— Дон Карлос не дал мне ничего, в полном смысле слова ничего. Но обещал, что с будущего месяца начнет выплачивать вам по два дуро ежемесячно.
— Ах ты обманщица, мошенница!.. Думаешь обмануть меня такими вывертами? Что ж, ладно, я не стану выходить из себя... Себе дороже обойдется, и я ничего тебе не скажу... Но я все понимаю, Нина, все. Оставляю тебя наедине с твоей совестью. Я умываю руки, пусть сам господь "бог воздаст тебе по заслугам.
— Что вы хотите этим сказать, сеньора?
— Разыгрывай теперь из себя дурочку сколько влезет. Но неужели ты не понимаешь, что я вижу тебя насквозь и никакое вранье тебе не поможет? Ну, любезная, сознавайся, не усугубляй бесчестный поступок еще и обманом.
— Да о чем вы, сеньора?
— Как видно, сильно было искушение... Расскажи все, как было, и я тебя прощу... Не хочешь сознаться? Тем хуже для тебя и для твоей совести, ведь я заставлю тебя покраснеть. Хочешь убедиться? Так вот, двадцать пять дуро, которые дал тебе для меня дон Карлос, ты отдала этому самому Фраскито Понте, чтоб он заплатил свои долги, отъедался в харчевнях, купил бы себе пару галстуков, помады и новую трость... Ну, теперь ты видишь, злодейка, что я обо всем догадываюсь и от меня ничего не утаишь? Я знаю больше твоего. Теперь тебе взбрело в голову покровительствовать этому дряхлому донжуану, и ты его любишь больше, чем меня, ухаживаешь за ним, а не за мной, его тебе жалко, а не меня, и это все за мою любовь к тебе, разрази меня гром.
И госпожа разрыдалась, а Бенина, которой уже хотелось взять розгу и высечь донью Паку, как ребенка, за такой чудовищный поклеп, увидев слезы хозяйки, смягчилась, пожалела ее. Она знала, что слезами вспышка ярости заканчивается, вернее, приступ утихает, и в этот момент лучше всего рассмеяться и обратить спор в остроумную шутку.
— Ну конечно, сеньора донья Франсиска,— проговорила она, обнимая свою госпожу.— Неужели вы думали, что, раз уж мне попался такой распрекрасный и милый женишок, я оставлю его в нужде и не дам ему на краску для усов?
— Не думай, что отделаешься от меня шуточками, врунья, подлиза этакая...— бормотала побежденная и обезоруженная донья Пака.— Уверяю тебя, мне безразлично, что ты сделала, потому что от Трухильо я все равно бы ничего не взяла... Уж лучше умереть с голоду, чем замарать руки о его деньги... Отдай их, отдай кому хочешь, неблагодарная, только оставь меня в покое, пусть я умру, забытая тобой и всем светом.
— Так скоро мы с вами не умрем,— заявила служанка, хватаясь за корзину, чтоб поскорей накормить хозяйку.
— Ну, посмотрим, что за пакость ты мне сегодня притащила... Покажи-ка корзину... Послушай, и тебе не стыдно приносить своей госпоже такие дрянные ошметки мяса?.. А что там еще? Цветная капуста... Меня уже тошнит от цветной капусты, живот пучит, третий день подряд ты меня ею пичкаешь... Впрочем, для чего мы живем в этом мире, как не затем, чтоб страдать? Давай мне поскорей эту невозможную мешанину... А яиц купила? Ты же знаешь, что, если они не самые свежие...
— Ешьте, что бог послал, и не ворчите, оговаривать хлеб насущный — только всевышнего гневить.
— Ладно, милая, делай, как знаешь. Поедим того, что ты раздобыла, и возблагодарим господа. И сама поешь, а то мне больно видеть, как ты из сил выбиваешься, хлопоча о других, а о себе забываешь, этак недолго и свалиться. Подсаживайся ко мне и расскажи, что ты сегодня делала.
И они пообедали вдвоем, усевшись за кухонный стол, когда уже начало смеркаться. Донья Пака, горестно вздыхая после каждого глотка, делилась со служанкой одолевавшими ее мыслями:
— Скажи мне, Нина, ведь в мире столько диковинного и непостижимого, а нет ли такого средства или способа... не знаю, как сказать,— колдовства, что ли, с помощью которого мы могли бы от скудости прийти к изобилию, чтобы к нам, у кого ничего нет, перешло все лишнее, скопившееся в жадных руках?
— Как вы сказали, сеньора? Чтобы в мгновение ока мы из бедных стали богатыми и в нашем доме оказалось бы полно денег и всего, что бог сотворил на благо людям?
— Да, я именно это хотела сказать. Коли бывают на свете чудеса, так почему бы и с нами не случиться чуду, разве мы его не заслужили давным-давно?
-— А кто сказал, что оно не случится, что не будет и на нашей улице праздника?— ответила Бенина, в памяти которой вдруг ясно и поразительно четко всплыло заклятье Альмудены: с его помощью можно заполучить все земные блага.
XX
Идея слепого африканца и нарисованные им образы с такой силой овладели воображением Бенины, что она чуть было не рассказала госпоже об удивительной волшбе, которой вызывают владыку подземного царства. Однако сдержалась из опасения, как бы тайный обряд, став достоянием многих, не потерял силы, и сказала только, чхо, вполне возможно, в один прекрасный день, проснувшись поутру, они обнаружат в доме несметное богатство. Лежа в постели и слыша мерное дыхание доньи Паки — их кровати стояли рядом,— Бенина думала, что вся история, рассказанная Альмуденой,— самая настоящая сказка, и только набитый дурак примет ее всерьез. И все же мысль о заклинании не давала ей уснуть, приходила в голову снова и снова, казалась заманчивой и вполне разумной — словом, чем больше старалась Бенина от нее отделаться, тем упорней и настойчивей утверждалась она в ее мозгу.
«А что я потеряю, если попробую?— говорила она себе, ворочаясь под одеялом.— Может, все это и выдумки... А вдруг?.. Разве не случалось так, что побасенки оборачивались чистой правдой?.. Нет уж, я не успокоюсь, пока не попробую сама, завтра же, как только добуду деньжонок, куплю глиняную лампу, не говоря при этом ни слова. Только тут-то и заковыка: ума не приложу, как можно сторговать товар, ни слова не говоря... Что ж, притворюсь глухонемой... Потом поищу смолистую чурку — тоже все молчком. И пусть-ка мавр научит меня как следует этой молитве, чтоб я запомнила ее слово в слово...»
Ненадолго забывшись сном, Бенина проснулась в твердой уверенности, что в соседней комнате стоят огромные
плетеные корзины, полные бриллиантов, рубинов, сапфиров и жемчуга... В комнатах еще было темно, ничего не видно, но она нисколько не сомневалась, что сокровища здесь. Взяла спички и хотела было зажечь лампу, чтобы насладиться созерцанием драгоценных камней, но, зная, что донья Пака спит очень чутко, побоялась нарушить ее сон и отложила удовольствие до рассвета... Однако вскоре пришла в себя и посмеялась в душе: «Ну не дурочка ли я!.. Рано еще дожидаться сокровищ...» На рассвете ее разбудил лай двух огромных белых собак, выскочивших из-под кровати; у входной двери зазвонил колокольчик, Бенина соскочила с кровати и в одной рубашке побежала открывать, будучи уверена, что пришел какой-нибудь адъютант или еще какой придворный длиннобородого царя, одетого в зеленую мантию.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71
— Ах ты обманщица, мошенница!.. Думаешь обмануть меня такими вывертами? Что ж, ладно, я не стану выходить из себя... Себе дороже обойдется, и я ничего тебе не скажу... Но я все понимаю, Нина, все. Оставляю тебя наедине с твоей совестью. Я умываю руки, пусть сам господь "бог воздаст тебе по заслугам.
— Что вы хотите этим сказать, сеньора?
— Разыгрывай теперь из себя дурочку сколько влезет. Но неужели ты не понимаешь, что я вижу тебя насквозь и никакое вранье тебе не поможет? Ну, любезная, сознавайся, не усугубляй бесчестный поступок еще и обманом.
— Да о чем вы, сеньора?
— Как видно, сильно было искушение... Расскажи все, как было, и я тебя прощу... Не хочешь сознаться? Тем хуже для тебя и для твоей совести, ведь я заставлю тебя покраснеть. Хочешь убедиться? Так вот, двадцать пять дуро, которые дал тебе для меня дон Карлос, ты отдала этому самому Фраскито Понте, чтоб он заплатил свои долги, отъедался в харчевнях, купил бы себе пару галстуков, помады и новую трость... Ну, теперь ты видишь, злодейка, что я обо всем догадываюсь и от меня ничего не утаишь? Я знаю больше твоего. Теперь тебе взбрело в голову покровительствовать этому дряхлому донжуану, и ты его любишь больше, чем меня, ухаживаешь за ним, а не за мной, его тебе жалко, а не меня, и это все за мою любовь к тебе, разрази меня гром.
И госпожа разрыдалась, а Бенина, которой уже хотелось взять розгу и высечь донью Паку, как ребенка, за такой чудовищный поклеп, увидев слезы хозяйки, смягчилась, пожалела ее. Она знала, что слезами вспышка ярости заканчивается, вернее, приступ утихает, и в этот момент лучше всего рассмеяться и обратить спор в остроумную шутку.
— Ну конечно, сеньора донья Франсиска,— проговорила она, обнимая свою госпожу.— Неужели вы думали, что, раз уж мне попался такой распрекрасный и милый женишок, я оставлю его в нужде и не дам ему на краску для усов?
— Не думай, что отделаешься от меня шуточками, врунья, подлиза этакая...— бормотала побежденная и обезоруженная донья Пака.— Уверяю тебя, мне безразлично, что ты сделала, потому что от Трухильо я все равно бы ничего не взяла... Уж лучше умереть с голоду, чем замарать руки о его деньги... Отдай их, отдай кому хочешь, неблагодарная, только оставь меня в покое, пусть я умру, забытая тобой и всем светом.
— Так скоро мы с вами не умрем,— заявила служанка, хватаясь за корзину, чтоб поскорей накормить хозяйку.
— Ну, посмотрим, что за пакость ты мне сегодня притащила... Покажи-ка корзину... Послушай, и тебе не стыдно приносить своей госпоже такие дрянные ошметки мяса?.. А что там еще? Цветная капуста... Меня уже тошнит от цветной капусты, живот пучит, третий день подряд ты меня ею пичкаешь... Впрочем, для чего мы живем в этом мире, как не затем, чтоб страдать? Давай мне поскорей эту невозможную мешанину... А яиц купила? Ты же знаешь, что, если они не самые свежие...
— Ешьте, что бог послал, и не ворчите, оговаривать хлеб насущный — только всевышнего гневить.
— Ладно, милая, делай, как знаешь. Поедим того, что ты раздобыла, и возблагодарим господа. И сама поешь, а то мне больно видеть, как ты из сил выбиваешься, хлопоча о других, а о себе забываешь, этак недолго и свалиться. Подсаживайся ко мне и расскажи, что ты сегодня делала.
И они пообедали вдвоем, усевшись за кухонный стол, когда уже начало смеркаться. Донья Пака, горестно вздыхая после каждого глотка, делилась со служанкой одолевавшими ее мыслями:
— Скажи мне, Нина, ведь в мире столько диковинного и непостижимого, а нет ли такого средства или способа... не знаю, как сказать,— колдовства, что ли, с помощью которого мы могли бы от скудости прийти к изобилию, чтобы к нам, у кого ничего нет, перешло все лишнее, скопившееся в жадных руках?
— Как вы сказали, сеньора? Чтобы в мгновение ока мы из бедных стали богатыми и в нашем доме оказалось бы полно денег и всего, что бог сотворил на благо людям?
— Да, я именно это хотела сказать. Коли бывают на свете чудеса, так почему бы и с нами не случиться чуду, разве мы его не заслужили давным-давно?
-— А кто сказал, что оно не случится, что не будет и на нашей улице праздника?— ответила Бенина, в памяти которой вдруг ясно и поразительно четко всплыло заклятье Альмудены: с его помощью можно заполучить все земные блага.
XX
Идея слепого африканца и нарисованные им образы с такой силой овладели воображением Бенины, что она чуть было не рассказала госпоже об удивительной волшбе, которой вызывают владыку подземного царства. Однако сдержалась из опасения, как бы тайный обряд, став достоянием многих, не потерял силы, и сказала только, чхо, вполне возможно, в один прекрасный день, проснувшись поутру, они обнаружат в доме несметное богатство. Лежа в постели и слыша мерное дыхание доньи Паки — их кровати стояли рядом,— Бенина думала, что вся история, рассказанная Альмуденой,— самая настоящая сказка, и только набитый дурак примет ее всерьез. И все же мысль о заклинании не давала ей уснуть, приходила в голову снова и снова, казалась заманчивой и вполне разумной — словом, чем больше старалась Бенина от нее отделаться, тем упорней и настойчивей утверждалась она в ее мозгу.
«А что я потеряю, если попробую?— говорила она себе, ворочаясь под одеялом.— Может, все это и выдумки... А вдруг?.. Разве не случалось так, что побасенки оборачивались чистой правдой?.. Нет уж, я не успокоюсь, пока не попробую сама, завтра же, как только добуду деньжонок, куплю глиняную лампу, не говоря при этом ни слова. Только тут-то и заковыка: ума не приложу, как можно сторговать товар, ни слова не говоря... Что ж, притворюсь глухонемой... Потом поищу смолистую чурку — тоже все молчком. И пусть-ка мавр научит меня как следует этой молитве, чтоб я запомнила ее слово в слово...»
Ненадолго забывшись сном, Бенина проснулась в твердой уверенности, что в соседней комнате стоят огромные
плетеные корзины, полные бриллиантов, рубинов, сапфиров и жемчуга... В комнатах еще было темно, ничего не видно, но она нисколько не сомневалась, что сокровища здесь. Взяла спички и хотела было зажечь лампу, чтобы насладиться созерцанием драгоценных камней, но, зная, что донья Пака спит очень чутко, побоялась нарушить ее сон и отложила удовольствие до рассвета... Однако вскоре пришла в себя и посмеялась в душе: «Ну не дурочка ли я!.. Рано еще дожидаться сокровищ...» На рассвете ее разбудил лай двух огромных белых собак, выскочивших из-под кровати; у входной двери зазвонил колокольчик, Бенина соскочила с кровати и в одной рубашке побежала открывать, будучи уверена, что пришел какой-нибудь адъютант или еще какой придворный длиннобородого царя, одетого в зеленую мантию.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71