И его никто не дразнит и не обижает. За этим следит Гай.
— Да. — Тони кивнул. — Гай всегда его опекал. Оуэн воспринял мой развод очень болезненно. Ведь матери он практически не нужен, она следит только за тем, чтобы он был подальше от меня. Ну и внушила ему, будто я самый плохой отец в мире. Так что Гай его единственная опора. А что за инцидент там произошёл во время игры в регби? Вы об этом слышали?
— Да, слышал.
— Он действительно это сделал?
Я напрягся. Трудная тема…
— Не знаю, сэр. Извините, я хотел сказать, Тони.
— Но что говорят в школе? Считают, что он действительно виноват?
Оуэн хорошо играл в регби. Был одним из лучших форвардов в юношеской лиге. Но в начале года случилась неприятность. Во время схватки одному мальчику, из другой школы, кто-то откусил часть уха. Остались следы зубов. Подозрение пало на Оуэна, и на несколько дней его пребывание в школе находилось под вопросом. Однако, поскольку прямых доказательств не было, его не исключили. Но из команды убрали.
— Никто не знает, — ответил я.
— Оуэн — трудный мальчик, — заметил Тони.
— Да, — согласился я.
— Как у него с девочками?
— У Оуэна? — спросил я.
— Ну, это я понимаю. А как Гай?
— Всё в порядке. Но он не отличается постоянством.
Тони рассмеялся. В уголках ярко-голубых глаз собралось множество морщинок. Он покосился на Мел, которая с восторженным вниманием слушала Гая.
— Это его девушка в настоящий момент?
— Вероятно.
Мы помолчали.
— Я рад, что у моего сына хороший вкус. — Тони улыбнулся. — Наша вилла очень романтическое место. Женщины это чувствуют. Надеюсь, Гая не нужно учить, как действовать?
— Можете не сомневаться.
— А как вы? Вам нравилась школа?
К своему удивлению, я начал отвечать Тони довольно подробно. Его совершенно не беспокоило моё скромное происхождение, он искренне интересовался школой и нашей учёбой. Конечно, я разговаривал с ним не так, как со своими родителями, но все равно беседа доставила мне удовольствие.
Когда солнце стало краснеть и опускаться за холмы в сторону Ниццы, освещая золотистым пламенем спокойное море, мы перешли на веранду, где подали ужин. Салат из козьего сыра, рыба с восхитительным соусом плюс лучшее белое вино, какое я когда-либо пробовал в жизни, — все это переполнило мои чувства. А тут ещё Доминик. Я ощущал её присутствие рядом всей кожей, но боялся повернуть голову. Наконец она заговорила, обращаясь ко мне:
— Вы молчите весь вечер. Почему?
— Что? — притворно встрепенулся я. — Что вы сказали?
— Вам здесь не нравится?
— Ой, что вы… — Я с трудом повернул к ней голову. — Здесь все так… замечательно.
Только сейчас я разглядел её. Тонкие черты лица, в углах рта морщинки. Ей, наверное, лет тридцать восемь. Но красавица. Потрясающая красавица. Хотя солнце почти зашло, она продолжала сидеть в тёмных очках, и я не представлял, какие у неё глаза. На полных губах играла улыбка. Тело, поразившее меня днём, теперь было надёжно спрятано под жёлтой накидкой.
— Что вы читаете? — Она взяла потрёпанный том «Войны и мира», который я зачем-то принёс к бассейну. — Не скучно?
— Когда вчитаешься, нет, — ответил я.
— Написано хорошо, но для меня скучно. Я предпочитаю «Анну Каренину». Этот роман могу перечитывать десятки раз.
— А я не читал.
— Прочтите обязательно. — Она хрипло засмеялась. — Вы удивлены? Ну, тем, что я люблю «Анну Каренину»?
— Хм… не знаю.
— Полагали, что я обычная глупая фотомодель?
— Нет, — ответил я, хотя именно так и считал.
— Не отпирайтесь, вы так думали. А я, к вашему сведению, окончила философский факультет Авиньонского университета. А в модели подалась… ну, чтобы заработать. Да так ею и осталась.
— Жаль! — выпалил я.
— Почему?
— Хм… не знаю.
— Неужели лучше работать в какой-нибудь страховой компании, перебирать бумажки, или читать лекции туповатым студентам?
— Нет. Но разве вы не жалели, хотя бы немного?
— Иногда. Не часто. Но я уже привыкла к такой жизни. Полной развлечений. А в вашей жизни, Дэвид, много развлечений?
— Да…
— Правда?
Я глотнул вина и посмотрел на неё.
— Вы нарочно меня заводите?
— Да. Мне нравится развращать англичан. К сожалению, когда я встретила Тони, он был уже развращён. Похоже, что и сын следует по стопам отца.
На противоположном конце стола Мел, кажется, окончательно размякла под напором обаяния отца и сына. Ингрид тоже широко улыбалась, её глаза сияли.
— Зря вы так, — произнёс я. — Гая все уважают в школе. Он очень хороший парень.
— Жаль только, что красавчик. Даже Абдулатиф заметил.
— Абдулатиф… это садовник?
— Да. Правда, прелесть? Мне нравится, когда он ходит без рубашки.
— А ему, кажется, нравятся мужчины?
— Я думаю, Абдулатифу нравится все красивое.
Я не знал, как реагировать на её слова.
— А вы? — спросила Доминик. — Как у вас с женщинами?
— Ну вот, вы опять меня заводите.
— Но вы и Гай такие разные. Это видно невооружённым глазом.
— Да, мы разные. Жили в одной комнате, так что знаем друг друга. Впрочем, приглашение поехать сюда я получил после того, как первый кандидат отказался.
— Да. Тони говорил, что Гай привезёт сына Хельмута Шолленбергера.
— Торстена.
Доминик поморщилась:
— Я терпеть не могу его отца. И сразу отвечу, прежде чем вы спросите, почему: мои фотографии печатались в принадлежащих ему журналах. Причём одежды на мне было меньше, чем следовало. Я только вышла замуж в первый раз, и они тут же опубликовали несколько моих старых фотографий. Нарочно. — Она рассмеялась. — Дело, разумеется, было не во мне, а в Анри.
— А кем был Анри?
— Политиком. Скучное занятие. Но я влюбилась в его взгляд, такой возбуждающий, такой сексуальный. По крайней мере, первое время. А потом он стал другими.
— И вы с ним расстались?
Доминик пожала плечами.
— Я рассталась с ним, а он со мной.
— А затем встретили Тони?
— Да. — Она улыбнулась, но грустно.
В этот момент Оуэн, не сказавший за весь вечер ни слова, отодвинул тарелку, встал и, шаркая, поплёлся в дом.
— Оуэн! — крикнул ему вслед отец. — Может, посидишь ещё с нами?
Тот остановился, повернулся и произнёс:
— Нет.
— Ну тогда спокойной ночи.
Оуэн пробормотал что-то неразборчивое и пошёл прочь.
— Спокойной ночи, дорогой, — промолвила Доминик.
Оуэн не обернулся.
— Он такой странный. Уже два дня здесь, но из него слова не вытянешь. На меня смотрит, как на пустое место. Тони тоже не удаётся наладить контакт. Мне кажется, он уже и не пробует.
— Они редко встречались с отцом, — промолвил я.
— Верно, — согласилась Доминик. — Потому что Робин, их мать, запрещала Тони видеться с детьми. Не разрешила им приехать даже на нашу свадьбу. Я только сегодня познакомилась с Гаем. Не знаю, как Тони удалось уговорить её, чтобы она позволила детям приехать сюда на пару недель.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77
— Да. — Тони кивнул. — Гай всегда его опекал. Оуэн воспринял мой развод очень болезненно. Ведь матери он практически не нужен, она следит только за тем, чтобы он был подальше от меня. Ну и внушила ему, будто я самый плохой отец в мире. Так что Гай его единственная опора. А что за инцидент там произошёл во время игры в регби? Вы об этом слышали?
— Да, слышал.
— Он действительно это сделал?
Я напрягся. Трудная тема…
— Не знаю, сэр. Извините, я хотел сказать, Тони.
— Но что говорят в школе? Считают, что он действительно виноват?
Оуэн хорошо играл в регби. Был одним из лучших форвардов в юношеской лиге. Но в начале года случилась неприятность. Во время схватки одному мальчику, из другой школы, кто-то откусил часть уха. Остались следы зубов. Подозрение пало на Оуэна, и на несколько дней его пребывание в школе находилось под вопросом. Однако, поскольку прямых доказательств не было, его не исключили. Но из команды убрали.
— Никто не знает, — ответил я.
— Оуэн — трудный мальчик, — заметил Тони.
— Да, — согласился я.
— Как у него с девочками?
— У Оуэна? — спросил я.
— Ну, это я понимаю. А как Гай?
— Всё в порядке. Но он не отличается постоянством.
Тони рассмеялся. В уголках ярко-голубых глаз собралось множество морщинок. Он покосился на Мел, которая с восторженным вниманием слушала Гая.
— Это его девушка в настоящий момент?
— Вероятно.
Мы помолчали.
— Я рад, что у моего сына хороший вкус. — Тони улыбнулся. — Наша вилла очень романтическое место. Женщины это чувствуют. Надеюсь, Гая не нужно учить, как действовать?
— Можете не сомневаться.
— А как вы? Вам нравилась школа?
К своему удивлению, я начал отвечать Тони довольно подробно. Его совершенно не беспокоило моё скромное происхождение, он искренне интересовался школой и нашей учёбой. Конечно, я разговаривал с ним не так, как со своими родителями, но все равно беседа доставила мне удовольствие.
Когда солнце стало краснеть и опускаться за холмы в сторону Ниццы, освещая золотистым пламенем спокойное море, мы перешли на веранду, где подали ужин. Салат из козьего сыра, рыба с восхитительным соусом плюс лучшее белое вино, какое я когда-либо пробовал в жизни, — все это переполнило мои чувства. А тут ещё Доминик. Я ощущал её присутствие рядом всей кожей, но боялся повернуть голову. Наконец она заговорила, обращаясь ко мне:
— Вы молчите весь вечер. Почему?
— Что? — притворно встрепенулся я. — Что вы сказали?
— Вам здесь не нравится?
— Ой, что вы… — Я с трудом повернул к ней голову. — Здесь все так… замечательно.
Только сейчас я разглядел её. Тонкие черты лица, в углах рта морщинки. Ей, наверное, лет тридцать восемь. Но красавица. Потрясающая красавица. Хотя солнце почти зашло, она продолжала сидеть в тёмных очках, и я не представлял, какие у неё глаза. На полных губах играла улыбка. Тело, поразившее меня днём, теперь было надёжно спрятано под жёлтой накидкой.
— Что вы читаете? — Она взяла потрёпанный том «Войны и мира», который я зачем-то принёс к бассейну. — Не скучно?
— Когда вчитаешься, нет, — ответил я.
— Написано хорошо, но для меня скучно. Я предпочитаю «Анну Каренину». Этот роман могу перечитывать десятки раз.
— А я не читал.
— Прочтите обязательно. — Она хрипло засмеялась. — Вы удивлены? Ну, тем, что я люблю «Анну Каренину»?
— Хм… не знаю.
— Полагали, что я обычная глупая фотомодель?
— Нет, — ответил я, хотя именно так и считал.
— Не отпирайтесь, вы так думали. А я, к вашему сведению, окончила философский факультет Авиньонского университета. А в модели подалась… ну, чтобы заработать. Да так ею и осталась.
— Жаль! — выпалил я.
— Почему?
— Хм… не знаю.
— Неужели лучше работать в какой-нибудь страховой компании, перебирать бумажки, или читать лекции туповатым студентам?
— Нет. Но разве вы не жалели, хотя бы немного?
— Иногда. Не часто. Но я уже привыкла к такой жизни. Полной развлечений. А в вашей жизни, Дэвид, много развлечений?
— Да…
— Правда?
Я глотнул вина и посмотрел на неё.
— Вы нарочно меня заводите?
— Да. Мне нравится развращать англичан. К сожалению, когда я встретила Тони, он был уже развращён. Похоже, что и сын следует по стопам отца.
На противоположном конце стола Мел, кажется, окончательно размякла под напором обаяния отца и сына. Ингрид тоже широко улыбалась, её глаза сияли.
— Зря вы так, — произнёс я. — Гая все уважают в школе. Он очень хороший парень.
— Жаль только, что красавчик. Даже Абдулатиф заметил.
— Абдулатиф… это садовник?
— Да. Правда, прелесть? Мне нравится, когда он ходит без рубашки.
— А ему, кажется, нравятся мужчины?
— Я думаю, Абдулатифу нравится все красивое.
Я не знал, как реагировать на её слова.
— А вы? — спросила Доминик. — Как у вас с женщинами?
— Ну вот, вы опять меня заводите.
— Но вы и Гай такие разные. Это видно невооружённым глазом.
— Да, мы разные. Жили в одной комнате, так что знаем друг друга. Впрочем, приглашение поехать сюда я получил после того, как первый кандидат отказался.
— Да. Тони говорил, что Гай привезёт сына Хельмута Шолленбергера.
— Торстена.
Доминик поморщилась:
— Я терпеть не могу его отца. И сразу отвечу, прежде чем вы спросите, почему: мои фотографии печатались в принадлежащих ему журналах. Причём одежды на мне было меньше, чем следовало. Я только вышла замуж в первый раз, и они тут же опубликовали несколько моих старых фотографий. Нарочно. — Она рассмеялась. — Дело, разумеется, было не во мне, а в Анри.
— А кем был Анри?
— Политиком. Скучное занятие. Но я влюбилась в его взгляд, такой возбуждающий, такой сексуальный. По крайней мере, первое время. А потом он стал другими.
— И вы с ним расстались?
Доминик пожала плечами.
— Я рассталась с ним, а он со мной.
— А затем встретили Тони?
— Да. — Она улыбнулась, но грустно.
В этот момент Оуэн, не сказавший за весь вечер ни слова, отодвинул тарелку, встал и, шаркая, поплёлся в дом.
— Оуэн! — крикнул ему вслед отец. — Может, посидишь ещё с нами?
Тот остановился, повернулся и произнёс:
— Нет.
— Ну тогда спокойной ночи.
Оуэн пробормотал что-то неразборчивое и пошёл прочь.
— Спокойной ночи, дорогой, — промолвила Доминик.
Оуэн не обернулся.
— Он такой странный. Уже два дня здесь, но из него слова не вытянешь. На меня смотрит, как на пустое место. Тони тоже не удаётся наладить контакт. Мне кажется, он уже и не пробует.
— Они редко встречались с отцом, — промолвил я.
— Верно, — согласилась Доминик. — Потому что Робин, их мать, запрещала Тони видеться с детьми. Не разрешила им приехать даже на нашу свадьбу. Я только сегодня познакомилась с Гаем. Не знаю, как Тони удалось уговорить её, чтобы она позволила детям приехать сюда на пару недель.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77