А на самом деле – обычная рыбацкая похлебка из полуголодной деревеньки на богом забытом острове. Им даже дров жалко было, вот и стали сырую рыбу жрать. А весь мир за ними повторяет. По привычке, ведь самые крутые штуки – всегда японские. А все потому, что у японцев маленькие члены…
– Почему маленькие? – удивляется Рита. – Ну, я не знаю, может, большие, какая разница…
– Кхм-кхм… – пытается обратить на себя внимание официант.
– Ладно, Алиса, а ты что будешь? – спрашивает Сидней. – Мне, пожалуйста, персиковый сок и салат из морепродуктов.
– Понятно. А мне тогда то же самое, что и Дане, отбивную из ропана плюс еще два вот этих салатика и водочку. И еще две бутылки шампанского, день рождения все-таки…
Писатель по-прежнему нервничает. Чтобы успокоиться, начинает гладить себя по коротким отрастающим волоскам на побритой недавно наголо голове. Мягкая щетина щекочет кожу, прижатые волоски медленно распрямляются, наэлектризовывая мозг. Недавно у него появилось еще одно развлечение – трогать кончиком языка острый край сколовшегося зуба. Только вот язык постепенно стирается до крови и болит, если есть соленое.
– Даня, что с тобой? – спрашивает Сидней.
– Зуб скололся. Завтра схожу к врачу.
– А ты знаешь, что электрический стул изобрел стоматолог? – спрашивает Рита. – В дантисты идут не просто ради денег, эти люди – настоящие фанатики. Гестапо на тридцать процентов состояло из стоматологов…
За соседним столиком сидят двое мужчин. Оба как зеркальные отражения друг друга: в безразмерных свитерах с ромбами и высоким горлом. Усы, очки, бородки, опухшие от алкоголя лица.
– Аркаша… Ты гений! – торжественно объявляет один из ромбов.
– Чушь! – сердится второй. – Это ты гений!
– Ну, хорошо: и я гений, и ты гений!
– Друзья твои? – спрашивает писателя Тима.
– Смеешься, что ли! – Рита дарит писателю стервозную улыбку. – Единственные Данины друзья – это гормональные антидепрессанты! Правда, лапка?
– Лапка рельеф… – задумчиво произносит Даня, ни к кому не обращаясь.
Сидней хмурится и грозит Рите кулаком:
– Гады вы все-таки! У человека день рождения, а вы ему хамите, как последние скоты! О, а вот и наша водочка приплыла… – Он разливает водку по стопкам, одну из них протягивает Дане.
– Нет-нет! – качает головой тот. – Я не пью!
– Почему? – удивляется Сидней. – Ты же писатель! Все писатели пьют!
– Не знаю… Мне больше трезвым нравится быть, я чай пью. И к тому же у меня в последнее время печень как-то странно чешется…
– Ну, если печень чешется, значит, по крайней мере, она у тебя еще есть, – философски замечает Рита.
– Золотые слова! – радуется Сидней, сдирая фольгу с бутылки из-под шампанского.
Пробка выстреливает в потолок.
– Ну что, пумс-пумс, кролики! – Сидней поднимает свою стопку.
– Пумс-пумс! – подхватывает Никитин.
– Я, наверное, тоже буду, – неуверенно говорит писатель, – все-таки день рождения…
– Конечно, будешь! Ничего с твоей печенью не случится: почешется и перестанет.
– Давайте-ка, друзья мои, за Данюшу! Кстати, Даня, у нас с Алисой для тебя подарок! Детка, доставай!
Вера открывает рюкзак и вынимает из него игрушечную поролоновую крысу: ту самую, что лежала распотрошенной на столе у писателя дома. Только теперь крыса как новая – толстая и самодовольная.
– Батукада! Она ожила!
– Ахххаах! – смеется Сидней. – Это только начало, старик! Сегодняшней ночью сбудутся все твои мечты! И наши заодно! – он обнимает Веру. – Правда, детка?
– Ожила? – переспрашивает Рита. – А она что, умирала?
– Точно! Данины враги ее разрезали и выпотрошили. А мы с Алисой ее оживили.
– Даня, дай мне ее на секунду, пожалуйста, – Рита берет Батукаду из рук писателя, осматривает неровный шов позади крысы. – Вы чего, затолкали ей поролон назад через дырку в заднице? А потом зашили?
– Точно!
– И кто же это сделал?
– Я! – гордо восклицает Сидней. – Хорошо, а чем именно ты это сделал? Сидней устало смотрит на девушку:– Рита, какая же ты все-таки испорченная, это жуть просто! Это у вас семейное: младшая сестра твоя тоже той еще штучкой скоро будет. Она уже сейчас себя иначе как Киской не называет и с тебя во всем пример берет… Они, кстати, приедут с Анечкой через неделю, ты знаешь? Вот тогда по-настоящему повеселимся!
– Нет, серьезно, чем ты это сделал? – не унимается Рита.
– Пальцем! – Сидней поднимает вверх свой указательный палец. – Пальцем я это сделал!
– Да я верю, верю, – успокаивает его Рита. – Чего ты так разволновался… А ты, Даня, все равно постирай ее лучше на всякий случай. Сидней у нас известный ловелас… Ты посмотри на него, довольный, как удав. Как думаешь, зачем он в Россию вернулся?..
– Я, между прочим, вернулся по делу! Продавать иранские фунты.
– Иранские? – Тима и Рита переглядываются. – А вот это не они, случаем?
Сидней рассматривает купюры на свет.
– Они! Роскошные бумажки, правда? Сейчас Иран – самая лучшая страна на свете. Там чего только не делают.
– Ну еб твою мать! – расстраивается Даня, выгребая из карманов деньги. – Только почувствовал себя магнатом, и вот…
– Дань, мы правда не знали… – говорит Рита. – Прости…
– Да конечно, не знали… А кто все знать должен, я, что ли?! У меня и без вас дел по горло.
– Мультики?
– Пошла ты! Сид, а ты надолго в Россию? Может, их поменять как-то можно? Ну, я не знаю, один к десяти хотя бы…
– Один к пяти можно, я над этим сейчас работаю, Данюш. Но сюда я ненадолго. С тех пор как Рита меня бросила, я живу в самолетах: не могу находиться в одном и том же месте дольше недели. В самолетах мне все нравится: там меня кормят, там за мной ухаживают, фильмы интересные показывают, рассказывают, куда летим, как летим… Только вот зачем летим, не рассказывают. Он тяжело вздыхает, достает из кармана серебристую платформу и кидает себе в рот две таблетки.
– Это тебя в Иране научили ксанакс водкой запивать? – спрашивает писатель.
– Знаете, что я заметила? – говорит Рита, рассматривая опухшие коричневые полумесяцы под глазами Сиднея. – Чем больше город, тем лучше его обитатели разбираются в фармацевтике. И тем болезненнее они выглядят…
– Ну, и что?
– Так, просто… Вы, кстати, в курсе, что героин изобрели спустя 11 дней после аспирина, причем сделал это тот же самый ученый?
– Discovery? – понимающе кивает Сидней. – Ты, Риточка, нисколько не изменилась, все такой же телевизионный эрудит. Всегда знаешь: кто, что и когда изобрел… Вы тут все вообще жертвы масс-медиа: вон, посмотри на Никитина, он скатерть читает.
Журналист действительно с профессиональным интересом изучает газету, расстеленную на столике.
– И ничего я не жертва! – говорит он. – Я Дэну подарок нашел. Слушайте, какое здесь объявление. Земельный участок (1-2 сотки) или любое нежилое помещение 6-20 метров или гараж купит ответственная чуткая медсестра со стажем в реанимации…
– Вот это женщина!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43
– Почему маленькие? – удивляется Рита. – Ну, я не знаю, может, большие, какая разница…
– Кхм-кхм… – пытается обратить на себя внимание официант.
– Ладно, Алиса, а ты что будешь? – спрашивает Сидней. – Мне, пожалуйста, персиковый сок и салат из морепродуктов.
– Понятно. А мне тогда то же самое, что и Дане, отбивную из ропана плюс еще два вот этих салатика и водочку. И еще две бутылки шампанского, день рождения все-таки…
Писатель по-прежнему нервничает. Чтобы успокоиться, начинает гладить себя по коротким отрастающим волоскам на побритой недавно наголо голове. Мягкая щетина щекочет кожу, прижатые волоски медленно распрямляются, наэлектризовывая мозг. Недавно у него появилось еще одно развлечение – трогать кончиком языка острый край сколовшегося зуба. Только вот язык постепенно стирается до крови и болит, если есть соленое.
– Даня, что с тобой? – спрашивает Сидней.
– Зуб скололся. Завтра схожу к врачу.
– А ты знаешь, что электрический стул изобрел стоматолог? – спрашивает Рита. – В дантисты идут не просто ради денег, эти люди – настоящие фанатики. Гестапо на тридцать процентов состояло из стоматологов…
За соседним столиком сидят двое мужчин. Оба как зеркальные отражения друг друга: в безразмерных свитерах с ромбами и высоким горлом. Усы, очки, бородки, опухшие от алкоголя лица.
– Аркаша… Ты гений! – торжественно объявляет один из ромбов.
– Чушь! – сердится второй. – Это ты гений!
– Ну, хорошо: и я гений, и ты гений!
– Друзья твои? – спрашивает писателя Тима.
– Смеешься, что ли! – Рита дарит писателю стервозную улыбку. – Единственные Данины друзья – это гормональные антидепрессанты! Правда, лапка?
– Лапка рельеф… – задумчиво произносит Даня, ни к кому не обращаясь.
Сидней хмурится и грозит Рите кулаком:
– Гады вы все-таки! У человека день рождения, а вы ему хамите, как последние скоты! О, а вот и наша водочка приплыла… – Он разливает водку по стопкам, одну из них протягивает Дане.
– Нет-нет! – качает головой тот. – Я не пью!
– Почему? – удивляется Сидней. – Ты же писатель! Все писатели пьют!
– Не знаю… Мне больше трезвым нравится быть, я чай пью. И к тому же у меня в последнее время печень как-то странно чешется…
– Ну, если печень чешется, значит, по крайней мере, она у тебя еще есть, – философски замечает Рита.
– Золотые слова! – радуется Сидней, сдирая фольгу с бутылки из-под шампанского.
Пробка выстреливает в потолок.
– Ну что, пумс-пумс, кролики! – Сидней поднимает свою стопку.
– Пумс-пумс! – подхватывает Никитин.
– Я, наверное, тоже буду, – неуверенно говорит писатель, – все-таки день рождения…
– Конечно, будешь! Ничего с твоей печенью не случится: почешется и перестанет.
– Давайте-ка, друзья мои, за Данюшу! Кстати, Даня, у нас с Алисой для тебя подарок! Детка, доставай!
Вера открывает рюкзак и вынимает из него игрушечную поролоновую крысу: ту самую, что лежала распотрошенной на столе у писателя дома. Только теперь крыса как новая – толстая и самодовольная.
– Батукада! Она ожила!
– Ахххаах! – смеется Сидней. – Это только начало, старик! Сегодняшней ночью сбудутся все твои мечты! И наши заодно! – он обнимает Веру. – Правда, детка?
– Ожила? – переспрашивает Рита. – А она что, умирала?
– Точно! Данины враги ее разрезали и выпотрошили. А мы с Алисой ее оживили.
– Даня, дай мне ее на секунду, пожалуйста, – Рита берет Батукаду из рук писателя, осматривает неровный шов позади крысы. – Вы чего, затолкали ей поролон назад через дырку в заднице? А потом зашили?
– Точно!
– И кто же это сделал?
– Я! – гордо восклицает Сидней. – Хорошо, а чем именно ты это сделал? Сидней устало смотрит на девушку:– Рита, какая же ты все-таки испорченная, это жуть просто! Это у вас семейное: младшая сестра твоя тоже той еще штучкой скоро будет. Она уже сейчас себя иначе как Киской не называет и с тебя во всем пример берет… Они, кстати, приедут с Анечкой через неделю, ты знаешь? Вот тогда по-настоящему повеселимся!
– Нет, серьезно, чем ты это сделал? – не унимается Рита.
– Пальцем! – Сидней поднимает вверх свой указательный палец. – Пальцем я это сделал!
– Да я верю, верю, – успокаивает его Рита. – Чего ты так разволновался… А ты, Даня, все равно постирай ее лучше на всякий случай. Сидней у нас известный ловелас… Ты посмотри на него, довольный, как удав. Как думаешь, зачем он в Россию вернулся?..
– Я, между прочим, вернулся по делу! Продавать иранские фунты.
– Иранские? – Тима и Рита переглядываются. – А вот это не они, случаем?
Сидней рассматривает купюры на свет.
– Они! Роскошные бумажки, правда? Сейчас Иран – самая лучшая страна на свете. Там чего только не делают.
– Ну еб твою мать! – расстраивается Даня, выгребая из карманов деньги. – Только почувствовал себя магнатом, и вот…
– Дань, мы правда не знали… – говорит Рита. – Прости…
– Да конечно, не знали… А кто все знать должен, я, что ли?! У меня и без вас дел по горло.
– Мультики?
– Пошла ты! Сид, а ты надолго в Россию? Может, их поменять как-то можно? Ну, я не знаю, один к десяти хотя бы…
– Один к пяти можно, я над этим сейчас работаю, Данюш. Но сюда я ненадолго. С тех пор как Рита меня бросила, я живу в самолетах: не могу находиться в одном и том же месте дольше недели. В самолетах мне все нравится: там меня кормят, там за мной ухаживают, фильмы интересные показывают, рассказывают, куда летим, как летим… Только вот зачем летим, не рассказывают. Он тяжело вздыхает, достает из кармана серебристую платформу и кидает себе в рот две таблетки.
– Это тебя в Иране научили ксанакс водкой запивать? – спрашивает писатель.
– Знаете, что я заметила? – говорит Рита, рассматривая опухшие коричневые полумесяцы под глазами Сиднея. – Чем больше город, тем лучше его обитатели разбираются в фармацевтике. И тем болезненнее они выглядят…
– Ну, и что?
– Так, просто… Вы, кстати, в курсе, что героин изобрели спустя 11 дней после аспирина, причем сделал это тот же самый ученый?
– Discovery? – понимающе кивает Сидней. – Ты, Риточка, нисколько не изменилась, все такой же телевизионный эрудит. Всегда знаешь: кто, что и когда изобрел… Вы тут все вообще жертвы масс-медиа: вон, посмотри на Никитина, он скатерть читает.
Журналист действительно с профессиональным интересом изучает газету, расстеленную на столике.
– И ничего я не жертва! – говорит он. – Я Дэну подарок нашел. Слушайте, какое здесь объявление. Земельный участок (1-2 сотки) или любое нежилое помещение 6-20 метров или гараж купит ответственная чуткая медсестра со стажем в реанимации…
– Вот это женщина!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43