Цепь соорудим и тем же макаром - через Запредельное.
- «Возьмемся за руки, друзья» не пройдет, - опустил я ее с небес на землю. - Я пустой. Да и у тебя, я думаю, Силы…
- Всю на тебя, гада, истратила, - подтвердила она со вздохом и вновь поежилась. Из одежды на ней была только юбка.
Я швырнул ей пиджак и, пока она его натягивала, сообщил:
- У меня твой пентакль.
- Блин жареный! - больше для порядка, чем по злобе, выругалась ведьма. - А я-то думаю, как это оно так все перекосило. А оно вон оно как.
- Он нам не поможет?
- Гони сюда, распечатаю.
Я вернул артефакт. Она подержала его на ладони не больше секунды, а потом зашвырнула в кусты. И при этом ничего не сказала. А что тут говорить? Все было понятно и без слов - пентакль разрядился при ударе.
- Пойдем пешком, - предложил я.
- Пешком? - переспросила ведьма.
- Пешком.
- С ума сошел?
- А что, ты прихватила метлу или ступу?
- Пешком не пойду.
- Коней беспредела запрячь?
- Не пойду.
- Грибы, орехи собирать умеешь? От крокодила убежать в лесу сумеешь? - вспомнил я песню бойкой девчонки по имени Красная Шапочка.
Альбина закусила удила:
- Не пойду, и все.
- Каждый в своем праве. Оставайся. Может, восстановишь Силу через энное количество дней. Если, конечно, комары тебя к тому времени не сожрут.
О комарах я не зря обмолвился. Кровососы, вернее их самки, уже барражировали над Альбиной темным беспокойным облаком. Над ней да. Надо мной - нет. Надо мной никогда не летают. Что естественно: комары, как и все прочие кровососы, жутко боятся черной крови, делают фу и облетают стороной. А те, кто спьяну или сдуру все же вгрызаются, сразу дохнут: кровь дракона действует на них как ДДТ. Как здравствуй и прощай. Как недопитый чай.
Пока Альбина сооружала спасительное опахало из стеблей кровохлебки (есть такая трава, корни хороши при резях), я осмотрелся.
Оказалось, что нам здорово повезло. Просто несказанно. Будто четыре шара из шести в спортлото угадали.
То, что ночь стояла лунная при чистом небе, это уже само по себе было здорово. Но это еще не самое главное. Главное заключалось в том, что поляна, на которую мы так неловко вывалились, являлась своеобразным перекрестом: с запада на восток проходила через нее тропа (хоть и сильно заросшая, но все же приметная), а с юга на север тянулась широкая просека линии электропередачи. Так что выбор предлагался неслабый. Имелась возможность топать на все четыре стороны. Выбирай - не хочу. Туда можно, сюда можно, а потом развернуться на девяносто градусов и еще раз: сюда вдоль столбов или вдоль них же - туда. Я выбрал тропу. По той причине, что жутко не люблю гудение проводов. Оно меня раздражает.
Определившись со стезей, я стянул носки, запихнул их поглубже в задний карман своих тертых «ливайсов» и двинул на восток. Не знаю, почему именно на восток. Потому что. На восток и все. Двадцать седьмое правило дракона гласит: «Не знаешь, что делать, делай хоть что-то». Переиначив, можно сказать: «Не знаешь, куда идти, иди хоть куда-нибудь».
И я пошел.
Ведьма чертыхнулась, плюнула, но увязалась следом. И сразу стала охать - то на камень босой пяткой ступит, то о корень, переползающий змеей через тропу, споткнется, то от хлесткой ветки не успеет увернуться. Рейнджер из Альбины был никакой. Разнеженная городская фифа. Принцесса на бобах.
- Холодно? - спросил я через какое-то время. Спросил, не оборачиваясь, но с нотами лживой заботы в голосе.
- А ты как думаешь! - фыркнула она.
- Думаю, да.
- Конечно, холодно.
- Это радует. Двустороннюю пневмонию схватишь, глядишь, в следующий раз думать будешь, прежде чем на дракона кидаться.
Она не поленилась, нашла под ногами корягу и запустила мне в голову. И ведь попала зараза. Хорошо еще, что не камнем каким.
Пьера де Ланкре на нее нет, подумал я, потирая ушибленное место. Его или какого-нибудь другого демонолога тире молотобойца, способного в охотку насобирать дровишек для очистительного костра.
- Получил? - позлорадствовала ведьма.
- Получил, - признался я, а потом без всякого перехода спросил о том, о чем давно хотел спросить: - Скажи, душа моя, ты на самом деле собиралась меня испепелить?
- А то!
- Зачем?
- Потому что гад!
Не нужно прожить мои четыреста пятьдесят восемь, чтобы заметить, что на вопрос «зачем» женщины чаще всего отвечают «потому что», а на вопрос «почему» - «для того чтобы». Они не отличают причину от цели. Мне иногда кажется, что ни цели, ни причины в их алогичном мире не существует вовсе, а существует только немотивированный порыв. И как раз вот этот вот порыв заставляет их совершать необдуманные поступки. Совершать во что бы то ни стало. И совершать без оглядки. Неважно, по какой причине. Безразлично, с какой целью. Вывод: порыв - вот настоящее имя всякой женщины, и поэтому лучше их не злить. Хотя бы по пустякам.
Какое-то время мы шли молча. Тропа поначалу тянулась вдоль оврага, по дну которого журчал невидимый, скрытый за густыми зарослями и ночным туманом, ручей. Оттуда, снизу, душевно тянуло сырыми гнилушками, мокрой травой и спелыми мухоморами. Но потом тропа стала все дальше и дальше уходить от оврага, запетляла и потянулась на сопку. Идти стало трудней. Альбина заныла:
- Куда ведешь ты меня, проклятый старик?
- На кудыкину гору, - съехидничал я. - А ты хотела бы на Лысую? Так не время еще. До шабаша - о-го-го еще сколько.
- Сусанин чертов, - проворчала ведьма, а потом ни с того ни с сего гаркнула: - Споткнись!
В тот же миг я зацепился за корягу и полетел на землю.
Ничего я Альбине на это не сказал. Молча поднялся, отряхнул от хвойных иголок джинсы и не выдержал - расхохотался в голос. Мой громкий смех вспугнул дремавшую в кустах ночную птицу, спросонья она недовольно ухнула и взметнулась к вершинам мохнатых сосен. А потом долго-долго пересекала, заваливаясь на левое крыло, огромный диск луны.
- Хорошо смеется тот, кто смеется последним, - ни к селу ни к городу сказала ведьма, проводив птицу взглядом.
- Последнего некому будет рассмешить, - сказал я ей в пику и - вперед, босота! - вновь потопал за ниткой лунного света, что блестела на мокрой траве. Я сам себе напоминал в те минуты Ивана-дурака, лихо шагающего за известным клубком. Все то же самое. Те же версты, звезды и репей, только у меня при себе еще и Яга имелась. Баба вздорная.
Вяло переругиваясь, мы прошли еще километра четыре, прежде чем приметили мерцающий сквозь ветви огонек.
- Дом лесничего? - предположила Альбина.
- Возможно, - пожал я плечами. - А может, охотничья заимка или лыжная база.
Но оказалось ни то, ни другое и ни третье. Мы вышли ни много ни мало к пионерскому лагерю - во всяком случае, так утверждала табличка на входе. Там прямо так и было выведено местами облупившейся голубой краской: «Пионерский лагерь «Юный авиатор». Поскольку всегда считал себя в некотором смысле авиатором, я счел это название за добрый знак.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105
- «Возьмемся за руки, друзья» не пройдет, - опустил я ее с небес на землю. - Я пустой. Да и у тебя, я думаю, Силы…
- Всю на тебя, гада, истратила, - подтвердила она со вздохом и вновь поежилась. Из одежды на ней была только юбка.
Я швырнул ей пиджак и, пока она его натягивала, сообщил:
- У меня твой пентакль.
- Блин жареный! - больше для порядка, чем по злобе, выругалась ведьма. - А я-то думаю, как это оно так все перекосило. А оно вон оно как.
- Он нам не поможет?
- Гони сюда, распечатаю.
Я вернул артефакт. Она подержала его на ладони не больше секунды, а потом зашвырнула в кусты. И при этом ничего не сказала. А что тут говорить? Все было понятно и без слов - пентакль разрядился при ударе.
- Пойдем пешком, - предложил я.
- Пешком? - переспросила ведьма.
- Пешком.
- С ума сошел?
- А что, ты прихватила метлу или ступу?
- Пешком не пойду.
- Коней беспредела запрячь?
- Не пойду.
- Грибы, орехи собирать умеешь? От крокодила убежать в лесу сумеешь? - вспомнил я песню бойкой девчонки по имени Красная Шапочка.
Альбина закусила удила:
- Не пойду, и все.
- Каждый в своем праве. Оставайся. Может, восстановишь Силу через энное количество дней. Если, конечно, комары тебя к тому времени не сожрут.
О комарах я не зря обмолвился. Кровососы, вернее их самки, уже барражировали над Альбиной темным беспокойным облаком. Над ней да. Надо мной - нет. Надо мной никогда не летают. Что естественно: комары, как и все прочие кровососы, жутко боятся черной крови, делают фу и облетают стороной. А те, кто спьяну или сдуру все же вгрызаются, сразу дохнут: кровь дракона действует на них как ДДТ. Как здравствуй и прощай. Как недопитый чай.
Пока Альбина сооружала спасительное опахало из стеблей кровохлебки (есть такая трава, корни хороши при резях), я осмотрелся.
Оказалось, что нам здорово повезло. Просто несказанно. Будто четыре шара из шести в спортлото угадали.
То, что ночь стояла лунная при чистом небе, это уже само по себе было здорово. Но это еще не самое главное. Главное заключалось в том, что поляна, на которую мы так неловко вывалились, являлась своеобразным перекрестом: с запада на восток проходила через нее тропа (хоть и сильно заросшая, но все же приметная), а с юга на север тянулась широкая просека линии электропередачи. Так что выбор предлагался неслабый. Имелась возможность топать на все четыре стороны. Выбирай - не хочу. Туда можно, сюда можно, а потом развернуться на девяносто градусов и еще раз: сюда вдоль столбов или вдоль них же - туда. Я выбрал тропу. По той причине, что жутко не люблю гудение проводов. Оно меня раздражает.
Определившись со стезей, я стянул носки, запихнул их поглубже в задний карман своих тертых «ливайсов» и двинул на восток. Не знаю, почему именно на восток. Потому что. На восток и все. Двадцать седьмое правило дракона гласит: «Не знаешь, что делать, делай хоть что-то». Переиначив, можно сказать: «Не знаешь, куда идти, иди хоть куда-нибудь».
И я пошел.
Ведьма чертыхнулась, плюнула, но увязалась следом. И сразу стала охать - то на камень босой пяткой ступит, то о корень, переползающий змеей через тропу, споткнется, то от хлесткой ветки не успеет увернуться. Рейнджер из Альбины был никакой. Разнеженная городская фифа. Принцесса на бобах.
- Холодно? - спросил я через какое-то время. Спросил, не оборачиваясь, но с нотами лживой заботы в голосе.
- А ты как думаешь! - фыркнула она.
- Думаю, да.
- Конечно, холодно.
- Это радует. Двустороннюю пневмонию схватишь, глядишь, в следующий раз думать будешь, прежде чем на дракона кидаться.
Она не поленилась, нашла под ногами корягу и запустила мне в голову. И ведь попала зараза. Хорошо еще, что не камнем каким.
Пьера де Ланкре на нее нет, подумал я, потирая ушибленное место. Его или какого-нибудь другого демонолога тире молотобойца, способного в охотку насобирать дровишек для очистительного костра.
- Получил? - позлорадствовала ведьма.
- Получил, - признался я, а потом без всякого перехода спросил о том, о чем давно хотел спросить: - Скажи, душа моя, ты на самом деле собиралась меня испепелить?
- А то!
- Зачем?
- Потому что гад!
Не нужно прожить мои четыреста пятьдесят восемь, чтобы заметить, что на вопрос «зачем» женщины чаще всего отвечают «потому что», а на вопрос «почему» - «для того чтобы». Они не отличают причину от цели. Мне иногда кажется, что ни цели, ни причины в их алогичном мире не существует вовсе, а существует только немотивированный порыв. И как раз вот этот вот порыв заставляет их совершать необдуманные поступки. Совершать во что бы то ни стало. И совершать без оглядки. Неважно, по какой причине. Безразлично, с какой целью. Вывод: порыв - вот настоящее имя всякой женщины, и поэтому лучше их не злить. Хотя бы по пустякам.
Какое-то время мы шли молча. Тропа поначалу тянулась вдоль оврага, по дну которого журчал невидимый, скрытый за густыми зарослями и ночным туманом, ручей. Оттуда, снизу, душевно тянуло сырыми гнилушками, мокрой травой и спелыми мухоморами. Но потом тропа стала все дальше и дальше уходить от оврага, запетляла и потянулась на сопку. Идти стало трудней. Альбина заныла:
- Куда ведешь ты меня, проклятый старик?
- На кудыкину гору, - съехидничал я. - А ты хотела бы на Лысую? Так не время еще. До шабаша - о-го-го еще сколько.
- Сусанин чертов, - проворчала ведьма, а потом ни с того ни с сего гаркнула: - Споткнись!
В тот же миг я зацепился за корягу и полетел на землю.
Ничего я Альбине на это не сказал. Молча поднялся, отряхнул от хвойных иголок джинсы и не выдержал - расхохотался в голос. Мой громкий смех вспугнул дремавшую в кустах ночную птицу, спросонья она недовольно ухнула и взметнулась к вершинам мохнатых сосен. А потом долго-долго пересекала, заваливаясь на левое крыло, огромный диск луны.
- Хорошо смеется тот, кто смеется последним, - ни к селу ни к городу сказала ведьма, проводив птицу взглядом.
- Последнего некому будет рассмешить, - сказал я ей в пику и - вперед, босота! - вновь потопал за ниткой лунного света, что блестела на мокрой траве. Я сам себе напоминал в те минуты Ивана-дурака, лихо шагающего за известным клубком. Все то же самое. Те же версты, звезды и репей, только у меня при себе еще и Яга имелась. Баба вздорная.
Вяло переругиваясь, мы прошли еще километра четыре, прежде чем приметили мерцающий сквозь ветви огонек.
- Дом лесничего? - предположила Альбина.
- Возможно, - пожал я плечами. - А может, охотничья заимка или лыжная база.
Но оказалось ни то, ни другое и ни третье. Мы вышли ни много ни мало к пионерскому лагерю - во всяком случае, так утверждала табличка на входе. Там прямо так и было выведено местами облупившейся голубой краской: «Пионерский лагерь «Юный авиатор». Поскольку всегда считал себя в некотором смысле авиатором, я счел это название за добрый знак.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105