– Я проснулся. Конвей, ты прибыл из Колчестера? Колчестер был тем местом, где скрывались мятежники?
– Нет, сир.
Генрих закрыл глаза, как бы защищая их от слепящего света. Он не хотел задавать следующий вопрос.
– Тогда откуда у тебя эти новости? Я оставил тебя в Лондоне.
Он услышал глухой стук – это Конвей упал на колени.
– Простите, Ваше Величество. Я служу вам с тех пор, как впервые прибыл к вам из Бретани, но клянусь, что не предам своего осведомителя. Я честный человек. Я скакал так быстро, как только мог. Я передал вам сообщение точно в таком виде, в котором получил его, но я не могу сказать вам, кто приказал мне сделать это.
– Итак?
– Вы можете резать меня на части, Ваше Величество. Но клянусь, что я не заговорю.
– Давал ли я когда-либо повод думать, что могу подвергнуть пыткам своих друзей? Раз уж ты здесь, Конвей, оставайся. Но сейчас отправляйся-ка ты, парень, в постель и не говори ерунды. – Генрих открыл глаза и холодно осмотрел собравшихся вокруг него озабоченных вельмож. – Должен сказать, что я не понимаю, за что Господь наказал меня таким сборищем дураков. Я не спрашиваю, кто предложил эту безумную идею разбудить меня среди ночи, чтобы сказать, что мне необходимо ехать туда, куда я и так собираюсь ехать. Дядя, тебя этот упрек не касается. Я знаю слишком хорошо, что они заставили тебя сделать то, на что не осмеливались сами. Спокойной ночи.
Они ушли, им ничего больше не оставалось делать. После разговора с королем сложившаяся ситуация уже не казалась такой серьезной, как раньше. Чени застенчиво извинился перед Бэдфордом, но Джаспер сказал, что он действовал правильно и будет делать то же самое в любой подобной ситуации.
– На сей раз Его Величество, конечно, прав. Что мы можем сделать среди ночи? В любом случае мы направляемся в Йоркшир. Но в следующий раз, возможно, понадобятся немедленные действия. Приходи ко мне в любое время. Я возьму на себя ответственность.
Генрих не слышал слов своего дяди, потому что стены были толстыми, а дверь плотно прикрыта, но он знал, о чем они говорят. Ему не нужно было бояться, что его упрек вызовет в будущем беззаботность. Он еще плотнее закутался в покрывало, но было бесполезно обманывать самого себя в том, что он дрожит от холода. Она знала, подумал он, будучи не в силах назвать Элизабет по имени. Его дрожь все усиливалась, пока он не испугался, что кровать заскрипит, и его люди ворвутся в комнату.
В действительности важнее для него был вопрос не о том, что Элизабет знала, а об ее соучастии. Знание – это ничто. Возможно, она не понимала, что после соответствующего предупреждения заговор можно подавить в зародыше, и без всякого сомнения она пыталась защитить тех, кто ей был дорог. Генрих не принимал во внимание, что ответная реакция Элизабет во время занятий любовью говорила о том, что она его любит. Она просто вела себя так и отвечала бы подобным образом любому мужчине, достаточно сильному, чтобы удовлетворить ее. В конце концов, он сам получал от нее наслаждение без всякой…
С приглушенным стоном Генрих повернулся и зарылся лицом в подушки. Как бы он не проклинал ее, какими бы ругательствами не осыпал ее белоснежное тело, ее остроумие и злой язык, она была дорога ему. Это признание не имело никакого значения. То, что он вынужден был сделать, только причинит ему еще большие страдания. Даже если она и не вовлечена в заговор… Но как это могло случиться? За ней наблюдало много надсмотрщиков. Даже ее дамы шпионили за ней. Во всяком случае, она должна получить хороший урок.
Боже мой, что же с ним происходит, если он постоянно находит ей оправдания. Ее действия ясно доказывали ее причастность, хотя даже шпионы не смогли найти никаких доказательств этому. Но были ли они сами правдивы? Ее красота могла ослепить человека. Она ослепляла и его. Без всякого сомнения, именно поэтому она истерично настаивала на своем участии в его путешествии на север. Она бы сбежала, чтобы присоединиться к мятежникам, возможно, даже захватила бы его в качестве пленного или убила в постели. Просто следить за ней недостаточно. Ее следует заключить в тюрьму.
Но в тот день Генрих не смог решиться на это, так же как и на следующий. Если не считать сообщения Конвея, страна казалась спокойной. Где бы ни проезжал Генрих, люди выстраивались вдоль дороги и приветствовали его; титулованные вельможи и простые дворяне приходили, чтобы поцеловать ему руку и заверить его в своей преданности. Генрих разослал наиболее мелких дворян из своей свиты, чтобы тайно разведать новости и подготовиться к переезду из Линкольна в Ньюварке. Перед городом его встретила делегация со слезами на глазах.
– В городе чума, – сказали они.
Нет, они приглашали его, даже очень сердечно, но в целях собственной безопасности ему следовало ехать дальше. Генрих не сделал попытки проверить это заявление. Он вернул предложенный городом денежный дар, чтобы они использовали его для помощи больным и оплаты богослужений по душам умерших, и двинулся к Ноттингему. Его приветствовали там одиннадцатого апреля, почти с истерической радостью. Было уже известно о восстании в Йоркшире. Лорд Ловелл собрал огромные силы вокруг Миддлхэма, замка – излюбленного места Ричарда Глостерского, а Стаффорды планировали наступление на Вустер. Генрих осмотрел свою пораженную ужасом свиту и покачал головой.
– Никто не поверит, что вы подняли вместе со мной восстание и поклялись умереть на Босвортском поле в случае поражения. Трусливо – именно так вы выглядите. Неужели за восемь месяцев пребывания у власти вы настолько ослабли, что даже не можете положить колец ошибочному энтузиазму горстки дураков? Гилдфорд, нам не понадобятся тяжелые пушки для этой компании. Скачи обратно в Линкольн и подними там войска. Девон, отправляйся в Нортумберленд и передай, чтобы собрали отряд людей и отправили его ко мне. Оксфорд, ты будешь командовать как обычно, организуя людей по мере того, как они будут прибывать.
Раздался смущенный смех. Конечно, теперь они больше беспокоились, чем раньше, когда им нечего было терять, кроме своих жизней, но Генрих, которому было что терять, совсем не казался обеспокоенным. Он продолжал спокойно распределять задания, пока не остались свободными только его дядя и Нед Пойнингс.
– И ради Бога, – в конце произнес Генрих, – помните, что не дело заниматься какими-либо расчетами. У нас за спиной вся верная мне страна. Держите выше головы. Нед, пойди немного отдохни. У тебя впереди долгая поездка. Дядя, останься со мной. За дело, господа.
После того как остальные ушли, Джаспер обнял своего племянника за плечи.
– Гарри, так ли ты спокоен, как кажешься? Ты укладываешься спать, но по твоим глазам я вижу, что ты не спишь и плохо ешь.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103