Бедфорд наклонил голову в знак того, что понял, о ком шла речь.
– Дама под вуалью едва промолвила несколько слов, зато графиня Жакелина была в самом веселом расположении духа и объявила, что за ее услугу я обязан или отдать ей перстень или же, если я не хочу расстаться с ним, приложить печать к двум документам, будто бы обещанным ей королем Генрихом.
– Лукавая тварь!
– Как ни увещевал я ее, сэр, толкуя о чести, обязанности, совести, она все поднимала на смех, и только хлопала в ладоши; она даже дошла до того, что схватила меня за руку, но, к счастью, королевский перстень был спрятан у меня на груди, а на пальце был перстень с моей собственной печатью.
– А что было в этих бумагах? – озабоченно спросил Бедфорд.
– По первому, кажется, давалась свобода герцогу Орлеанскому, – ответил Малькольм. – На другой, сэр, было имя герцога Гэмфри и графини Жакелины.
– Бесстыжая! – воскликнул Бедфорд. – Расскажите, как вам удалось выбраться оттуда?
– Сэр, – сказал Малькольм, покраснев. – Она никак не выпускала меня, стоя перед дверью. Я дал ей понять, что, по-моему, невежливость, в любом случае предпочтительнее измены, схватил ее обеими руками, оттащил от двери, и бросился прямо в конюшню; там вскочил на коня и ускакал, в сопровождении трех слуг, оказавшихся там в это время.
Бедфорд не мог удержаться от улыбки.
– Молодец, лорд Малькольм! – сказал он. – Боюсь только, что она никогда не простит вам этого. А дальше что?
– Уезжая, я приказал остальным своим слугам встретиться со мной в гостинице, что у заставы, но так как они долго не являлись, то я решился ехать без них, боясь, что ворота замка будут уже закрыты. Итак, я спокойно ехал, как вдруг у опушки леса на меня наткнулась вооруженная шайка. Сколько всего было людей? Сказать трудно, потому что не успел я обнажить меча, как они окружили меня и схватили за уздцы мою лошадь. Один из них стал уговаривать меня сдаться, заверяя, что никто не сделает мне вреда, если только а соглашусь отдать ему известную вещь. Я ответил, что скорее соглашусь лишиться жизни, чем изменить данному слову. Тогда они схватили меня, стащили с лошади и стали обыскивать. Узнав по фламандскому выговору в одном из негодяев слугу графини, я вскричал: «Стыдись, Жизбер!» Но не успел я произнести слов этих, как он кинулся на меня с кинжалом. Но тут Господь прислал мне на помощь Перси и его товарищей.
– Ты уверен, что это был Жизбер? – спросил Бедфорд озабоченно.
– Еще бы! – ответил Малькольм. – Если бы я не назвал его по имени, тогда он, конечно, ограничился бы тем, что привязал меня к дереву, чтобы думали, что я попал в руки к простым грабителям.
– Может быть, – задумчиво сказал Бедфорд. – Благодарю вас, милорд де Гленуски. Все государство обязано вам за предотвращение возможных беспорядков из-за кражи этого перстня. Зная вашу скромность, надеюсь, что вы сохраните в тайне все, что произошло между вами, королевой Изабеллой и графиней.
Так как Малькольм с удивлением посмотрел на него, то герцог прибавил:
– Я не могу вступать в открытую борьбу с этой женщиной и не могу изгнать ее. Как только мы выразим ей свое неудовольствие, Голландия тут же перейдет к Арманьякам. В любом случае, на выгоднее замять эту историю. Но если мне когда-нибудь попадется этот Жизбер, то пусть пеняет на себя – я повешу его, как собаку! Что же касается остального… – и он пожал плечами.
– Но Жизбер выполнял приказ графини, – заметил Малькольм. – Любой мой вассал сделал бы то же самое ради меня или моей сестры.
Бедфорд слегка улыбнулся.
– Было время, – сказал он, – когда мы надеялись, что закон возьмет верх над господской волей, но теперь все изменилось. Впрочем, у нас перед глазами, молодой человек, был такой великий пример, что вам легко будет…
– Сэр, – сказал Малькольм, – поверьте, применять его мне будет ни к чему. Я уже говорил вам, что помолвка наша была временной, чтобы избавить Эклермонду от преследований.
– Если это так, – сказал серьезно Бедфорд, – то ваше обоюдное доверие слишком свято, чтобы обсуждать его. Если вы сдержите свое слово, то будете достойны гораздо больших похвал, чем удостаивались их когда-либо. До свиданья, мессир Гленуски… выздоравливайте поскорее.
Король Джемс и Патрик не слишком сочувственно отнеслись к помолвке Малькольма. Король, сознавая, что Малькольм не мог поступить иначе, боялся что помолвка эта свяжет ему руки, хотя в тайне надеялся, что своим великодушным поступком Малькольм так расположит к себе Эклермонду, что та, забыв свой прежний обет, согласится выйти за него замуж.
То, что Джемс желал тайно, Патрик Драммонд высказывал громко. По его мнению, Малькольм был бы круглым дураком, если бы выпустил из рук предмет своей страсти, обладающий, к тому же, таким огромным состоянием.
Малькольм встал после болезни с удивительной энергией, возбужденной в нем последними событиями. Он вскоре поправился настолько, что мог ехать верхом за погребальным шествием, отправлявшимся в Виндзор под предводительством Джемса, так как было необходимо присутствие Бедфорда во Франции, и он только до Кале мог проводить тело своего любимого брата.
Сэр Патрик Драммонд тоже должен был отправиться в свите Джемса, несмотря на громкие заявления, что он также мечтал попасть на похороны короля Англии, как побывать на похоронах самого черта. Гроб поставили на высокую колесницу, запряженную четырьмя лошадьми; на крышке сделано было бронзовое изваяние Генриха, выкрашенное и облеченное в пурпур и горностай; на голове была корона, в одной – руке скипетр, в другой – держава. Главные ленники и дворяне окружали гроб с хоругвями в руках. Джемс с Бедфордом ехали в сопровождении своей свиты за самым гробом. Во главе шествия шло духовенство с хоругвями и зажженными свечами, распевая псалмы и погребальные молитвы. На границе каждого прихода духовенство выходило навстречу, и, внеся тело в главный собор города, сопровождало его до границы следующего прихода, где сменялось новым духовенством. Шествие это подвигалось страшно медленно, и до того утомило участвующих, что более пожилые ехали в какой-то полудремоте, а молодые были полностью согласны с Ральфом Перси, заверявшему всех, что не смотря на его глубокое огорчение, он непременно взбесился бы от монотонности этого шествия, потушил бы свечи или наделал бы тысячу подобных безумств, если бы не удавалось ему время от времени отъезжать в сторону, выкупаться, проскакать во весь опор, пустить сокола или убить зайца.
В Руане Екатерина со свои свитой присоединилась к погребальной процессии мужа, и поехала за ним в десяти милях сзади, так что обе свиты имели сношения только через гонцов. Те, что имели жен или сестер в свите королевы, после заката солнца отправлялись повидаться с ними.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70