А Молчун, дай ему волю, спал бы без просыпу, пока лес вокруг него не вырос бы.
Ничего, скоро его мечта сбудется. Может быть, даже сегодня. Проклятая долина давно уже перестала быть опасной, но ее по-прежнему обходят стороной. Значит, так тому и быть. Я подарю Долину Ему. Последнему зерну Тиамы, что дремлет на моей руке. Воспоминаний этой Долины Ему хватит надолго. Потом Он свяжется с другими Тиамами. Или станет наблюдать, жизнь Городов и людей. Боюсь только, что люди покажутся слишком суетливыми и неинтересными. А может, это я придираюсь на старости лет.
И зачем-то пытаюсь оттянуть тот самый момент. Даже нацарапать несколько строк вздумал и… исписал половину свитка. Хотел оставить что-то вроде предсмертной записки: «В моей смерти прошу винить старость», а получились воспоминания за последние не помню уж сколько, лет. Вот только для кого я их нишу, не знаю. Да еще на незнакомом этому миру языке. Вряд ли кто-то рискнет «густиться в Долину, когда я закончу Обряд. Вряд ли кто-то найдет шкатулку с… Разве что Молчуна попросить?.. Хотя кому нужны откровения утомленного жизнью бессмертного? Или полубессмертного? Очень надеюсь, что все-таки „полу“… Я давно уже не пользовался Ножом и надеюсь – ну вот опять „надеюсь“"! – что его создатель мной очень недоволен. Может, он давно уже хочет дать Ножу другого Хранителя. В самое ближайшее время у него будет эта возможность.
Хранитель Ножа не может так просто умереть, но, чтобы прорасти, Тиаме требуется кровь. И жизнь. Я даю Ему и то и другое. А еще свою память. Знаю, несколько сотен лет – это как капля в море. А по сравнению с миллионами сезонов этого мира так и еще меньше, но… Как там говорилось в старом анекдоте: «Все, что могу лично…» – так, кажется?
Интересно, а я смогу сделать харакири этим скальпелем или лучше взять Нож? Зерну Тиамы нужна не только кровь, но и боль. Что-то вроде ритуального мучительства, чтобы докричаться до крепко спящего.
Думаю, боли будет много. Такими дрожащими руками даже лепешку резать опасно. Этим рукам лет пятьсот на вид. А то и шестьсот. Прям не руки, а пятнистые, морщинистые клешни. Хорошо, что никто не увидит, как я буду ими работать. Может, ради этого я и выбрал первый день Прихода. Чтоб никто не увидел, не помешал.
Больно…
Правую руку просто огнем жжет. А рукоять Ножа вот-вот треснет под пальцами.
Блин, как же больно!
В глаза светит обычное солнце. Совсем не яркое. Как и положено ему на рассвете. А где черно-красное небо? Где Око Карающей, на которое я пялился ну вот только что?
Нету?
Ну и ладно.
Как там говорят старухи, если просыпаются после кошмара? Кажется, «куда ночь, туда и сон». Вот и пусть он идет… туда. А я совсем в другую сторону пойду. Когда встать смогу.
И приснится же такое!
На всякий случай пощупал тиамный браслет. Все зерна на месте. Кроме тех двух, что я уже успел пристроить.
Ну а если б чего-то не хватало, боюсь, что я удивлялся бы не меньше, чем Первоидущий, что пялится сейчас на меня. Прям как поал на поалиху… после брачного сезона. Типа, ну чего тебе от меня еще надо?!
Хотя кое-чего не мешало б узнать.
– Идущий, это ты меня вынес из Храма?
– Нет. Ты сам…
Краткость, конечно, сестра таланта, но мачеха красноречия.
– Не сам. Это ОН его вывел.
Все буквы у «он» были испуганно-большими. Как глаза у прорицателя.
Деду явно требовалось чего-нибудь успокаивающее. В таком возрасте вредно волноваться.
– Кто «ОН»?
Старик указал подбородком. Пальцем тыкать не решился.
Это для кого он таким незаметным старается стать?
Оглянулся.
Присмотрелся.
Напротив, на стене Храма, восходящее солнце изобразило симпатичную такую тень. Похожая на нее осталась в круглой комнате, вместе с Ассом. А еще через секунду я вспомнил, кого еще напоминает это темное пятно.
Кажется, не только я один вспомнил.
– Ты все-таки привел его с собой, – обвиняюще прошептал старик.
– Никуда никого я не вел! Он сам… И не надо его так бояться. Он мой…
Вот только сообразить сразу не смог, кем мне Молчуна назвать: другом или зверем?
Дед покачал головой, но спорить не стал.
– Господин, это твое! – Девушка Первоидущего протянула мне какой-то свиток.
– Где ты это взяла?
– Он выпал у тебя из рукава.
Я развернул и тут же свернул обратно. Почерк слегка похож на мой, но текст едва знакомый или почти забытый. Словно писано по пьяни или с сильного устатку.
– Что там? – заинтересовался Первоидущий.
– Про тебя точно ничего.
Я не хотел грубить мужику, но если в свитке то, чего я думаю, то его лучше сразу сжечь. Как говорится, перед прочтением.
12
Я так и не сжег то, чего притащил из Храма. Решил, что успею. Потом. Когда отосплюсь, поем и соберусь с мыслями. Все необратимые действа надо делать на трезвую голову и недрогнувшей рукой. Чтобы потом не было мучительно больно и обидно. Вот я и принял пару чаш тифуры вместо антидепрессанта и завалился спать. Успел еще Малька перед сном послать. Чтоб не приставал ко мне с «покушать и помыться». Это уже когда проснулся, тогда и ванну к постели потребовал, и обед из четырех блюд, и обязательно с десертом. А то что снаружи вечер наметился, так мне по фигу! Второй прием пищи считается обедом. И нечего экономить на голодном хозяине!
Малек не спорил. Затащил в палатку кожаную поилку, вылил в нее буримс воды и сообщил, что «ва-анна» готова, а еду он принесет, как только я пожелаю. Мальку старательно и молча помогал мужик среднего роста и неопределенного возраста. Я не сразу вспомнил, кто он такой и с какой это радости его на трудовой «энтузиазизм» растащило. А когда вспомнил и спросил, то получил такой ответ, что почти аппетита лишился. Я сначала помылся, а уже потом обедом занялся. Ел, старательно пережевывая, внюхиваясь и вкушиваясь в каждый кусок. Время тянул, чтобы не думать, чего делать с новоявленным рабом и странным свитком, к которому и прикоснуться-то стремно. От написанного в нем – волосы дыбом по всему телу. А если поверить, что это я сам, своей собственной рукой, через незнамо сколько лет… то крышу сорвет прям сразу.
Вот я и не стал ничего сегодня решать. Насчет свитка. Так непрочитанным и бросил его в шкатулку. Вот года через два вытащу и… посмеюсь над собой, неврастеником. Если доживу. (Лучше уж сомневаться в своих силах и приятно ошибиться, чем быть твердо уверенным и… обмануться.)
Я позвал Сервуса, чтобы прекратить это глупое философствование. Неизвестно, до чего еще я дофилософствуюсь, пока обед прикончу.
Сервус очень быстро явился на мой зов. Будто стоял возле палатки и ждал. Хотя… может, он этому у прежнего хозяина научился? Стоять и ждать. Чтобы потом по первому зову и бегом.
Ну вошел мужик и тут же уставился на заменитель ванны в суровых походных условиях. Ясное дело, человек он культурный, бывший наставник все-таки мыться, наверно, по три раза на день привык, а прежний хозяин держал его в грязном теле.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159
Ничего, скоро его мечта сбудется. Может быть, даже сегодня. Проклятая долина давно уже перестала быть опасной, но ее по-прежнему обходят стороной. Значит, так тому и быть. Я подарю Долину Ему. Последнему зерну Тиамы, что дремлет на моей руке. Воспоминаний этой Долины Ему хватит надолго. Потом Он свяжется с другими Тиамами. Или станет наблюдать, жизнь Городов и людей. Боюсь только, что люди покажутся слишком суетливыми и неинтересными. А может, это я придираюсь на старости лет.
И зачем-то пытаюсь оттянуть тот самый момент. Даже нацарапать несколько строк вздумал и… исписал половину свитка. Хотел оставить что-то вроде предсмертной записки: «В моей смерти прошу винить старость», а получились воспоминания за последние не помню уж сколько, лет. Вот только для кого я их нишу, не знаю. Да еще на незнакомом этому миру языке. Вряд ли кто-то рискнет «густиться в Долину, когда я закончу Обряд. Вряд ли кто-то найдет шкатулку с… Разве что Молчуна попросить?.. Хотя кому нужны откровения утомленного жизнью бессмертного? Или полубессмертного? Очень надеюсь, что все-таки „полу“… Я давно уже не пользовался Ножом и надеюсь – ну вот опять „надеюсь“"! – что его создатель мной очень недоволен. Может, он давно уже хочет дать Ножу другого Хранителя. В самое ближайшее время у него будет эта возможность.
Хранитель Ножа не может так просто умереть, но, чтобы прорасти, Тиаме требуется кровь. И жизнь. Я даю Ему и то и другое. А еще свою память. Знаю, несколько сотен лет – это как капля в море. А по сравнению с миллионами сезонов этого мира так и еще меньше, но… Как там говорилось в старом анекдоте: «Все, что могу лично…» – так, кажется?
Интересно, а я смогу сделать харакири этим скальпелем или лучше взять Нож? Зерну Тиамы нужна не только кровь, но и боль. Что-то вроде ритуального мучительства, чтобы докричаться до крепко спящего.
Думаю, боли будет много. Такими дрожащими руками даже лепешку резать опасно. Этим рукам лет пятьсот на вид. А то и шестьсот. Прям не руки, а пятнистые, морщинистые клешни. Хорошо, что никто не увидит, как я буду ими работать. Может, ради этого я и выбрал первый день Прихода. Чтоб никто не увидел, не помешал.
Больно…
Правую руку просто огнем жжет. А рукоять Ножа вот-вот треснет под пальцами.
Блин, как же больно!
В глаза светит обычное солнце. Совсем не яркое. Как и положено ему на рассвете. А где черно-красное небо? Где Око Карающей, на которое я пялился ну вот только что?
Нету?
Ну и ладно.
Как там говорят старухи, если просыпаются после кошмара? Кажется, «куда ночь, туда и сон». Вот и пусть он идет… туда. А я совсем в другую сторону пойду. Когда встать смогу.
И приснится же такое!
На всякий случай пощупал тиамный браслет. Все зерна на месте. Кроме тех двух, что я уже успел пристроить.
Ну а если б чего-то не хватало, боюсь, что я удивлялся бы не меньше, чем Первоидущий, что пялится сейчас на меня. Прям как поал на поалиху… после брачного сезона. Типа, ну чего тебе от меня еще надо?!
Хотя кое-чего не мешало б узнать.
– Идущий, это ты меня вынес из Храма?
– Нет. Ты сам…
Краткость, конечно, сестра таланта, но мачеха красноречия.
– Не сам. Это ОН его вывел.
Все буквы у «он» были испуганно-большими. Как глаза у прорицателя.
Деду явно требовалось чего-нибудь успокаивающее. В таком возрасте вредно волноваться.
– Кто «ОН»?
Старик указал подбородком. Пальцем тыкать не решился.
Это для кого он таким незаметным старается стать?
Оглянулся.
Присмотрелся.
Напротив, на стене Храма, восходящее солнце изобразило симпатичную такую тень. Похожая на нее осталась в круглой комнате, вместе с Ассом. А еще через секунду я вспомнил, кого еще напоминает это темное пятно.
Кажется, не только я один вспомнил.
– Ты все-таки привел его с собой, – обвиняюще прошептал старик.
– Никуда никого я не вел! Он сам… И не надо его так бояться. Он мой…
Вот только сообразить сразу не смог, кем мне Молчуна назвать: другом или зверем?
Дед покачал головой, но спорить не стал.
– Господин, это твое! – Девушка Первоидущего протянула мне какой-то свиток.
– Где ты это взяла?
– Он выпал у тебя из рукава.
Я развернул и тут же свернул обратно. Почерк слегка похож на мой, но текст едва знакомый или почти забытый. Словно писано по пьяни или с сильного устатку.
– Что там? – заинтересовался Первоидущий.
– Про тебя точно ничего.
Я не хотел грубить мужику, но если в свитке то, чего я думаю, то его лучше сразу сжечь. Как говорится, перед прочтением.
12
Я так и не сжег то, чего притащил из Храма. Решил, что успею. Потом. Когда отосплюсь, поем и соберусь с мыслями. Все необратимые действа надо делать на трезвую голову и недрогнувшей рукой. Чтобы потом не было мучительно больно и обидно. Вот я и принял пару чаш тифуры вместо антидепрессанта и завалился спать. Успел еще Малька перед сном послать. Чтоб не приставал ко мне с «покушать и помыться». Это уже когда проснулся, тогда и ванну к постели потребовал, и обед из четырех блюд, и обязательно с десертом. А то что снаружи вечер наметился, так мне по фигу! Второй прием пищи считается обедом. И нечего экономить на голодном хозяине!
Малек не спорил. Затащил в палатку кожаную поилку, вылил в нее буримс воды и сообщил, что «ва-анна» готова, а еду он принесет, как только я пожелаю. Мальку старательно и молча помогал мужик среднего роста и неопределенного возраста. Я не сразу вспомнил, кто он такой и с какой это радости его на трудовой «энтузиазизм» растащило. А когда вспомнил и спросил, то получил такой ответ, что почти аппетита лишился. Я сначала помылся, а уже потом обедом занялся. Ел, старательно пережевывая, внюхиваясь и вкушиваясь в каждый кусок. Время тянул, чтобы не думать, чего делать с новоявленным рабом и странным свитком, к которому и прикоснуться-то стремно. От написанного в нем – волосы дыбом по всему телу. А если поверить, что это я сам, своей собственной рукой, через незнамо сколько лет… то крышу сорвет прям сразу.
Вот я и не стал ничего сегодня решать. Насчет свитка. Так непрочитанным и бросил его в шкатулку. Вот года через два вытащу и… посмеюсь над собой, неврастеником. Если доживу. (Лучше уж сомневаться в своих силах и приятно ошибиться, чем быть твердо уверенным и… обмануться.)
Я позвал Сервуса, чтобы прекратить это глупое философствование. Неизвестно, до чего еще я дофилософствуюсь, пока обед прикончу.
Сервус очень быстро явился на мой зов. Будто стоял возле палатки и ждал. Хотя… может, он этому у прежнего хозяина научился? Стоять и ждать. Чтобы потом по первому зову и бегом.
Ну вошел мужик и тут же уставился на заменитель ванны в суровых походных условиях. Ясное дело, человек он культурный, бывший наставник все-таки мыться, наверно, по три раза на день привык, а прежний хозяин держал его в грязном теле.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159