– В нее не входит, например, школа Примитивистов, они не редактируют сознание и не используют нейротехнологии. Не относится к ней и Аткинс, солдат, сохраняющий неприкосновенность разума. Не относятся нептунцы – изгои и мерзавцы. И конечно, ты ничего не знаешь об этом парне, которого я встретил на экологическом представлении. Он был одет в мой костюм. Только шлем выглядел иначе.
– Кто это был?
– Я не знаю. Он же был в маскарадном костюме.
– И что за костюм у него был?
– Он был в костюме составной Композиции Воителей, конец Четвертой эры.
– Я знаю, кто это. Костюмы Композиции Воителей сделали себе представители Черной манориальной школы. Это анархисты и разрушители, художники, нарушающие устои общества. Они хотели оскорбить Ао Аоэна и представителей других нестандартных нейроформ.
– И оскорбить меня? Этот костюм – аналогия между мной и изобретшим убийство Каином, героем пьесы Байрона, да еще Композицией Воителей, которые изобрели войну заново.
Она покачала головой.
– Я не знаю, что это значит. Ни один воспитанный человек не понял бы его шутки, мы все забыли о том, что было. Наставники не должны были допустить этого.
Тут Фаэтон догадался:
– Да, если Наставники следят за мной, что, впрочем, меня нисколько не удивляет… если они следят за мной, то во время маскарада, когда определить местонахождение и идентифицировать личность невозможно, следить за кем-либо не получится. Затерявшись в толпе, я увидел то, что мне не полагалось.
– Ну что ж! Ты нашел объяснение. Значит, одной тайной меньше! – радостно воскликнула Дафна. – Теперь мы можем поговорить о чем-нибудь более приятном?
Фаэтон кивнул.
– Мне кажется, мне стерли память перед самым маскарадом. Старик-примитивист, которого я встретил, что-то говорил такое… что меня не должны были приглашать на празднования. Может быть, я согласился на амнезию исключительно ради этих праздников. Кроме того, многие люди сохранили память о моем прошлом, они хихикают, рассматривают меня и сплетничают. Этого было достаточно, чтобы я начал подозревать неладное.
– Мне показалось или мы по-прежнему обсуждаем все тот же вопрос?
– Надо найти человека, который знал бы, что я сделал. Потом подобраться к нему, предпочтительно переодетым, чтобы Наставники не заметили, и, сбив его с толку, все выяснить. Все представления должны быть отражены в художественном каталоге для оптовой продажи… Один из нас может поискать старика с сатурнианскими деревьями, а другой в это время выяснит, кто из Цереброваскулярных устраивал экологическое представление на озере Судьба.
– Дорогой, ты так говоришь, будто я буду помогать тебе в этом. Но я не собираюсь.
Фаэтон откинулся на спинку стула и молча уставился на нее.
Она пояснила:
– В этих поисках ты лишь разрушишь нашу жизнь.
– В этих поисках я найду истину.
– Истина! Нет такого понятия. Есть лишь некие сигналы у тебя в голове. Все чувства, память, любовь, ненависть, абстрактная философия, физиологические потребности – все это ничего не значит. Это просто сильные или слабые сигналы. Эти сигналы могут повторяться, записываться, подделываться. Неважно, какого мыслительного состояния, удовольствия или убежденности ты хочешь достичь, раскрыв эту загадку. Эти ощущения ты можешь испытать, составив правильную комбинацию сигналов, и тогда отличить ложные переживания от настоящих будет невозможно. Для тебя они будут так же реальны, как и все остальное. – Она показала на окружавший их сад, залитый солнцем, пронизанный ароматом роз и трав, на густую листву, жужжащих пчел, поющих жаворонков.
– Да, но это не будет правдой.
– Это всего лишь еще один сигнал, – мрачно заметила она и потянулась за своей чашкой.
– Дафна, ты на самом деле не думаешь так. Ты не стала бы жить, если бы думала так на самом деле. Ты замкнулась бы в себе и погрузилась в виртуальные видения… и никогда не выходила бы из них. Кроме того, я думаю, я смогу выяснить истину, не нарушая соглашения, которое я заключил.
Дафна со стуком опустила чашку на блюдце, так что чай выплеснулся. Однако голос ее оставался спокойным и мягким.
– Зачем это нужно? Не лучше ли удовольствоваться тем, что имеешь?
– Это было бы слишком просто. Но что с того? Я предпочел бы что-нибудь более сложное.
– Позволь с тобой не согласиться. Не так уж сложно строить из себя упрямого идиота, дорогой. Посмотри, как много их в этом мире.
Фаэтон развел руками и улыбнулся.
– Хорошо, раз уж я буду корчить из себя упрямого идиота, я думаю, это можно сделать с долей изящества и изобретательности. Может быть, у меня не так уж плохо получится. Неужели ты не понимаешь, как это важно? Не понимаешь, что я потерял существенную часть своей жизни?
Дафна постаралась подавить раздражение.
– Милый, по каким стандартам ты измеряешь важность? По временной продолжительности? Композиция Воителей правила в Восточном полушарии намного дольше, чем ты живешь на свете. Но за девяносто поколений они не создали ничего, кроме зла и боли. Я не отдала бы и секунды твоей жизни за всю их власть. Ну зачем ты тратишь время на то, что принесет лишь страдания? Дорогой, послушай меня. С тобой не произошло ничего страшного, твоя загадка не стоит того, чтобы с ней возиться. Если ты не пожелал сохранить те воспоминания, какая разница, сколько времени они охватывают? Тебе не приходило в голову, что, когда ты соглашался на изъятие памяти, ты понимал, что делаешь?
– Вообще-то именно это удивляет меня больше всего… – задумчиво сказал Фаэтон, сделав глоток.
Дафна подалась вперед. Ее зеленые глаза засияли.
– Ты, по всей видимости, предвидел сегодняшний день. И ты понимал, что сегодня будешь умирать от любопытства. Тогда ты решил, что боль, которую причиняло тебе знание, – из двух зол худшее. Неужели ты не можешь просто принять на веру, что принятое решение было правильным? Неужели не можешь принять чье-то суждение без проверки? Даже свое собственное? Ведь ты понимаешь, что, принимая решение, ты знал больше, чем сейчас!
Фаэтон чуть заметно улыбнулся.
– Позволь, я попробую разобраться в том, что ты сказала. Ты хочешь, чтобы я принял на веру тот факт, что у меня всегда хватало силы воли никогда не принимать ничего на веру. Но если я поддамся на твои уговоры, разве я не докажу тем самым обратное? И что сейчас я как раз не могу принять что-либо на веру? Тот я, который согласился на амнезию, насколько я могу судить сейчас, думал иначе.
– Ты очень красиво это сказал, – фыркнула Дафна. – Так ты легко уговоришь себя на ссылку и бесчестье.
Фаэтон не мог оторваться от огоньков, вспыхивающих в ее глазах, от ее губ, открывавшихся, чтобы сделать глубокий вдох, от трепета ее ноздрей, от румянца, играющего на щеках. Она вдруг успокоилась, опустила глаза и отвернулась.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114