Может быть, ему – как-никак бывший физик – доверят посмотреть в щелочку в заборе, ограждающем военно-морскую базу, где стоит «Мемфис»?
Однако посмотреть на «Мемфис» доверили лишь одной норвежской журналистке, которая никаких царапин, вмятин и разрушений на нем не обнаружила.
С «Курском» флот потерпел не одну, а сразу две катастрофы; вторую – информационную. Как флот не был готов к спасательным работам, так же военное ведомство в ещё меньшей мере было готово к информационной обороне, политике, тактике – все едино. А ведь уже был печальный опыт «информационной Цусимы» с «Комсомольцем»!..
Понятно стремление властей «не пугать народ» в первых сообщениях, смягчить их как только можно, заменив слово «катастрофа» на «неполадки» или вместо «упал на грунт» сказав «лег на дно». Но как можно было лепить в официальных заявлениях о том, что с экипажем установлена двусторонняя связь, что на затонувшую подлодку «подается кислород и топливо»?! Какое топливо может подаваться на атомоход? Ядерное? По шлангам? Или, может быть, соляр подавали для успешного всплытия? С этой идиотской лжи началось привычное недоверие народа к «сводкам Информбюро».
Но и это можно было бы пережить. Дальше донельзя обидный – непростительный! – скандал со списком членов экипажа «Курска». Он должен был появиться прежде всего на страницах правительственной «Российской газеты» и главного военного издания – «Красной звезды», но никак, да ещё с такой скандальной подачей – «мы купили его у одного из офицеров флота!», в иных таблоидах.
Потом специалисты информационной службы военного ведомства оправдывались: мы не хотели публиковать список моряков «Курска» до окончательного выяснения их судьбы; если бы мы дали его до завершения спасательных работ, все бы решили, что это – посмертный список и никаких надежд нет.
Жалкий лепет. Имена членов экипажа «Курска» должны были быть обнародованы сразу же, как только прозвучало название аварийного корабля. Никто бы не воспринял его как преждевременный мартиролог, если бы он был предварен хотя бы такой фразой: «Эти люди сейчас борются за живучесть своего корабля, и мы делаем все, чтобы помочь им». По крайней мере матери, чьи сыновья служат на других кораблях, не стали бы хвататься за сердце при словах «авария на подводной лодке».
Думаю, что на самом деле было так: никому из клерков не захотелось лезть к раздраженному начальству с советами «давайте, мол, опубликуем список членов экипажа». Кому хочется нарываться на окрики вроде «не лезьте не в свое дело!». А само начальство, погруженное в транс, сделать этого не догадалось. Пока «ушлые журналисты», как всегда, не нанесли опережающий удар. Только тогда в «Российскую газету» пришли официальные списки подводников со всеми их данными и даже адресами семей. А раньше – до скандала с покупкой «засекреченной информации» – сделать этого было нельзя?
И так во всем, что касалось официальных сообщений, – горькая правда мешалась со сладкой ложью, отчего тошнило всех: и тех, кто сообщал, и тех, кто слушал.
Никогда не забуду пресс-конференцию вице-президента Ильи Клебанова в Белом доме. Она была посвящена проблеме подъема «Курска». Собрались около полусотни журналистов и телерепортеров едва ли не всех аккредитованных в столице информационных агентств. А информации-то из уст председателя правительственной комиссии прозвучало 0, 0001 бита. В моем блокноте осталась единственная запись: из 500 предложенных проектов комиссия остановилась только на одном. Каком именно – секрет. Тогда зачем собирали столь представительную аудиторию? Отрывали стольких людей от более насущных дел? Стало в очередной раз обидно за себя и своих коллег.
Нет, вопросы сыпались градом, но ответы были либо совсем не на тему (попробуй переспроси потом высокого гостя), либо по-горбачевски изворотливые – «процесс пошел, но его надо углубить, держа руку на пульсе и под контролем». Клебанов разительно походил на наглого школьника, который пришел в класс, не выучив урока, зная, что ему за это ничего не будет.
Хотел бы я знать, была ли у этого чиновника возможность отказаться от назначения на пост председателя Комиссии по расследованию обстоятельств гибели «Курска»? Или он ничтоже сумняшеся взялся за совершенно неведомое ему дело только потому, что печальный выбор пал на него?
И последнее. В «Морской газете» очень точная реплика известного подводника контр-адмирала Валентина Козлова:
«Кому-то очень нужен был информационный бум тех августовских дней. И не только ради особых сенсаций. Видна здесь политическая подоплека, попытка приструнить новую власть, наступившую на хвост тем, кто фактически владеет средствами информации в стране. А заодно и побольнее задеть ВМФ с его надеждами на возрождение морской мощи и океанской стратегии».
Глава десятая
БЛЕСК И НИЩЕТА РОССИЙСКОГО ФЛОТА
Ни одна страна в мире не подвергала свой флот такому разорению и разграблению, как послесоветская Россия.
Но именно в эти немыслимо трудные и невероятно обидные для военных моряков годы, когда не выслужившие свой срок российские крейсера продавали под китайские увеселительные центры, когда из российских подводных лодок, распроданных по всей Европе, Америке и даже Австралии, делали плавучие рестораны, выставляя на потеху публике чучела в тужурках наших офицеров. Когда офицеры-подводники в это время, чтобы прокормить семьи, подрабатывали ночными сторожами и ночными таксистами, когда из нетопленых домов офицеры забирали на зиму своих жен и детей в жилые отсеки подводных лодок; даже в эти немилосердные издевательские глумливые годы флот делал свое дело, и как делал! Осваивал подледное пространство Арктики… Ракетами – из-под воды! – выводил в космос спутники, ставил мировые рекорды в точности и дальности стрельбы.
В январе был в родном Полярном. Некий капитан-лейтенант, командир тральщика, не буду называть фамилию, чтоб не взгрели его, пригласил к себе на корабль. Зачуханный, забытый начальством, шефами и богом номерной рейдовый тральщик ютился в дальнем углу гавани. И командир под стать кораблю – щупленький, невзрачный. Сидим в его каюте, пьем чай…
– А знаете, Николай Андреевич, мы сейчас тонем.
– ??!
– У меня в носовом трюме течь. Сейчас мы воду откачиваем насосами с берега, а выйдем в море – будем своими помпами качать. В док нас пятый год не ставят – платить нечем.
– Так вы и в море с течью выходите?
– Так мы ж тральцы… Если мину рыбаки выловят, кто, кроме нас, пойдет…
Я встал и обнял этого парня в обтерханной корабельной тужурке. Ну что я мог ему сказать?
Дай бог тебе, кап-лей, стать однажды главкомом!
Пишу все это, не видя строк из-за слез.
Мой письменный стол превратился в причал погибших кораблей:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81
Однако посмотреть на «Мемфис» доверили лишь одной норвежской журналистке, которая никаких царапин, вмятин и разрушений на нем не обнаружила.
С «Курском» флот потерпел не одну, а сразу две катастрофы; вторую – информационную. Как флот не был готов к спасательным работам, так же военное ведомство в ещё меньшей мере было готово к информационной обороне, политике, тактике – все едино. А ведь уже был печальный опыт «информационной Цусимы» с «Комсомольцем»!..
Понятно стремление властей «не пугать народ» в первых сообщениях, смягчить их как только можно, заменив слово «катастрофа» на «неполадки» или вместо «упал на грунт» сказав «лег на дно». Но как можно было лепить в официальных заявлениях о том, что с экипажем установлена двусторонняя связь, что на затонувшую подлодку «подается кислород и топливо»?! Какое топливо может подаваться на атомоход? Ядерное? По шлангам? Или, может быть, соляр подавали для успешного всплытия? С этой идиотской лжи началось привычное недоверие народа к «сводкам Информбюро».
Но и это можно было бы пережить. Дальше донельзя обидный – непростительный! – скандал со списком членов экипажа «Курска». Он должен был появиться прежде всего на страницах правительственной «Российской газеты» и главного военного издания – «Красной звезды», но никак, да ещё с такой скандальной подачей – «мы купили его у одного из офицеров флота!», в иных таблоидах.
Потом специалисты информационной службы военного ведомства оправдывались: мы не хотели публиковать список моряков «Курска» до окончательного выяснения их судьбы; если бы мы дали его до завершения спасательных работ, все бы решили, что это – посмертный список и никаких надежд нет.
Жалкий лепет. Имена членов экипажа «Курска» должны были быть обнародованы сразу же, как только прозвучало название аварийного корабля. Никто бы не воспринял его как преждевременный мартиролог, если бы он был предварен хотя бы такой фразой: «Эти люди сейчас борются за живучесть своего корабля, и мы делаем все, чтобы помочь им». По крайней мере матери, чьи сыновья служат на других кораблях, не стали бы хвататься за сердце при словах «авария на подводной лодке».
Думаю, что на самом деле было так: никому из клерков не захотелось лезть к раздраженному начальству с советами «давайте, мол, опубликуем список членов экипажа». Кому хочется нарываться на окрики вроде «не лезьте не в свое дело!». А само начальство, погруженное в транс, сделать этого не догадалось. Пока «ушлые журналисты», как всегда, не нанесли опережающий удар. Только тогда в «Российскую газету» пришли официальные списки подводников со всеми их данными и даже адресами семей. А раньше – до скандала с покупкой «засекреченной информации» – сделать этого было нельзя?
И так во всем, что касалось официальных сообщений, – горькая правда мешалась со сладкой ложью, отчего тошнило всех: и тех, кто сообщал, и тех, кто слушал.
Никогда не забуду пресс-конференцию вице-президента Ильи Клебанова в Белом доме. Она была посвящена проблеме подъема «Курска». Собрались около полусотни журналистов и телерепортеров едва ли не всех аккредитованных в столице информационных агентств. А информации-то из уст председателя правительственной комиссии прозвучало 0, 0001 бита. В моем блокноте осталась единственная запись: из 500 предложенных проектов комиссия остановилась только на одном. Каком именно – секрет. Тогда зачем собирали столь представительную аудиторию? Отрывали стольких людей от более насущных дел? Стало в очередной раз обидно за себя и своих коллег.
Нет, вопросы сыпались градом, но ответы были либо совсем не на тему (попробуй переспроси потом высокого гостя), либо по-горбачевски изворотливые – «процесс пошел, но его надо углубить, держа руку на пульсе и под контролем». Клебанов разительно походил на наглого школьника, который пришел в класс, не выучив урока, зная, что ему за это ничего не будет.
Хотел бы я знать, была ли у этого чиновника возможность отказаться от назначения на пост председателя Комиссии по расследованию обстоятельств гибели «Курска»? Или он ничтоже сумняшеся взялся за совершенно неведомое ему дело только потому, что печальный выбор пал на него?
И последнее. В «Морской газете» очень точная реплика известного подводника контр-адмирала Валентина Козлова:
«Кому-то очень нужен был информационный бум тех августовских дней. И не только ради особых сенсаций. Видна здесь политическая подоплека, попытка приструнить новую власть, наступившую на хвост тем, кто фактически владеет средствами информации в стране. А заодно и побольнее задеть ВМФ с его надеждами на возрождение морской мощи и океанской стратегии».
Глава десятая
БЛЕСК И НИЩЕТА РОССИЙСКОГО ФЛОТА
Ни одна страна в мире не подвергала свой флот такому разорению и разграблению, как послесоветская Россия.
Но именно в эти немыслимо трудные и невероятно обидные для военных моряков годы, когда не выслужившие свой срок российские крейсера продавали под китайские увеселительные центры, когда из российских подводных лодок, распроданных по всей Европе, Америке и даже Австралии, делали плавучие рестораны, выставляя на потеху публике чучела в тужурках наших офицеров. Когда офицеры-подводники в это время, чтобы прокормить семьи, подрабатывали ночными сторожами и ночными таксистами, когда из нетопленых домов офицеры забирали на зиму своих жен и детей в жилые отсеки подводных лодок; даже в эти немилосердные издевательские глумливые годы флот делал свое дело, и как делал! Осваивал подледное пространство Арктики… Ракетами – из-под воды! – выводил в космос спутники, ставил мировые рекорды в точности и дальности стрельбы.
В январе был в родном Полярном. Некий капитан-лейтенант, командир тральщика, не буду называть фамилию, чтоб не взгрели его, пригласил к себе на корабль. Зачуханный, забытый начальством, шефами и богом номерной рейдовый тральщик ютился в дальнем углу гавани. И командир под стать кораблю – щупленький, невзрачный. Сидим в его каюте, пьем чай…
– А знаете, Николай Андреевич, мы сейчас тонем.
– ??!
– У меня в носовом трюме течь. Сейчас мы воду откачиваем насосами с берега, а выйдем в море – будем своими помпами качать. В док нас пятый год не ставят – платить нечем.
– Так вы и в море с течью выходите?
– Так мы ж тральцы… Если мину рыбаки выловят, кто, кроме нас, пойдет…
Я встал и обнял этого парня в обтерханной корабельной тужурке. Ну что я мог ему сказать?
Дай бог тебе, кап-лей, стать однажды главкомом!
Пишу все это, не видя строк из-за слез.
Мой письменный стол превратился в причал погибших кораблей:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81