Думаю, для тебя это лучше всего.
Полководец и военнопленные
Через два часа Велисарий наслаждался вином в компании с Васудевой в казармах, где были, расквартированы военнопленные кушаны. Небольшим кубком вина.
— Персы вернулись к своим привычкам. Жадные персы, — ворчал Васудева.
Командир кушанов мрачно осмотрел небольшое, тускло освещенное помещение. Вместе с пятнадцатью старшими офицерами он занимал комнату, в которой должны были бы жить шестеро.
— Много людей на малой площади, — ворчал кушан. — Один использует другого в качестве подушки, а второго — кровати. Люди воют в ужасе, когда заходят в туалеты. А уходя, лопочут, как младенцы.
Потом он добавил хмуро и печально:
— Ставки не на что делать, кроме как на крыс. Они нас сожрут, или мы их. Все кушаны ставят на крыс. Десять против одного. Никто не хочет ставить наоборот.
Потом Васудева добавил философски:
— Конечно, наши несчастья продлятся недолго. Очень скоро нас скосит чума. Хотя некоторые предлагают поставить на цингу.
Велисарий улыбнулся.
— Давай к сути, Васудева.
Кушанский командир потрепал козлиную бородку.
— Трудно, трудно, — пробормотал он. — Следует учитывать приличия. Люди думают, что мы, кушаны, неотесанные и грубые, но они ошибаются. Конечно, мы не занимаемся такими глупыми вещами, как дураки раджпуты, у которых признаком чести считается то, как ты подстрижешь бороду или снимешь кожу с фрукта. Тем не менее… — Он вздохнул. — Мы рабы. Военнопленные, которых взяли в честном бою. Мы обязаны уважать свое положение, пока нас не принижают.
Он внимательно оглядел Велисария из-под полуопущенных век.
— Может, ты понимаешь? — Римский полководец кивнул.
— Конечно. Как ты говоришь, следует соблюсти приличия. Например… — Он осушил кубок и скорчил гримасу. — Отвратительная штука! Наверное, меня испортило хорошее римское вино, которое я пил во время кампании.
Он вытер губы и продолжил:
— Например, если бы я взял вас на свою следующую кампанию в качестве рабской рабочей силы, то кампания превратилась бы неизвестно во что. Военнопленных, используемых для тяжелых работ, следует хорошо охранять. Все это знают.
Собравшиеся в комнате кушаны дружно кивнули с серьезным видом.
— Никто и не подумает делать по-другому, — согласился Васудева. — Глупо для того, кто взял в плен, оскорбительно для пленного.
— Да. Но поскольку я собираюсь предпринять кампанию из быстрых маневров — обманные шаги, скоростные марши, возвращение назад или смена порядка и все в таком роде, — будет невозможно выделить войска, которые теряли бы время, наблюдая за работой или просто охраняя недовольных хмурых рабов. Которые в любом случае очень замедлят наше продвижение вперед, потому что идут пешком. Не могу допустить, чтобы рабы ехали на лошадях! Смехотворно. Они могут убежать.
— Абсолютно неправильно, — тем же тоном сказал Васудева. — Гротескно.
Велисарий почесал подбородок.
— Трудно, трудно.
Поднял руку.
— Один момент, пожалуйста, пока я размышляю над проблемой.
Он опустил голову, словно погрузился в глубокие размышления. Послал мысленный импульс.
«Эйд?»
«Кусок пирога».
Когда Велисарий поднял голову, на его лицо вернулось обычное выражение. Увидев хитрую усмешку, кушаны улыбнулись.
Он очень внимательно посмотрел на Васудеву, а затем на других кушанских офицеров по очереди.
— Вы, возможно, слышали, что у меня есть одна небольшая способность. Видеть будущее.
Васудева фыркнул.
— Ты колдун! Все это знают. Даже ни один сосущий палец перс не станет делать ставки на это. А мы предлагали очень хорошие условия. Двенадцать против одного. — Велисарий рассмеялся.
— Рабство — интересное положение, Васудева. Оно принимает несколько форм. В прошлом отличалось от того, что имеет место сейчас. И в будущем оно станет другим. Много форм.
Он склонился вперед. Шестнадцать кушанов сделали то же самое.
— Позвольте мне рассказать вам о некоторых рабах будущего. — Он еще склонился вперед. И кушаны склонились.
— Их назовут мамелюками.
Послание и обещание
Когда Антонина открыла дверь, Кутина быстро заскочила к ней в спальню.
— Я надеялась, что вы все еще не спите, — сказала горничная. — Даже несмотря на то, что вы так рано ушли с празднования дня рождения.
Молодое лицо казалось возбужденным, даже жадным. Служанка протянула лист папируса.
— Это послание! Послание! Для вас! Они сказали: пришло сигнальной почтой — из Месопотамии!
Передавая папирус, Кутина добавила:
— Я думаю, оно от вашего мужа. Я не уверена. Я не умею читать. — Потом сказала неуверенно:
— Хотя кажется очень коротким.
Антонина прочитала послание. Увидела, что Кутина оказалась права. Это было очень короткое послание.
Но достаточное. Ее сердце судорожно забилось в груди. «На следующий год, любовь моя. На следующий год».
— Да, — прошептала она. — Я буду там. Я обещаю.
Император и его народ
На утро после празднования дня рождения император Фотий пробрался в часть дворца, отведенную под комнаты слуг.
Длинный, трудный путь.
Мрачное настроение девятилетнего мальчика частично объяснялось простой усталостью. Празднование дня рождения было напряженным, несчастливым и изматывающим. Собралась огромная толпа, ему представляли сенаторов, императрица-регентша как и всегда поглядывала на него критически и делала критические замечания. Фотий получил такое же наслаждение, какое получает овца, когда ее стригут. А то и ведут на заклание.
Однако в основном черные мысли и отвратительное настроение объяснялись Новостью.
Вчера вечером как раз перед началом мероприятия Феодора сказала ему об Этом. Точно так же, как по представлениям Фотия фермер разговаривает со своим поросенком.
— Отлично! Разве ты у меня не самый толстенький? — говорит фермер. Суть произнесенной Феодорой Новости была точно такой же.
Добравшись до места назначения, Фотий постучал в дверь. Это была единственная дверь, в которую когда-либо стучал римский император. Все остальные открывали по его приказу.
Дверь, ведущая в скромные апартаменты в части дворца, отведенной слугам, открылась. В дверном проеме стояла молодая женщина. Она была довольно красива, если не смотреть на шрамы на ее лице.
— О, вы только посмотрите! Это Фотий! — Она улыбнулась и отступила в сторону.
— Проходи, мальчик, проходи.
Войдя, Фотий почувствовал, что меланхолия проходит. У него всегда поднималось настроение, когда он заходил к Ипатии и ее мужу Юлиану. Это было единственное место в мире, где Фотий чувствовал себя самим собой. Ипатия была его нянькой с тех пор, как он только учился ходить. И хотя Юлиан стал начальником его охраны совсем недавно, Фотий знал его много лет. Юлиан входил в ближайшее окружение его отца Велисария.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140
Полководец и военнопленные
Через два часа Велисарий наслаждался вином в компании с Васудевой в казармах, где были, расквартированы военнопленные кушаны. Небольшим кубком вина.
— Персы вернулись к своим привычкам. Жадные персы, — ворчал Васудева.
Командир кушанов мрачно осмотрел небольшое, тускло освещенное помещение. Вместе с пятнадцатью старшими офицерами он занимал комнату, в которой должны были бы жить шестеро.
— Много людей на малой площади, — ворчал кушан. — Один использует другого в качестве подушки, а второго — кровати. Люди воют в ужасе, когда заходят в туалеты. А уходя, лопочут, как младенцы.
Потом он добавил хмуро и печально:
— Ставки не на что делать, кроме как на крыс. Они нас сожрут, или мы их. Все кушаны ставят на крыс. Десять против одного. Никто не хочет ставить наоборот.
Потом Васудева добавил философски:
— Конечно, наши несчастья продлятся недолго. Очень скоро нас скосит чума. Хотя некоторые предлагают поставить на цингу.
Велисарий улыбнулся.
— Давай к сути, Васудева.
Кушанский командир потрепал козлиную бородку.
— Трудно, трудно, — пробормотал он. — Следует учитывать приличия. Люди думают, что мы, кушаны, неотесанные и грубые, но они ошибаются. Конечно, мы не занимаемся такими глупыми вещами, как дураки раджпуты, у которых признаком чести считается то, как ты подстрижешь бороду или снимешь кожу с фрукта. Тем не менее… — Он вздохнул. — Мы рабы. Военнопленные, которых взяли в честном бою. Мы обязаны уважать свое положение, пока нас не принижают.
Он внимательно оглядел Велисария из-под полуопущенных век.
— Может, ты понимаешь? — Римский полководец кивнул.
— Конечно. Как ты говоришь, следует соблюсти приличия. Например… — Он осушил кубок и скорчил гримасу. — Отвратительная штука! Наверное, меня испортило хорошее римское вино, которое я пил во время кампании.
Он вытер губы и продолжил:
— Например, если бы я взял вас на свою следующую кампанию в качестве рабской рабочей силы, то кампания превратилась бы неизвестно во что. Военнопленных, используемых для тяжелых работ, следует хорошо охранять. Все это знают.
Собравшиеся в комнате кушаны дружно кивнули с серьезным видом.
— Никто и не подумает делать по-другому, — согласился Васудева. — Глупо для того, кто взял в плен, оскорбительно для пленного.
— Да. Но поскольку я собираюсь предпринять кампанию из быстрых маневров — обманные шаги, скоростные марши, возвращение назад или смена порядка и все в таком роде, — будет невозможно выделить войска, которые теряли бы время, наблюдая за работой или просто охраняя недовольных хмурых рабов. Которые в любом случае очень замедлят наше продвижение вперед, потому что идут пешком. Не могу допустить, чтобы рабы ехали на лошадях! Смехотворно. Они могут убежать.
— Абсолютно неправильно, — тем же тоном сказал Васудева. — Гротескно.
Велисарий почесал подбородок.
— Трудно, трудно.
Поднял руку.
— Один момент, пожалуйста, пока я размышляю над проблемой.
Он опустил голову, словно погрузился в глубокие размышления. Послал мысленный импульс.
«Эйд?»
«Кусок пирога».
Когда Велисарий поднял голову, на его лицо вернулось обычное выражение. Увидев хитрую усмешку, кушаны улыбнулись.
Он очень внимательно посмотрел на Васудеву, а затем на других кушанских офицеров по очереди.
— Вы, возможно, слышали, что у меня есть одна небольшая способность. Видеть будущее.
Васудева фыркнул.
— Ты колдун! Все это знают. Даже ни один сосущий палец перс не станет делать ставки на это. А мы предлагали очень хорошие условия. Двенадцать против одного. — Велисарий рассмеялся.
— Рабство — интересное положение, Васудева. Оно принимает несколько форм. В прошлом отличалось от того, что имеет место сейчас. И в будущем оно станет другим. Много форм.
Он склонился вперед. Шестнадцать кушанов сделали то же самое.
— Позвольте мне рассказать вам о некоторых рабах будущего. — Он еще склонился вперед. И кушаны склонились.
— Их назовут мамелюками.
Послание и обещание
Когда Антонина открыла дверь, Кутина быстро заскочила к ней в спальню.
— Я надеялась, что вы все еще не спите, — сказала горничная. — Даже несмотря на то, что вы так рано ушли с празднования дня рождения.
Молодое лицо казалось возбужденным, даже жадным. Служанка протянула лист папируса.
— Это послание! Послание! Для вас! Они сказали: пришло сигнальной почтой — из Месопотамии!
Передавая папирус, Кутина добавила:
— Я думаю, оно от вашего мужа. Я не уверена. Я не умею читать. — Потом сказала неуверенно:
— Хотя кажется очень коротким.
Антонина прочитала послание. Увидела, что Кутина оказалась права. Это было очень короткое послание.
Но достаточное. Ее сердце судорожно забилось в груди. «На следующий год, любовь моя. На следующий год».
— Да, — прошептала она. — Я буду там. Я обещаю.
Император и его народ
На утро после празднования дня рождения император Фотий пробрался в часть дворца, отведенную под комнаты слуг.
Длинный, трудный путь.
Мрачное настроение девятилетнего мальчика частично объяснялось простой усталостью. Празднование дня рождения было напряженным, несчастливым и изматывающим. Собралась огромная толпа, ему представляли сенаторов, императрица-регентша как и всегда поглядывала на него критически и делала критические замечания. Фотий получил такое же наслаждение, какое получает овца, когда ее стригут. А то и ведут на заклание.
Однако в основном черные мысли и отвратительное настроение объяснялись Новостью.
Вчера вечером как раз перед началом мероприятия Феодора сказала ему об Этом. Точно так же, как по представлениям Фотия фермер разговаривает со своим поросенком.
— Отлично! Разве ты у меня не самый толстенький? — говорит фермер. Суть произнесенной Феодорой Новости была точно такой же.
Добравшись до места назначения, Фотий постучал в дверь. Это была единственная дверь, в которую когда-либо стучал римский император. Все остальные открывали по его приказу.
Дверь, ведущая в скромные апартаменты в части дворца, отведенной слугам, открылась. В дверном проеме стояла молодая женщина. Она была довольно красива, если не смотреть на шрамы на ее лице.
— О, вы только посмотрите! Это Фотий! — Она улыбнулась и отступила в сторону.
— Проходи, мальчик, проходи.
Войдя, Фотий почувствовал, что меланхолия проходит. У него всегда поднималось настроение, когда он заходил к Ипатии и ее мужу Юлиану. Это было единственное место в мире, где Фотий чувствовал себя самим собой. Ипатия была его нянькой с тех пор, как он только учился ходить. И хотя Юлиан стал начальником его охраны совсем недавно, Фотий знал его много лет. Юлиан входил в ближайшее окружение его отца Велисария.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140