Я спешился, поклонился и спокойно стоял, ждал, что они будут делать. Разглядев в свете костра европейские черты лица и то, что на мне русский камзол, они успокоились. Какое-то время мы просто разглядывали друг друга.
– Ты кто такой? – наконец нашелся один из них, здоровый малый так экзотично одетый, что определить стиль и национальную и половую принадлежность его платья было невозможно. Такое смешение мужских и женских нарядов, востока и запада, в архитектуре называется эклектика, а в одежде просто немыслимо. Единственно, что красноречиво говорило о его казачестве, это оселедец и сдвинутая на ухо папаха.
– Сам не видишь? – ответил я, подражая южному говору. – Казак!
Добровольно назвать себя казаком в то время не пришло бы в голову никакому нормальному русскому человеку.
Чтобы не обидеть нынешних казаков, оговорюсь, что в это время казаки были совсем другим этносом, чем, скажем, в восемнадцатом и девятнадцатом веках. Кому интересно представить, что являл собой этот необузданный, смелый и бесшабашный народ, тот может прочитать статью Гоголя по истории Малороссии.
– Казак говоришь? – переспросил ряженый, почесывая за ухом обнаженным кинжалом. – А имя у тебя есть?
С именем у меня было все в порядке:
– Звать меня Тарас Бульба! – нагло заявил я.
– Не слыхал, – сказал он. – Ты из чьей ватаги?
– Из своей, – осторожно ответил я, что бы назвав какое-нибудь известное казачье имя не попасть впросак. – Товарищей растерял, один домой возвращаюсь.
– Говор у тебя вроде как не наш, – продолжил сомневаться он.
– И ты не по-нашему говоришь, – согласился я. – Сами то вы откуда будете?
– С Днепра, – вмешался в разговор человек небольшого роста с круглым лицом и редкой азиатской бородкой. – Садись, Тарас, с нами, отведай, что Бог послал.
Бог им послал большие куски свинины, варившиеся в закопченном медном котелке и мучную похлебку в котле побольше.
– А почему у тебя платье татарское? – не поддержав приглашение, продолжил цепляться любознательный эклектик, – Может ты басурманин?!
– А на тебе, почему бабий летник надет? – вопросом на вопрос ответил я. – Ты случаем не баба?
Ответ казакам понравился, и все кроме любознательного рассмеялись. Он же только хмыкнул, но ничего не ответил. Все вновь расселись вокруг костра. Похлебка пахла так аппетитно, что я решил отложить расспросы до окончания ужина, Меня продолжали рассматривать, но вопросов больше не задавали. Казаки заговорили о возвращении на Дон. Путь им предстоял неблизкий, но по этому поводу сетований не было.
То, как они общались между собой, мне понравилось. Казаки в разговорах казались людьми степенными и положительными. Никто не хвалился воинскими подвигами и разгулом. Все это как-то не вязалось с захватом деревни, убийствами и угоном жителей в рабство. Однако пока делать выводы было рано. Я скромно сидел возле костра, стараясь не привлекать к себе внимание, в разговор не лез, только отвечал на вопросы.
Когда поспела тетеря (похлебка из ржаной муки), кашевар, самый молодой из ватаги, симпатичный парень лет двадцати, снял котел с огня, положил на тряпицу соломаху (ржаное квашеное тесто), и пригласил всех к трапезе. Казаки помолились Богу, сели вокруг котла и по команде старшего, того самого любознательного человека в разномастном платье, начали по очереди черпать варево, До мяса пока дело не доходило, сначала ели тетерю. Для каши она была слишком жидкой, для бульона– густой, но, в общем-то, довольно вкусной. Я сидел вместе со всеми, как гость, участвуя в очередности совать ложку в котел сразу после главного.
Ели молча, как говорится, с чувством и толком. Вдруг кашевар насторожился, и с криком «волк!», вскочил на ноги. Остальные тоже напряглись, но присутствия духа не потеряли, не вставая, смотрели на моего Полкана, который подошел к костру и красноречиво вытянув шею, принюхивался к пище.
– Это не волк, а моя собака, – успокоил я кашевара. – Оголодала, вот и подошла на запах.
Намек был прозрачный, но его никто не понял. Это и понятно, отношение к домашним животным было совсем другим, чем в наше время, когда собаки и кошки сделались у многих людей самыми значимыми членами семьи. «Пес смердящий», не мог рассчитывать на человеческую пищу и место за столом, даже импровизированным. Мы продолжили ужин, а Полкан живым укором сидел рядом со мной. Поделиться с ним своим куском я не мог, это было бы не вежливо в отношении хозяев.
Впрочем за пса я не переживал, в переметной суме оставалось вяленое мясо, так что накормить его, чем было. Однако оказалось, что я недоучел казачьих обычаев, Когда показалось дно котла, старший, дождавшись своей очереди зачерпнуть из котла, облизал ложку и закончил трапезу. Никто ему не возразил.
– Покорми его в сторонке, а то лошади пугаются, – сказал он, вставая.
Мне такой подход понравился. И вообще оказалось, что казаки симпатичные ребята и в своем кругу ведут себя вполне адекватно. Я забрал котелки, сорвал несколько листьев лопуха и на них разложил остатки еды. Полкан церемониться не стал и жадно проглотил и кашу и куски мяса. Я дошел до ручья, вымыл посуду и вернулся к костру. Там уже готовились к ночевке, расстилали на траве попоны.
– С нами останешься или дальше побежишь, – спросил один из казаков.
– Сегодня с вами заночую, а утром посмотрю, – ответил я. – У меня тут есть дело.
Казак согласно кивнул, не приставая с расспросами. Все легли. Вечер выдался прохладным, уже подступала осень, и ночи становились все прохладнее.
– Не нравится мне здесь, – сказал кто-то из хозяев, – еще лето в разгаре, а уже холодно. То ли дело у нас на Сечи...
Я навострил уши.
– Да, у нас еще, поди, в реке купаются, – поддержал его товарищ.
– А вы что, разве не Черкасские? – назвал я главный казачий город.
– Нет, мы Запорожские казаки, – ответил, не скрывая гордости старший, – из Запорожской сечи!
– Не может быть! – воскликнул я. – Как же вы сюда-то попали?
– Так и попали, – пробурчал голос из темноты.
– Вот не думал встретить тут запорожцев!
Я лег на спину, радуясь нежданной удаче. Дело в том, что запорожцы почти принципиально отличались от всех других украинных казаков.
Начальная история Запорожской сечи во многом еще не выяснена. Самое время основания Сечи как постоянной казацкой общины, имеющей местопребывание за днепровскими порогами, не может быть определено с точностью; можно лишь сказать, что она возникла в конце XVI века. Этому предшествовал целый ряд обстоятельств и условий, содействовавших образованию особого запорожского казачества.
Решительный толчок к образованию такой общины был вызван действиями польского правительства как по отношению к южно-русским землям вообще, так и специально по отношению к казачеству.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79
– Ты кто такой? – наконец нашелся один из них, здоровый малый так экзотично одетый, что определить стиль и национальную и половую принадлежность его платья было невозможно. Такое смешение мужских и женских нарядов, востока и запада, в архитектуре называется эклектика, а в одежде просто немыслимо. Единственно, что красноречиво говорило о его казачестве, это оселедец и сдвинутая на ухо папаха.
– Сам не видишь? – ответил я, подражая южному говору. – Казак!
Добровольно назвать себя казаком в то время не пришло бы в голову никакому нормальному русскому человеку.
Чтобы не обидеть нынешних казаков, оговорюсь, что в это время казаки были совсем другим этносом, чем, скажем, в восемнадцатом и девятнадцатом веках. Кому интересно представить, что являл собой этот необузданный, смелый и бесшабашный народ, тот может прочитать статью Гоголя по истории Малороссии.
– Казак говоришь? – переспросил ряженый, почесывая за ухом обнаженным кинжалом. – А имя у тебя есть?
С именем у меня было все в порядке:
– Звать меня Тарас Бульба! – нагло заявил я.
– Не слыхал, – сказал он. – Ты из чьей ватаги?
– Из своей, – осторожно ответил я, что бы назвав какое-нибудь известное казачье имя не попасть впросак. – Товарищей растерял, один домой возвращаюсь.
– Говор у тебя вроде как не наш, – продолжил сомневаться он.
– И ты не по-нашему говоришь, – согласился я. – Сами то вы откуда будете?
– С Днепра, – вмешался в разговор человек небольшого роста с круглым лицом и редкой азиатской бородкой. – Садись, Тарас, с нами, отведай, что Бог послал.
Бог им послал большие куски свинины, варившиеся в закопченном медном котелке и мучную похлебку в котле побольше.
– А почему у тебя платье татарское? – не поддержав приглашение, продолжил цепляться любознательный эклектик, – Может ты басурманин?!
– А на тебе, почему бабий летник надет? – вопросом на вопрос ответил я. – Ты случаем не баба?
Ответ казакам понравился, и все кроме любознательного рассмеялись. Он же только хмыкнул, но ничего не ответил. Все вновь расселись вокруг костра. Похлебка пахла так аппетитно, что я решил отложить расспросы до окончания ужина, Меня продолжали рассматривать, но вопросов больше не задавали. Казаки заговорили о возвращении на Дон. Путь им предстоял неблизкий, но по этому поводу сетований не было.
То, как они общались между собой, мне понравилось. Казаки в разговорах казались людьми степенными и положительными. Никто не хвалился воинскими подвигами и разгулом. Все это как-то не вязалось с захватом деревни, убийствами и угоном жителей в рабство. Однако пока делать выводы было рано. Я скромно сидел возле костра, стараясь не привлекать к себе внимание, в разговор не лез, только отвечал на вопросы.
Когда поспела тетеря (похлебка из ржаной муки), кашевар, самый молодой из ватаги, симпатичный парень лет двадцати, снял котел с огня, положил на тряпицу соломаху (ржаное квашеное тесто), и пригласил всех к трапезе. Казаки помолились Богу, сели вокруг котла и по команде старшего, того самого любознательного человека в разномастном платье, начали по очереди черпать варево, До мяса пока дело не доходило, сначала ели тетерю. Для каши она была слишком жидкой, для бульона– густой, но, в общем-то, довольно вкусной. Я сидел вместе со всеми, как гость, участвуя в очередности совать ложку в котел сразу после главного.
Ели молча, как говорится, с чувством и толком. Вдруг кашевар насторожился, и с криком «волк!», вскочил на ноги. Остальные тоже напряглись, но присутствия духа не потеряли, не вставая, смотрели на моего Полкана, который подошел к костру и красноречиво вытянув шею, принюхивался к пище.
– Это не волк, а моя собака, – успокоил я кашевара. – Оголодала, вот и подошла на запах.
Намек был прозрачный, но его никто не понял. Это и понятно, отношение к домашним животным было совсем другим, чем в наше время, когда собаки и кошки сделались у многих людей самыми значимыми членами семьи. «Пес смердящий», не мог рассчитывать на человеческую пищу и место за столом, даже импровизированным. Мы продолжили ужин, а Полкан живым укором сидел рядом со мной. Поделиться с ним своим куском я не мог, это было бы не вежливо в отношении хозяев.
Впрочем за пса я не переживал, в переметной суме оставалось вяленое мясо, так что накормить его, чем было. Однако оказалось, что я недоучел казачьих обычаев, Когда показалось дно котла, старший, дождавшись своей очереди зачерпнуть из котла, облизал ложку и закончил трапезу. Никто ему не возразил.
– Покорми его в сторонке, а то лошади пугаются, – сказал он, вставая.
Мне такой подход понравился. И вообще оказалось, что казаки симпатичные ребята и в своем кругу ведут себя вполне адекватно. Я забрал котелки, сорвал несколько листьев лопуха и на них разложил остатки еды. Полкан церемониться не стал и жадно проглотил и кашу и куски мяса. Я дошел до ручья, вымыл посуду и вернулся к костру. Там уже готовились к ночевке, расстилали на траве попоны.
– С нами останешься или дальше побежишь, – спросил один из казаков.
– Сегодня с вами заночую, а утром посмотрю, – ответил я. – У меня тут есть дело.
Казак согласно кивнул, не приставая с расспросами. Все легли. Вечер выдался прохладным, уже подступала осень, и ночи становились все прохладнее.
– Не нравится мне здесь, – сказал кто-то из хозяев, – еще лето в разгаре, а уже холодно. То ли дело у нас на Сечи...
Я навострил уши.
– Да, у нас еще, поди, в реке купаются, – поддержал его товарищ.
– А вы что, разве не Черкасские? – назвал я главный казачий город.
– Нет, мы Запорожские казаки, – ответил, не скрывая гордости старший, – из Запорожской сечи!
– Не может быть! – воскликнул я. – Как же вы сюда-то попали?
– Так и попали, – пробурчал голос из темноты.
– Вот не думал встретить тут запорожцев!
Я лег на спину, радуясь нежданной удаче. Дело в том, что запорожцы почти принципиально отличались от всех других украинных казаков.
Начальная история Запорожской сечи во многом еще не выяснена. Самое время основания Сечи как постоянной казацкой общины, имеющей местопребывание за днепровскими порогами, не может быть определено с точностью; можно лишь сказать, что она возникла в конце XVI века. Этому предшествовал целый ряд обстоятельств и условий, содействовавших образованию особого запорожского казачества.
Решительный толчок к образованию такой общины был вызван действиями польского правительства как по отношению к южно-русским землям вообще, так и специально по отношению к казачеству.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79