начали выходить прихожане, некоторые подавали, но не ахти как много. Редко случалось, чтобы дающий оделил всех в равной доле, а в тот день лишь отдельные подаяния от двух до пяти сентимо попадали в руки старательного Элисео или Капралыпи, какая-то малость досталась Деметрии и сенье Бенине. Остальные не получили, можно сказать, ничего; так, слепая Кресенсия пожаловалась, что у нее почин в это утро не состоялся. Пока Касиана о чем-то тихо говорила с Деметрией, Потешница отвела Кресенсию в угол у выхода во двор.
— О чем таком она говорит там с Деметрией?
— Кто знает... Мало ли какие у них дела.
— Чует мой нос, что речь идет о талонах на благотворительность, которые раздают тем, кого приглашают на завтрашние похороны, где им народу побольше требуется. А Деметрии всегда везет, потому что о ней говорит прихожанам тот священник, который служит первую мессу, дон Родригито в фиолетовых чулках, говорят, он секретарь папы.
— Ей достанется все мясо, а нам — кости.
— Ясное дело!.. Всегда так получается. Чтоб урвать кусок пожирней, нет ничего лучше, как таскать с собой двух-трех младенцев. И никто не думает о стыде, ведь такие ленивицы, как Деметрия, вешаются на мужиков, а потом из своего греха еще и доход извлекают. Сама знаешь: каждый год она приносит по сосунку, не успеет выкормить одного, у нее в утробе уже растет другой.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71
— Только этого и не хватало,— воскликнула Потешница в порыве праведного гнева,— чтоб эти скареды прятали деньги в банковских сундуках!
— Вот то-то и оно, чтоб вы знали!..— заметила Деметрия, снова давая грудь раскричавшемуся младенцу.— Да замолчи ты, ненасытная!
— Гляди-ка!.. Так она из тебя все соки высосет, в чем душа будет держаться... А вы, сенья Бенина, как вы думаете?
— Я? О чем?
— Держат они деньги в банке или нет?
— А мне-то что? Пусть себе едят свой хлеб.
— Да наш хлеб они едят, каш, и еще — ха-ха! — с куском ветчины.
— Замолчите, сказано вам! — прикрикнул на старух безногий продавец «Католической недели».— Пришли просить, так просите, но чтоб все было пристойно.
— Молчим, голубчик, молчим. Подумать только!.. Что твой Виктор Мануэль, который взял в плен папу! *
— Молчать, я сказал, помните о боге!
— О боге-то я помню, да вот церковь меня не подкармливает, как тебя, и я подружилась с голодом, мне только и остается, что глядеть, как вы утробу набиваете, как вам из богатых домов таскают в бумажных кульках всякую снедь. Но мы вам не завидуем, так и знай, Элисео, мы рады своей бедности, рады, что околеем с голодухи, зато мы попадем прямехонько на небо, а вот ты...
— Что — я?
— Ну как же!.. Ты ж богат, Элисео, богат, не отпирайся... С этой газетой да с тем, что тебе дают дон Сенен и сеньор священник... Ясное дело: своя рука к себе... Я не ропщу, сохрани господь. Да будет благословенна наша святая нищета... Подай тебе господь вдвое. Я так говорю, потому что помню твое добро, Элисео. Когда меня сбила карета на улице Луна, а случилось это в тот день, когда хоронили Соррилью 2... Так вот, я полтора месяца пролежала в больнице, а как вышла, одна-одинешенька и без гроша, это ты мне сказал: «Сенья Флора, а почему бы вам не пойти
1 Имеется в виду Виктор Эммануил II (1820—1878), первый король Италии. В 1870 г. папские владения по плебисциту вошли в объединенную Италию. В 1871-м были подписаны соглашения, регулирующие светскую и папскую власть, но папа Пий IX отказался от них и объявил себя ватиканским узником.
2 Сорриль я-и-Мораль Хосе (1817—1893) — испанский поэт романтического направления, прославился как автор пьесы в стихах «Дон Хуан Тенорио» (1849).
просить у храма, укрываясь от непогоды под сенью святого креста? Пойдемте со мной, я покажу вам, как можно добывать хлеб насущный, не болтаясь где попало, а в компании честных бедняков». Вот что ты мне сказал, Элисео, а я заплакала и пошла с тобой. И теперь я здесь только потому, что ты тогда обошелся со мной как человек честный и благородный. Знай, что я каждый божий день молю за тебя господа и прошу его умножить твое богатство, чтобы ты продавал кучу «Недель» и чтоб тебе носили жирную похлебку из кафе и из графских домов, чтоб ты и сам был сыт и кормил бы досыта свою толстомясую жену. Неважно, что Кресенсия и я и этот бедняга Альмудена разговляемся в полдень сухой горбушкой, которой впору мостить благословенные улицы этого города. И еще молю бога, чтоб тебе перепало и на глоток водки. Ведь ты без нее жить не можешь, а вот я отдала бы богу душу, если б выпила хоть стаканчик... И пусть оба твои сына выйдут в герцоги! Один из них у тебя подручный токаря и приносит по шесть реалов 1 каждую неделю; другой служит официантом в таверне в Мальдонадасе, а там шлюхи, извини за выражение, на чаевые не скупятся... Храни господь твоих сыновей, и пусть жена каждый год приносит тебе еще по ребенку; чтоб мне увидеть тебя разодетым в бархат и с новой деревяшкой из гуайако 2, а твою ведьму — в шляпе с перьями. Я благодарна богу: столько голодала, что совсем и забыла о еде, и на тебя, милый мой Элисео, сердца не держу, пусть у тебя будет все, чего не хватает мне, ешь, пей и напивайся; пусть у тебя будет дом с балконами и ночными столиками и железными кроватями с горами подушек, с чистыми, как у самого короля, простынями; пусть сыновья твои ходят, в новых беретах и альпаргатах на кожаной подошве, а дочка щеголяет по воскресеньям в розовой косынке и лакированных туфлях; пусть у тебя будет хорошая жаровня, мохнатый ковер у кровати, и кухня с керосиновой плитой и бумажными кружевами на полках, и картинки с изображением Каньянского Спасителя и святой Варвары, и полный комод белья, и ширмы с цветочками, и даже швейная машинка, хоть ты шить на ней и не будешь, но сможешь класть на нее пачки «Недель»; пусть будет у тебя много друзей и добрых соседей и побольше богатых домов, чьи хозяева, увидев, какой ты несчастный калека, давали бы
1 Реал — монета, равная четверти песеты (двадцать пять сентимо).
2 Гуайако — южноамериканское тропическое дерево с крепкой смолистой древесиной.
тебе сахарные крошки, спитой кофе «мокко» и рисовые севки; пусть будут благосклонны к тебе дамы из «Христианских бесед», чтоб они вносили за тебя квартирную плату или налог с дома и жертвовали бы кружевное белье для твоей жены... Дай тебе бог всего этого и много чего другого...
Внезапно из двери, ведущей в церковь, вышла сенья Касиана — разом смолкла струившаяся нескончаемым потоком болтовня Потешницы, и в проходе воцарилась тревожная тишина.
— Сейчас пойдут с главной мессы,— объявила Касиана, затем, остановившись перед говорливой товаркой, обрушилась на нее всей силой своей деспотической власти: — Ну-ка, Потешница, быстренько на свое место и закрой клюв, ты в божьем храме.
Из церкви начали выходить прихожане, некоторые подавали, но не ахти как много. Редко случалось, чтобы дающий оделил всех в равной доле, а в тот день лишь отдельные подаяния от двух до пяти сентимо попадали в руки старательного Элисео или Капралыпи, какая-то малость досталась Деметрии и сенье Бенине. Остальные не получили, можно сказать, ничего; так, слепая Кресенсия пожаловалась, что у нее почин в это утро не состоялся. Пока Касиана о чем-то тихо говорила с Деметрией, Потешница отвела Кресенсию в угол у выхода во двор.
— О чем таком она говорит там с Деметрией?
— Кто знает... Мало ли какие у них дела.
— Чует мой нос, что речь идет о талонах на благотворительность, которые раздают тем, кого приглашают на завтрашние похороны, где им народу побольше требуется. А Деметрии всегда везет, потому что о ней говорит прихожанам тот священник, который служит первую мессу, дон Родригито в фиолетовых чулках, говорят, он секретарь папы.
— Ей достанется все мясо, а нам — кости.
— Ясное дело!.. Всегда так получается. Чтоб урвать кусок пожирней, нет ничего лучше, как таскать с собой двух-трех младенцев. И никто не думает о стыде, ведь такие ленивицы, как Деметрия, вешаются на мужиков, а потом из своего греха еще и доход извлекают. Сама знаешь: каждый год она приносит по сосунку, не успеет выкормить одного, у нее в утробе уже растет другой.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71