Пройдет ли с белых яблонь дым, плывет ли над избушкой несказанный свет, букет не увядает, его соцветье стойко. Какое диво горьковатый запах колеров, составленных в больших тазах. Как ярко и светло пахучи эмалевые краски. В скипидаре бесшумно исчезает канифоль, даруя мастеру чудесный лак, он бронзовеет нежно, как сосны на зорях. А вот тягучий и дешевый клей. От гуммиарабика так тянет канцелярщиной, а этот клей необходим не крючкотвору, а умельцу в рубахе распояской, у ног опилки, стружки… Все обонянию приятно, не все приятно осязанию. Я с детства недоволен глицерином – щиплет цыпки, их дарит нам возня со снегом на дворе, притом без рукавиц. Но здесь сиропчик-спирт назначен примесью в тестообразной массе, необходимой куклам – нет, не тряпичным, а тем, что называют «неломачими». И яблони в дыму, и несказанный свет, и топот пьяных мужичков есть русский дух. Но Русью пахнет лишь тогда, когда играет, как весенние ручьи в овраге, вся духовитость, вся духмянность кустарной выделки игрушек.
Игрушки – вздор? Оставьте нигилизм молокососам! Не пустяки дарил ребяткам преподобный Сергий. Не встрепенешь ты вздором-пустяками пышную жилицу сказок. А ведь жар-птица, встрепенувшись, вещает чудным, чистым голосом: «Мы рождены, чтоб сказку сделать былью».
И вот в посаде, у лавры, у монастырских стен и колоколен крепло царство, государство. Из липы, из бруска явился великоросс-крестьянин: осанка величавая, серьезно-вдумчив, идет ли за сохой, сидит ли с балалайкой. Его грудастая, бедрастая хозяйка в разных платьях, и все, как на подбор, не хуже королевиных. Солдаты-ухари, пусть им в базарный день цена-то гривенник за роту, но амуниция с амбицией на месте. Они нам дальние границы сберегут, покамест барышни, все в сарафанах, подблюдно хороводятся, а заодно любовь солдатов берегут. И в воздух чего-нибудь подбросят, увидав, что «турки падают, как чурки». (Да-да, говорили «чурки», а вы-то нонеча лишь попугаи.) Теперь сюда. О, здравствуйте, лошадки. Вот конь бегущий – изогнутая круто шея, копытами легко касается травы, наверное, затем, чтоб не было потравы. А вот парадный выезд, кучер в три обхвата. И чудо-тройки словно бы в полете. Ты, сивка-бурка, встань передо мной. А за рекою кузнецы куют чего-то там железного. По деревянной наковальне лупят деревянным молотом, но дух, конечно, молод. Куда бредет Баба Яга? Наверное, к лукоморью, к дубу. И всюду, всюду жизнь. Курочки-несушки, стоя полукругом, клювиками тюкают. Медведь, скрипя ногой-протезом, передает свободу жеста, взмахивая лапой. Пильщики разделывают бревна, двуручная пила то плавно вверх, то плавно вниз. Но вот пора и вечерять. Есть трехвершковый золоченый самовар. Есть и посуда. И деревянная, и жестяная, матрешки день и ночь играют в дочки-матери. Не прочь матрешечки отужинать и с пахарем, и с кузнецом, солдатиком иль с кучером, а Змей Горыныч их пугает. А этот? Ну, дылда, ну, усач! И зенки выпучил, штаны с лампасами. Генерал, но глиняный. Ага, да это же колосс на глиняных ногах. Ой-ой, пусть остается в коробе плашмя, пусть дремлет богатырь, не то, дрова ломая, подломит ноги. Пусть дремлет, уж свечерело. На полках и в ларях, и в закутах, в корзинах расположились на ночлег все фигуранты. Чу! Мышья беготня? Игрушкины шу-шу, шу-шу. Бедняжки знать не знают, что в Сергиев Посад приехал из Москвы товарищ Кусаков.
* * *
Отнюдь не фининспектор, хотя портфель огромен. И не статистик с кипой бланков, учитывающих состоянье промыслов в посаде. Но он и не статист. Берите много выше. Товарищ Кусаков уполномочен Комитетом по Игрушке, куратор Крупская, Надежда Константиновна.
Когда-то в Петербурге вконец изголодавшийся ребенок был у Христа на елке, его там нежили и целовали ангелы, так Достоевский угадывал клиническую смерть. Крупская бывала у детдомовцев на елке, пока большевики не отменили Рождество Христово. Бывала и без елки. Средь мальчиков и девочек, совсем не холеных, ее не видел я, а вот княжна Мещерская… Десятилетия спустя, в весьма почтенном возрасте, она жила на Поварской, в подвале, в бывшей дворницкой. А подчердачно жили Белла с Борей. Излишне объявлять фамильные прозванья – Ахмадулина, поэт, и Мессерер, художник. Белла почтительно и ласково дружила с Екатериной Александровной… Давным-давно она в семье своей родной нисколько не казалась девочкой чужой, однако, в силу жутких обстоятельств, тогда почти обыденных, попала в детский дом, там Катенька видала Крупскую… (Надежда Константиновна была женою Ленина-Ульянова.) И мальчикам, и девочкам она внушала: игра для всех буржуев и помещиков не что иное, как развлечение, и только; Штенгаль и Лоурс, ученые лакеи, создали для них теорию праздных развлечений. Вам, детям рабочих и крестьян, внушала Надежда Константиновна, желая всем добра, вам, дети, игры и игрушки должны определять и навыки, и смысл дальнейшей жизни, где владыкой мира труд. Трудом вот созданы и сами по себе игрушки, трудом рабочих и крестьян, поэтому ломать нельзя, вообще не надо трогать, не для того ведь совершилась революция, о которой говорили мы, большевики.
Идеи Крупской включал тов. Кусаков в нематериальные богатства, накопленные человечеством. Игрушки и игрушечников преискренне считал он частью общепартийных дел. И в этой части решал задачи воспитания. Нет, не формально, а очень истово, отметить это важно – я не пасквилянт.
Товарищ Кусаков, прыткий и напористый, напоминал игрушку, которую посадские когда-то смастерили в отместку за Цусиму: драчливого японца колотил донской казак. Напоминал тов. Кусаков, конечно, не донского казака. И колотил… точнее молотил горох. Так здесь, в посаде, воспринимался звук его речей. Не всеми, впрочем. Иным казалось, что он палит горохом из деревянных пушечек-игрушечек. Так ли, сяк ли, важнее содержание его речей. Еще важнее их продолженье в списке. Сей список не имел аналогов ни в Старом и ни в Новом Свете, а также в Антарктиде и в Австралии. Внемлите: «Список игрушек, запрещенных Комитетом по игрушке Наркомпроса РСФСР». Понятно: запрещенных. А вы-то думали, советской Родине началом картинки в букваре? Дудки! Началом ей запреты на игрушки.
Но почему? Но почему? Но почему?
Уполномоченный тов. Кусаков умело говорил с народом. Был прост, как репа или агитпроп, синоним правды. Вы говорите: «Почему?» Я вам, товарищи, отвечу: да потому, что все изделья ваши отнюдь не пособляют партии в вопросах коммунистического воспитания. Смотрите-ка, рабочий классовым чутьем угадывает это и проходит мимо, а рынок затоваривается. Что будем делать, а? Начнем с азов. Понятнее сказать, начнем мы с альфы и омеги. Пора вам опыт перенять в Москве. С солдатиков из олова фуражечки долой – буденновки, буденновки нужны. Пойдемте дальше. Московский мастер прикрепит к деревянному болванчику и звездочку, и барабанчик, и этикетку – «Юра Октябренок».
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164