– А что ты ищешь? – не отступала младшая, когда полез в самые дальние шкафы за самыми дальними блокнотами. Телефон «коммуналки» сохранился. Пока жена не пришла с работы, торопливо набрал код и номер.
– Алло, кого вам надоть? – послышался старческий голос.
– Баба Степанида?
– Щас мущинский голос позову, а то ничего не слышу. Петь, подойди, возьми трубку.
Быстрее Петра пришла моя жена. Она завозилась с замком, и я торопливо спросил:
– Дядь Петя, Таня дома?
– А кто говорит?
– Квартирант ваш стародавний. Она дома?
– Сейчас нету. Как мужа убили, так уехала домой. Но скоро обещалась вернуться. Хочешь увидеть, бери бутылку и приезжай. Но только вот кто ты, не припомню.
Кто я такой? Трус и бездарь.
– Ну что, лентяи, – добавила с порога эпитетов и жена. – За хлебом-то хоть сходили?
– Ты приедешь? Ждать? – не желал расставаться с надеждой на халявную выпивку дядя Петя.
Вряд ли. Жизнь всегда приземленнее мечтаний – это уже понято и пройдено. Хотя кто нас постепенно отучает от поэзии? Только потому, что в ней, несмотря на легкость, все намного строже – ритм, рифма…
Какая рифма к слову Таня? Любовь? Медленно положил трубку на пузатый серый телефон. Надо идти за хлебом…
Глава 5. В пасти одинокого волка
Через лощину – пулей. Один бежит – остальные прикрывают. Движение по лесу – в шахматном порядке. Следом в след давно не ходят, здесь не детская игра в шпионы. Засаду следует ожидать в любое мгновение, и основное при выстрелах в упор – не оказаться под одной очередью.
Привал – каждый и отдыхает, и сторожит самого себя. Плюс прикрывает спину товарища. Нет нужды беспокоиться и за свою – прикроют другие.
«Онемели», лишь ступив на территорию «свободной и независимой Ичкерии». Да и о чем разговаривать – идти надо. Поглубже в пасть тому волку, что выбран чеченцами для своего символа и застыл на зеленых знаменах и эмблемах. Когда хищник откусывает руку? Если пытаешься вырваться. А все нужно делать наоборот: если хватает тварь руку, засовывают ее как можно глубже ей в пасть. Тогда зверь захлебывается, сам разжимает зубы и отскакивает в сторону.
В тылах Ичкерии разведчику спокойнее. В тылах боевики хвастливее и беззаботнее. Федералы, конечно, могут «позвонить» в любое селение, но такое случается не часто, а на войне на подобном не зацикливаются. Нет-нет, в тылах хорошо – хоть в своих, хоть у противника.
– Дальше сами.
– Добро.
Заремба протянул руку казакам, которые вели его группу тайными тропами в нужный квадрат.
Еще одна страничка чеченской войны, мало афишируемая, но от того не исчезнувшая – участие в ней добровольцев-казаков. В первую голову – терских, пятигорских. Два батальона станичников, полулегально поставленные на довольствие армии, умываясь кровью, два года тянули солдатскую лямку на чеченском фронте.
Бились казаки с чеченами люто, друг друга в плен не брали. На них, полулегальных черновых войны, и вывели Зарембу: эти проведут незаметно хоть до самого Дудаева, если он жив. Довели. До отметины на карте, которую оставил ногтем атаман. В действительности это оказалось опушкой дубовой рощи, где им и предстояло расстаться.
– Быть удаче, – все три казака-проводника подняли вверх автоматы.
– Быть, – в ответ отозвалась группа. Сказали хотя и полушепотом, но вместе получилось достаточно громко для спецназа, Однако Заремба на этот раз простил прокол: иногда важнее настрой подчиненных, даже если он не стыкуется с конспирацией.
Казаки развернулись в обратную сторону – немолодые уже, наверняка отцы семейств. А служи они в армии, подбирались бы уже к погонам подполковников. Что их заставило взять в руки оружие? О романтике говорить глупо. Только близость дома и желание остановить войну как можно дальше от него. Да и показать беспокойному соседу, что рядом тоже не олухи. И тот, кто покажет зубы, в ответ получит зуботычину, а не заискивающую улыбочку.
Разведчики провожали взглядами казаков до тех пор, пока те не скрылись за склоном. Не заостряли внимания, но каждый понял, что обрывалась последняя ниточка, связывающая их с мирной жизнью, Родиной.
Правительство хотя и твердило, что Чечня – неотъемлемая часть России и наша Родина, но после всего свершившегося русские не особо-то и желали иметь в кровном родстве такого шумливого и чванливого братца.
Барьер, когда трудно представить уход от России какого-то народа, оказался преодолен, и русские сами начали требовать от правительства: дайте всем «независимым» полную свободу. Наиполнейшую. Но – с обязательным закрытием всех границ, введением таможен, исключением из рублевой зоны. И пусть та же Чечня попробует жить самостоятельно, не имея внешних границ с другим миром. И посмотрим, кто к кому первый приедет с поклоном…
Но то политика, эмоции, а Заремба стоял с группой на грешной земле в грешное время.
– Все! – оборвал, отрезал он и прошлое, и наступившее гиблое настроение.
Сделал это, возможно, слишком грубо, ведь не солдаты из стройбата стояли перед ним. Но в то же время именно потому, что не желторотые юнцы влезли в Чечню, они его и поняли. Жизнь каждого зависла на волоске, а волосок этот всякий способен оборвать. Им ли не знать этого…
– Не станем о грустном, – грустно, но улыбнулась Марина. Оказалось, что худо-бедно, но за неделю в группе научились улавливать и устанавливать общее настроение. Это несколько обрадовало подполковника, и он с уже большим оптимизмом оглядел команду. Взгляд невольно остановился на Марине. На «Таможне» Вениамин Витальевич мягко, но непоколебимо отвел все его попытки исключить девушку из операции.
– Она уже получила аванс, – как последний аргумент он положил пухленькую ладонь на стопочку сберкнижек у края стола. – Здесь же и ваши сорок процентов.
Протянутая подполковнику сберкнижка оказалась заполненной на его имя.
– Возвращаетесь и получаете остальное. Вот «Трудовое соглашение» на выполнение строительных работ в Чеченской Республике и наши обязательства. Вот ваши доверенности друг на друга, если вдруг кто-то… Нужно только поставить образцы подписей, которые нотариус, с вашего позволения, готов заверить. Прямо сейчас.
Все предусмотрел Вениамин Витальевич. Отрезал пути к отступлению и тут же зазывал вернуться – конечно, не с пустыми руками. Но главное, вроде не ловчил и не оставлял на потом договора и обязательства. Знать, документы Одинокого Волка ему или Кремлю очень нужны. Очень.
Но Марина все равно не полетит. Или она, или он.
– Или она, или – я. – Заремба даже не стал смотреть, какая цифра вошла в сорок процентов аванса.
– Вы оба, – все еще мягко продолжал встречать сопротивление командира толстяк, но капельки пота с залысины платочком промакнул.
– Но вы понимаете…
– А вы?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55