- Какую же цену спросили бы вы? - настаивала Клодия.
- Я вовсе не собираюсь ее продавать, - сказала тетя Патрисия тоном, ясно говорившим о ее желании прекратить разговор на эту тему. Как раз в этот день она получила письмо от мужа из Индии. Он собирался возвращаться домой, и это ее нисколько не радовало.
- Кто-то говорил мне, что дяде Гектору предлагали за него тридцать тысяч фунтов, - сказал Огастес.
- В самом деле? - ответила тетя Патрисия, и в этот момент в комнату вошел капеллан. Он нес в руках сапфир, лежавший на белой бархатной подушке и покрытый стеклянным колпаком. Он поставил его на стол, прямо под огромной висячей люстрой, с ее бесчисленными электрическими лампочками и стеклянными подвесками.
В этом сверкающем раздробленном свете камень лежал огромный и невероятный, пылающий синим огнем и доводящий до головокружения.
- Какое чудо! - сказала Изабель, и я подумал о том, сколько раз эти слова были сказаны применительно к этому камню.
- Дайте мне его поцеловать! - воскликнула Клодия.
Капеллан одной рукой снял крышку, а другой подал камень тете Патрисии. Тетя рассматривала камень, будто впервые его видела. Она долго смотрела сквозь него на свет и наконец передала его Клодии. Мы все по очереди держали его в руках. Огастес подкидывал и ловил его, бормоча: «Тридцать тысяч фунтов… Тридцать тысяч за простой кусок синего стекла!..»
Майкл, когда до него дошла очередь, осматривал его, как покупатель, а не как ценитель прекрасного. Он дышал на него и тер его рукавом, взвешивал в руке и осматривал со всех сторон. Наконец капеллан положил его обратно на подушку и накрыл стеклянным колпаком.
Мы сидели и стояли вокруг, слушая рассказы капеллана об индийских раджах и их знаменитых драгоценностях.
Я стоял у самого стола и, наклонившись, смотрел на синюю глубину сапфира. Сзади Огастес шептал: «Пойдем катать шарики… шарики… шарики…«И вдруг наступила темнота. Это одно из преимуществ электрического освещения.
- Фергюсон опять пьян, - пробормотал в темноте голос Дигби. Фергюсон был главным шофером и смотрел за динамо.
- Сейчас загорится, - сказала тетя Патрисия. - Бердон принесет свечи, если они долго будут возиться с динамо… не ходите только по комнате и не опрокидывайте вещей.
Кто-то легко толкнул меня, двигаясь в темноте.
- Духи и домовые, - сказала Изабель загробным голосом. - Я чувствую ледяную руку скелета на моем горле. Дайте свет!
И вдруг свет вспыхнул. Мы стояли и моргали от непривычной яркости, сменившей мягкую темноту.
- Спасены! - сказала театральным голосом Изабель, а когда я взглянул на нее, я увидел, как она вдруг окаменела и, широко раскрыв глаза, показала на стол.
«Голубая Вода» исчезла. Белая бархатная подушка была пуста, и стеклянный колпак ничего, кроме этой подушки, не покрывал.
Мы, вероятно, выглядели очень глупо, стоя все с вытаращенными глазами и безмолвно глядя на пустую подушку. В жизни моей я не видал большей пустоты, чем та, что была под колпаком.
Наконец тетя Патрисия нарушила оцепенение:
- Твоя шутка, Огастес? - спросила она тоном, от которого слон почувствовал бы себя маленьким.
- Что? Я? Нет, в самом деле… клянусь, я его никогда не трогал… - заявил густо покрасневший Огастес.
- Значит, в этой комнате есть кто-то другой с очень своеобразным чувством юмора, - заметила тетя Патрисия, и я был доволен тем, что я был неудачливым шутником. Кроме того, мне было приятно, что тетя, прежде всего, вспомнила об Огастесе.
- Ты стоял у стола, Джон, - сказала она мне, - ты взял?
- Нет, тетя.
Когда Дигби и Майкл определенно заявили, что камня не трогали, она повернулась к девочкам.
- Неужели вы? - спросила она, поднимая брови.
- Нет, тетя, я слишком была занята борьбой с домовым, - попробовала пошутить Изабель.
- Нет, тетя, у меня камня нет, - сказала Клодия.
Леди Брендон и достопочтенный Фоллиот смотрели на нас с холодной строгостью.
- Не будем говорить об остроумии всей этой игры, - сказала тетя Патрисия, - но не кажется ли вам, что блестящая шутка зашла слишком далеко?
- Положи блестящую штуку на место, Джон, - сказал Огастес, - ты стоял рядом.
- Я уже говорил, что не трогал сапфира, - ответил я.
- Может быть, ты сам положишь ее на место? - спросил Дигби Огастеса, и голос его был непривычно сух.
- А может быть, ты это сделаешь? - огрызнулся Огастес.
Дигби, стоявший непосредственно позади него, поднял правое колено, и Огастес вылетел к самому столу. Это проявление дурных манер не вызвало замечания тети Патрисии.
- Нет у меня этой чертовой штуки! - кричал разъяренный Огастес. - Ее стащил кто-нибудь из вас, бандитов!
Положение было глупое и становилось все более неприятным по мере того, как губы тети Патрисии сжимались тоньше и брови сходились к переносице.
- Послушайте, злоумышленники, - сказала Изабель, - я сейчас потушу свет на две минуты. Тот, кто сострил, положит камень на место и останется неизвестным. Понятно? - И она пошла к выключателю у двери.
- Приготовьтесь! - сказала она. - Пусть никто не двигается с места, кроме злодея, а, когда я зажгу свет, мы снова увидим «Голубую Воду».
- Ерунда, - проворчал Огастес, и раньше, чем тетя Патрисия или капеллан успели что-либо сказать, свет погас.
Мне пришла в голову неожиданная мысль. Надо узнать, кто именно сыграл глупую шутку и потом сказал глупую ложь. Поэтому я быстро шагнул к столу, нащупал его край правой рукой, а левую, широко проведя по воздуху, положил на стеклянный колпак. Тот, кто будет класть сапфир на место, должен будет тронуть мою руку своей, и я его схвачу. Я, может быть, не был бы так заинтересован в уличении шутника, если бы два раза мне не было сказано, что я стоял ближе всех к столу, когда погас свет. Мысль Изабели была превосходна, но я не считал необходимым оставаться под подозрением, особенно из-за этого осла Огастеса.
Итак, я стоял и ждал.
В огромной комнате было совершенно тихо.
- Не могу этого сделать, сапоги скрипят, - неожиданно сказал Дигби
- Не могу найти колпака, - сказал Майкл.
- Еще минута! - сказала Изабель. - Злодей, торопись!
И тогда рядом с собой я услышал чье-то дыхание и почувствовал прикосновение к моему локтю. Меня тронули за руку, и обеими руками я схватил руку шутника.
Это была мужская рука в плотном рукаве пиджака и с накрахмаленной манжетой. Если бы это была женская рука, я бы ее отпустил. Конечно, Огастес. Так похоже на него: сыграть дурацкую шутку и потом воспользоваться темнотой, чтобы ее исправить. Я не завидовал ему. У тети Патрисии будет не очень приятное выражение лица, когда она увидит, что я его поймал. К моему удивлению, он не пытался освободиться, и я приготовился к тому, что он внезапно рванет руку и исчезнет. Но он не двигался.
- Я буду считать до десяти, а потом зажгу свет. Готов ли ты, злодей?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82