____________________
И вновь косохлест, подымающий бреды, где – Грибиков (дрянь снится нам) из-за форточки сызнова фукнул; и – сызнова (рухнули прахом года, как в дыру). –
«Дррр!…»
– Война мировая, профессор Коробкин!
____________________
«Драмбом» –
– точно рапортом дробь выдробатывал, вздрагивая, барабан; дрдррр –
– тарртаррадар! –
– дрр-дро!
– Право! Раз! – вскрикивал прапор в туман: за забором отряд пехотинцев прошел: «Дрроо!»
Карета, квадрат
Удар, драма: дар: –
– даррр –
– ман… дрррооо!
Головою отпрянув и носом влетев в потолок, он вскочил, точно бой барабанов, свою разрезалку, как меч, вознеся
И залаял, кидаясь, – залаял усами: во тьму:
– Патентованный вы негодяй-с… Я-с – ученый; и – да-с: патентованный!
Ус белой граблей топырился: форточка в ухе открылась; я голос, плаксиво визжащий, как ножик точимый, мозги и составы оттуда разрезывал –
– Что же, – давайте, давайте тягаться; попробуем, как патентованный ножик задействует над патентованным мясом!
– А, а!
Вынималось дыхание; тряпкой заклепывали разорвавшийся рот; он, всплеснув голубою полой, на которой оранжевые, сизо-синие, желтые пятна в глаза Серафиме взлетели, зажав свои уши, спасался; под столик – на корточки сесть.
Серафима – под столик: на корточки сесть, успокаивать, одеколоном за ухом тереть, чтобы –
форточка в ухе: закрылась.
____________________
– Дрроо!
– Дроби пролеток, профессор: чего вы волнуетесь?
– Дроби?
К окну выходил уверять: эти дроби открыл математик Бернулли:
– Вот что-с: теорема Коши, – та, которая связывает теорему Фермата с рядами дробей в разложении сумм степеней…
И в светящийся блеск, пролитой из окна, засветяся своей сединою, он тыкался пальцем в пылиночки, тщася их вычислить:
– Дробь: единица, – гм, – в степени «эм», плюс, два в степени «эм», плюс ряд точек, плюс «эн», степень «эм», по, – гм-гм, – степеням: «эн» – пылинку на пальце разглядывал; к пальцу приставился носом:
– Бернулли ввел дроби такие; поэтому их называют
Бернуллиевыми; в них память прочислена; а то – дыра вместо памяти.
Глазом своим из опухшего века глядел вопросительно: память в квадрат возвести? Открыть скобки?
– Сто чортов и двадцать пять ведьм! – залягался он носом.
Удар за ударом: –
– оглоблей –
– по памяти!
Черный квадрат, а не память: на глазе сидит.
____________________
Он выносит за скобки его…
– Не срывайте повязки!
И – перекувырки: незыблемый остров, звезда его, «Каппа», которую знал, как пять пальцев, где жил, – унырнула, как кит под ногами; квадрат, став каретою черною – ринулся; он – за квадратом: довычислить!
– Тряпку и мел.
И сквозь солнечный луч, расплескавши халат, как павлиний, играющий красками хвост, – в двери он; а – за ним: Серафима, Матвей Несотвеев и Тер-Препопанц, – все, – повыскакав, ринулись в планиметрические коридоры: со шлемом и гавком!
За всеми за ними, глаз выкатив, ринулся пузом Пэпэш-Довлиаш.
Привели, уложили:
– Пузырь!
Кризис кончился.
Поступь поступочная
Отрывали ее: в этот номер, в тот номер, их – шесть!
И из номера в номер, как тихий теленок, он, туфлею шлепая в пол –
– за ней шел!
И носище просовывал в стаю халатов – узнать: Пертопаткин, Кондратий Петрович, войну отрицавший, за это сидевший, – какой поднимает вопрос?
Поднимался вопрос:
– Человек, что такое?
Пух, пыли, – взлетают с земли; град – слетает из неба; и он – слетал: наголову:
– Человек… есть… число… – искал слов.
– Не гармония ли? – сомневался Кондратий Петрович.
– А я-с утверждаю: число, – искал слов, – «звуковых».
И просил Серафиму Сергевну: подсказывать.
– Ритм? – сомневался Кондратий Петрович.
Зрачок, как орленок, плескался, как крыльями, – веками:
– Он – отношенье числа колебаний. – Просил Серафиму Сергевну: подсказывать:
– Скажем, – к рукам?… Или, – скажем, – к стопе?
– Что ли, – к поступи, – слова искал.
И зрачок ушел в веко, как желтый орленок: в гнездо. И Кондратий Петрович, всплеснувши руками:
– К поступку?… Как сказано-то?
Николай Галзаков, заболевший солдат, приседал от восторга: орлом:
– И выходит-то – вот что: ногами мы слушаем!
Желчный Хампауэр подкрался: второе пришествие, собственное, проповедовать.
– Слушайте поступь мою; это – я: к вам пойду!
– Вот: изволите видеть! – как лопнет за спинами.
Видели, что Николай Николаич, Пэпэш-Довлиаш, с громкой жалобой Тер-Препопанцу на кучу показывал, с Тер-Препопанцем подкравшись и слушая жадно протянутой челюстью; он к Серафиме Сергевне с иронией выкинул руки свои:
– Ессе femina!… Вы-то что смотрите тут!
А профессор, как пес, защищающий дом – на него: хрипло взлаял:
– Живем, сударь мой, – говоря рационально, – у вас непорядочной жизнью-с: горилл, павианов, гиббонов-с!…
Пэпэш, не ответя, показывал с дьявольской радостью им на отверстие двери глазами.
– По камерам!
– Там – гулэ ву!
Пертопаткин к нему приставал:
– Верю в правду, в сознание, в категорический императив, а не в грубое право насилия, здесь практикуемое.
Николай Николаич же ручку – в карман, а другою в бородку; профессору пузом своим передрагивал:
– Как самочувствие ваше, коллега?
– Прекрасное…
– Стул?
Глаз напучив, – бараний, пустой, – ну приплясывать ножкою, «Тонкинуаз» напевая; и – вдруг: к Серафиме:
– Клистир ему ставили? Ставьте!
И броской походкой – бежать: коридорами; и – выклю-
чатели щелкали; в ламповых стеклах выскакивал блеск, – электрический, белый.
____________________
Губа – принадлежность едальная; фейерверк слов в ней – откуда?
Под небо ракетою выбросил: силою мысли свершится-таки обузданье гиббона прямящею правдой: «да» правды есть – категорический императив, что ни скажешь!
Пузырь из плевы – человеческий глаз: так откуда же фейерверк?
С ним он шарчил коридорами: правда есть первоначало, «пра» в «да»!
Шаркал шаг; и – да-с: – раз; и – да-с: два-с!
– Голова, – ладно: при! – Пятифыфрев подбадривал
Три… Семь…
И – темь.
Николай Николаевич – действовал.
____________________
Скорби седые его принимала на грудь; и расческою космы чесала; к ней близил единственный глаз; ей гырчал успокоенно в ухо:
– Мой батюшка, «ламбда» – простое число…
– «Ламбда» эс вычетом трех, разделенное на два, – Бернуллиево!
____________________
Как лавина, из белого облака, грозно сверкнув серебром, грохотаньем и мраком напучась, – тяжелою массою рушится в пропасти, – так Серафима, из воздуха воздух, серебряная в серебре, – грохотала.
Пришел таракан
Как, чорт, отчество барышни в фартучке? Ротик – малиновый; личико – мило овальное; платье – вишневое… Ей он подшаркнул:
– Ну вот-с!…
– Говоря рационально…
– И – я-с!
И смотрел исподлобья с приятным лукавством, в обязанность влопавшись: личность свою на себя, как халат повисающий в шкапе, надеть.
На плохом самокате возможна езда;
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97