он уже начал молиться и отдавать себя под защиту Того, Кто осушил до дна чашу горьких насмешек… как вдруг толпа разомкнулась, и в нее ворвался молодой человек.
– Как вам не стыдно, негодяи! Будьте вы прокляты! Бедный студент!
И взяв Малькольма за руку, он увлек его за собой в то время как издали раздавались смех и ворчанье: «Свой своему поневоле брат!».
– Да, брат и друг. Я такой же бакалавр, как и ты, – сказал поспешно благородный юноша.
И в нем, не без ужаса, узнал Малькольм своего двоюродного брата, Джемса Кеннеди, племянника короля и теперешнего парижского студента-первокурсника. Опасность была очевидной, ибо Кеннеди скорее других мог узнать его!
Джемс, однако, не задал ему никаких вопросов и добродушно сказал по латыни:
– Прости нас, Бога ради! Регент был бы крайне недоволен, если бы узнал, как тебя приняли эти разбойники! Иди отдохнуть и умыться… скоро время ужинать.
Он увел Малькольма на задний двор, дал ему стакан пива и предложил подойти к чистому источнику, чтобы охладиться и смыть следы пыли, покрывавшей его лицо и израненные ноги. Кеннеди выждал, пока Малькольм все это проделает. В это время раздался звон колокола, призывающий к ужину. Он потащил Малькольма в общую столовую, и тот едва удержался, чтобы не назвать себя по имени.
В большой столовой стол был накрыт со всей роскошью и церемониями, соблюдаемыми дворянством и принцами; прочие же столы отличались неряшеством и жирными пятнами, что было неудивительно, так как в то время тарелки были роскошью, и каждый по вкусу резал себе куски громадных частей мяса, обносимых вокруг стола.
В то время, как Кеннеди входил к столовую с Малькольмом, из противоположной двери величественно приближался, сопровождаемый сенешалем, регент Мэрдок, герцог Альбанский, с женой, дочерями, двумя сыновьями и, к величайшему волнению Малькольма, его возлюбленной Лилией, бледной, убитой горем и страданием. За ними шли рыцари и слуги. Лилия задумчиво села и не обернула головы даже тогда, когда на вопрос регента: «Кого он привел?», Кеннеди отвечал, что бедный студент просил его гостеприимства.
– Милости просим, – сказал регент, кроткий, но слабый и бесхарактерный, главным несчастьем которого заключалось в злом отце и безнравственных сыновьях.
Мэрдок отличался красотой и благородством осанки, чем был одарен и король Джемс. Сыновья его, Роберт и Алекс, расхохотались, увидев спутника Кеннеди, и сказали ему:
– Так вот каковы товарищи ваши!
Мэрдок слабо вздохнул, сказав:
– В былое время мы брали за образец рыцарской вежливости Дунский и Пертский замок, а теперь…
– А теперь предоставляем это тем, кто занимается ремеслом лизоблюдов! – грубо перебил его Алекс.
В это время Кеннеди перепоручил Малькольма одному из вассалов, по-видимому сохранившему остатки вежливой обходительности, и предложил, за отсутствием капеллана, прочитать молитвы. Малькольму дали место за другим столом, но беспокойство отняло у него аппетит, и он не знал, радоваться ли ему, или печалиться, что он оказался довольно далеко от Лилии.
На время шум за столом утих, и он слышал, как сказал про него регент:
– Как мне нравится в этом студенте его лицо и скромные манеры… Когда уберут со стола, Джемс, заведи с ним ученый спор: нам будет забавно послушать, как вы уродуете латынь в ваших заграничных университетах.
При этих словах мужество покинуло Малькольма. Подобные словопрения были употребительны как в Оксфорде, так и в Париже, и в любое другое время он мог с честью выдержать испытание, но теперь, при его заботах и волнении, он боялся за себя, да и не знал, какую тему выберет Кеннеди.
Столы были убраны, ужин кончился и вызов брошен. Лорд Мэрдок, развалившись в кресле у камина, окруженный дамами за прялками, предложил молодым людям начать состязание.
Они стали друг против друга, и Кеннеди, в качестве хозяина и зачинщика, предоставил противнику выбор темы. Лицо Малькольма при этом прояснилось и он предложил ту, что знал вдоль и поперек: «Только то существенно, что мы можешь видеть, слышать, чувствовать, вкушать и осязать».
Проницательный взгляд Кеннеди заставил его вздрогнуть.
– Дорогой собрат, – сказал тот, – ты говоришь, как наши товарищи в Оксфорде! По-моему, существенно не то, что доступно нашей грубой чувственности, а то, что постигается идеей бессмертного разума!
Оживленный спор продолжался, и не раз в словах Кеннеди видел Малькольм намек на свое положение, но окончив прения, он уже не сомневался в том, что был им узнан. Регент был несколько утомлен, и подал знак расходиться. Кеннеди тотчас пригласил студента ночевать у себя в комнате. Малькольм последовал за ним. Они поднялись по винтообразной лестнице до круглой комнатки наверху башни.
Кеннеди притворил тяжелую дверь и, протянув обе руки, сказал:
– Я могу только восхищаться той храбростью, с которой ты пробрался сюда!
– Удастся ли мне спасти сестру? – спросил Малькольм в глубоком волнении.
– Надеюсь. Но скажи, как намерен ты поступить? Если хочешь бежать, то предупреждаю, надо сделать это до возвращения Вальтера Стюарта.
– Не можешь ли ты мне разъяснить, как это все случилось? Я знаю только, что Лилия была обманом похищена из монастыря св. Эббы.
– Да я знаю немногим более, – отвечал Кеннеди. – После слуха о твоей смерти Вальтер почти добился насильственного брака; но твоя сестра, перед самым совершением обряда так плакала, умоляла и кричала, что монахи приняли ее под свое покровительство. Когда ее привезли сюда, Вальтер в ярости поклялся, что заставит ее покориться: он запер ее в башню, отказывая даже в необходимой пище, а сам отправился в поход за добычей. Вскоре приехал регент и тотчас дал свободу бедной девушке, так что теперь ее можно принять за члена семейства. Но герцогиня неумолима к Лилии, и решила поработить, как говорит она, ее высокомерную гордость.
– Но ведь должны же они знать, что я не умер? – спросил Малькольм.
– Без сомнения. Но Вальтер, тем не менее, хочет добиться своего. Ты не можешь себе представить, до какой ярости и необузданности он дошел! Однажды он, в присутствии Лилии, свернул шею любимому соколу отца и сказал ей, указывая на него, что такова будет и ее судьба прежде, чем ее брат или король перейдут границу!
– Где он теперь?
– Собирает войско против короля. Он и сюда с часу на час может нагрянуть с целой ордой наемников и грабителей, чтобы напугать отца и овладеть твоей сестрой. Герцогиня ему препятствовать не будет, а он дал себе слово доказать тебе и королю Джемсу, что его ничем не испугать!
– Так он может приехать?
– Ежеминутно. Тебя сам Бог послал! Не съездить ли тебе в Гленуски и не поднять ли на ноги вассалов?
– К чему терять драгоценное время! Нам надо ее поскорей увезти из замка.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70
– Как вам не стыдно, негодяи! Будьте вы прокляты! Бедный студент!
И взяв Малькольма за руку, он увлек его за собой в то время как издали раздавались смех и ворчанье: «Свой своему поневоле брат!».
– Да, брат и друг. Я такой же бакалавр, как и ты, – сказал поспешно благородный юноша.
И в нем, не без ужаса, узнал Малькольм своего двоюродного брата, Джемса Кеннеди, племянника короля и теперешнего парижского студента-первокурсника. Опасность была очевидной, ибо Кеннеди скорее других мог узнать его!
Джемс, однако, не задал ему никаких вопросов и добродушно сказал по латыни:
– Прости нас, Бога ради! Регент был бы крайне недоволен, если бы узнал, как тебя приняли эти разбойники! Иди отдохнуть и умыться… скоро время ужинать.
Он увел Малькольма на задний двор, дал ему стакан пива и предложил подойти к чистому источнику, чтобы охладиться и смыть следы пыли, покрывавшей его лицо и израненные ноги. Кеннеди выждал, пока Малькольм все это проделает. В это время раздался звон колокола, призывающий к ужину. Он потащил Малькольма в общую столовую, и тот едва удержался, чтобы не назвать себя по имени.
В большой столовой стол был накрыт со всей роскошью и церемониями, соблюдаемыми дворянством и принцами; прочие же столы отличались неряшеством и жирными пятнами, что было неудивительно, так как в то время тарелки были роскошью, и каждый по вкусу резал себе куски громадных частей мяса, обносимых вокруг стола.
В то время, как Кеннеди входил к столовую с Малькольмом, из противоположной двери величественно приближался, сопровождаемый сенешалем, регент Мэрдок, герцог Альбанский, с женой, дочерями, двумя сыновьями и, к величайшему волнению Малькольма, его возлюбленной Лилией, бледной, убитой горем и страданием. За ними шли рыцари и слуги. Лилия задумчиво села и не обернула головы даже тогда, когда на вопрос регента: «Кого он привел?», Кеннеди отвечал, что бедный студент просил его гостеприимства.
– Милости просим, – сказал регент, кроткий, но слабый и бесхарактерный, главным несчастьем которого заключалось в злом отце и безнравственных сыновьях.
Мэрдок отличался красотой и благородством осанки, чем был одарен и король Джемс. Сыновья его, Роберт и Алекс, расхохотались, увидев спутника Кеннеди, и сказали ему:
– Так вот каковы товарищи ваши!
Мэрдок слабо вздохнул, сказав:
– В былое время мы брали за образец рыцарской вежливости Дунский и Пертский замок, а теперь…
– А теперь предоставляем это тем, кто занимается ремеслом лизоблюдов! – грубо перебил его Алекс.
В это время Кеннеди перепоручил Малькольма одному из вассалов, по-видимому сохранившему остатки вежливой обходительности, и предложил, за отсутствием капеллана, прочитать молитвы. Малькольму дали место за другим столом, но беспокойство отняло у него аппетит, и он не знал, радоваться ли ему, или печалиться, что он оказался довольно далеко от Лилии.
На время шум за столом утих, и он слышал, как сказал про него регент:
– Как мне нравится в этом студенте его лицо и скромные манеры… Когда уберут со стола, Джемс, заведи с ним ученый спор: нам будет забавно послушать, как вы уродуете латынь в ваших заграничных университетах.
При этих словах мужество покинуло Малькольма. Подобные словопрения были употребительны как в Оксфорде, так и в Париже, и в любое другое время он мог с честью выдержать испытание, но теперь, при его заботах и волнении, он боялся за себя, да и не знал, какую тему выберет Кеннеди.
Столы были убраны, ужин кончился и вызов брошен. Лорд Мэрдок, развалившись в кресле у камина, окруженный дамами за прялками, предложил молодым людям начать состязание.
Они стали друг против друга, и Кеннеди, в качестве хозяина и зачинщика, предоставил противнику выбор темы. Лицо Малькольма при этом прояснилось и он предложил ту, что знал вдоль и поперек: «Только то существенно, что мы можешь видеть, слышать, чувствовать, вкушать и осязать».
Проницательный взгляд Кеннеди заставил его вздрогнуть.
– Дорогой собрат, – сказал тот, – ты говоришь, как наши товарищи в Оксфорде! По-моему, существенно не то, что доступно нашей грубой чувственности, а то, что постигается идеей бессмертного разума!
Оживленный спор продолжался, и не раз в словах Кеннеди видел Малькольм намек на свое положение, но окончив прения, он уже не сомневался в том, что был им узнан. Регент был несколько утомлен, и подал знак расходиться. Кеннеди тотчас пригласил студента ночевать у себя в комнате. Малькольм последовал за ним. Они поднялись по винтообразной лестнице до круглой комнатки наверху башни.
Кеннеди притворил тяжелую дверь и, протянув обе руки, сказал:
– Я могу только восхищаться той храбростью, с которой ты пробрался сюда!
– Удастся ли мне спасти сестру? – спросил Малькольм в глубоком волнении.
– Надеюсь. Но скажи, как намерен ты поступить? Если хочешь бежать, то предупреждаю, надо сделать это до возвращения Вальтера Стюарта.
– Не можешь ли ты мне разъяснить, как это все случилось? Я знаю только, что Лилия была обманом похищена из монастыря св. Эббы.
– Да я знаю немногим более, – отвечал Кеннеди. – После слуха о твоей смерти Вальтер почти добился насильственного брака; но твоя сестра, перед самым совершением обряда так плакала, умоляла и кричала, что монахи приняли ее под свое покровительство. Когда ее привезли сюда, Вальтер в ярости поклялся, что заставит ее покориться: он запер ее в башню, отказывая даже в необходимой пище, а сам отправился в поход за добычей. Вскоре приехал регент и тотчас дал свободу бедной девушке, так что теперь ее можно принять за члена семейства. Но герцогиня неумолима к Лилии, и решила поработить, как говорит она, ее высокомерную гордость.
– Но ведь должны же они знать, что я не умер? – спросил Малькольм.
– Без сомнения. Но Вальтер, тем не менее, хочет добиться своего. Ты не можешь себе представить, до какой ярости и необузданности он дошел! Однажды он, в присутствии Лилии, свернул шею любимому соколу отца и сказал ей, указывая на него, что такова будет и ее судьба прежде, чем ее брат или король перейдут границу!
– Где он теперь?
– Собирает войско против короля. Он и сюда с часу на час может нагрянуть с целой ордой наемников и грабителей, чтобы напугать отца и овладеть твоей сестрой. Герцогиня ему препятствовать не будет, а он дал себе слово доказать тебе и королю Джемсу, что его ничем не испугать!
– Так он может приехать?
– Ежеминутно. Тебя сам Бог послал! Не съездить ли тебе в Гленуски и не поднять ли на ноги вассалов?
– К чему терять драгоценное время! Нам надо ее поскорей увезти из замка.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70