– И больше у твоего друга нет никаких наблюдений или соображений насчет этого господина.
По-прежнему не поднимая взгляда, Перрунд глубоко вздохнула. Он разглядывал ее плечи в красном платье, скользнул глазами по материалу, за которым угадывались ее груди.
– Раз или, может быть, два, – сказала она, – когда ЙетАмидус был очень пьян, ей показалось, что в его речах проскользнула… некоторая зависть к протектору. И еще я думаю, что он ненавидит тебя. – Внезапно она подняла глаза.
ДеВару показалось, будто какая-то сила, исходящая из этих золотистых глаз с голубой крапинкой, отбросила его назад.
– Правда, всего этого мало, чтобы исключить его из числа верных последователей протектора. Если задаться целью, то можно любого выставить виноватым. – Она снова опустила глаза.
– Верно, – сказал ДеВар, почувствовав вдруг, как зарумянилось его лицо. – И все же мне хотелось бы быть в курсе таких вещей.
Перрунд передвинула одну фигуру, потом другую.
– Твой ход, – сказала она.
ДеВар продолжил изучение позиции.
13. ДОКТОР
Хозяин, маскарад состоялся шесть дней спустя. Король все еще был слегка простужен, но доктор дала ему снадобье, приготовленное из цветов и горных трав, которые высушивали его «слизистые» (под этим словом она, вероятно, имела в виду нос) на время танца. Она посоветовала ему отказаться от алкоголя и пить много воды, а еще лучше – фруктового сока. Но во время бала он, по-моему, быстро проникся убеждением – и не по чьему-то, а по собственному наущению, – что в определение фруктового сока попадает и вино, а потому не отказывал себе в нем.
Большой бальный зал Ивенаджа представляет собой огромное круглое помещение, половина которого приподнята до уровня окон, занимающих всю высоту стены. За год, прошедший после отъезда двора, окна в их нижней части были переделаны. Большие светло-зеленые панели были заменены деревянными решетками, куда вставили маленькие панели из тонкого бесцветного стекла. Кристально прозрачное стекло почти не искажало вида залитой лунным светом долины и лесистых холмов вдалеке. Это зрелище было необыкновенно притягательным, и (судя по восторженным словам и доносившимся до меня прикидкам насчет стоимости работ, самым невероятным) казалось, что присутствующих вряд ли удалось бы поразить больше, будь новые окна сделаны хоть из алмаза.
Оркестр разместился на невысоких круглых подмостках в середине помещения. Оркестранты сидели лицом в центр круга, чтобы видеть дирижера, который по очереди поворачивался к каждому из сегментов. Пары танцевали вокруг этого возвышения, напоминая собой опавшие листья, подхваченные вихрем, а сложные па и движения танца вносили порядок в этот кажущийся хаос.
Среди женщин доктор была одной из самых потрясающих. Частично этому способствовал ее высокий рост. И хотя там были женщины и повыше, она все равно выделялась. Такая уж горделивая осанка была у нее от природы. Платье доктора по сравнению с большинством других было простым – из блестящей материи темно-зеленого цвета, контрастировавшей с огромной копной тщательно уложенных волос. Платье было не по моде узким.
Хозяин, должен признаться, что для меня находиться там было большой честью и счастьем. Поскольку никого больше у доктора не было, сопровождать ее на бал выпало мне, а потому я свысока вспоминал своих товарищей – учеников и помощников, большинство из которых были отправлены под лестницу. Присутствовать на балу разрешалось только старшим пажам, и немногие из тех, кого нельзя было назвать слугами в строгом смысле, прекрасно сознавали, что никак не могут блистать в обществе таких знатных, хотя и молодых, господ. Но доктор, напротив, обращалась со мной как с ровней и за весь вечер ни разу не напомнила мне о том, кто я такой на самом деле.
Я выбрал себе простую маску из бумаги телесного цвета, половинка рта которой под высоко поднятой бровью счастливо улыбалась, тогда как с другой стороны уголки губ были трагически опущены, а из глаза стекала слеза. На докторе была сверкающая полумаска серебристого цвета, покрытая каким-то лаком. Мне показалось, что это лучшая и, возможно, самая обескураживающая маска из виденных мной в тот вечер, потому что она посылала взгляд любопытного обратно ему в глаза, а значит, скрывала своего обладателя (хотя сделать это было затруднительно – фигура доктора узнавалась безошибочно) гораздо лучше, чем самые изощренные поделки из перьев, листового золота и сверкающих драгоценных камней.
Под маской, похожей на зеркало, губы доктора казались пухлыми и нежными. Она намазала их красным кремом, которым в таких случаях пользуются многие придворные дамы. Никогда прежде я не видел, чтобы она так прихорашивалась. Ах, какими влажными и сочными были ее губы!
Мы сидели за огромным столом в одном из помещений, примыкающих к большому залу, в окружении самых изящных придворных дам и их сопровождающих; на стенах висели огромные портреты вельмож, изображения их любимых зверей и владений. По залу ходили слуги с подносами, на которых стояли бокалы с вином. Я еще не видел бала, на котором было бы столько слуг, хотя мне и показалось, что некоторые из них слегка неуклюжи и неумело обращаются с подносами. Доктор предпочитала не оставаться в бальном зале между танцами и, казалось, вообще не имела особого желания принимать во всем этом участие. У меня создалось впечатление, что она пришла на бал только из-за королевского приглашения, и если против танцев она не возражала, то нарушить ненароком этикет побаивалась.
Я и сам не только волновался, но и нервничал. Таким грандиозным балам неизменно сопутствует пышность и торжественность, они привлекают отовсюду множество самых знатных семей, герцогов и герцогинь, правителей союзных княжеств и их свиты и обычно являют собой такое выдающееся собрание сильных мира сего, что и в столице оно встречается редко. Неудивительно, что подобные балы – прекрасная возможность для заключения союзов, составления планов, подтверждения дружбы или вражды, политической, национальной или же личной.
Невозможно было не почувствовать величия и исключительности атмосферы, и моя несчастная душа пребывала в смятении и волнении еще до того, как начался собственно бал.
По крайней мере мы должны были оставаться в безопасности, вдалеке от центра событий. При таком большом числе князей, герцогов, баронов, послов и всяких важных персон, требовавших королевского внимания (многих из них он и видел-то раз в год вот на таком балу), король, конечно, не мог помнить о докторе и обо мне, кто ежедневно был у него под рукой.
В зале стоял несмолкаемый гул разговоров, и я сидел, прислушиваясь к звукам музыки, спрашивая себя, какие сейчас плетутся заговоры, какие обещания и кары сулят друг другу собеседники, какие желания пестуются, какие надежды рушатся.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98
По-прежнему не поднимая взгляда, Перрунд глубоко вздохнула. Он разглядывал ее плечи в красном платье, скользнул глазами по материалу, за которым угадывались ее груди.
– Раз или, может быть, два, – сказала она, – когда ЙетАмидус был очень пьян, ей показалось, что в его речах проскользнула… некоторая зависть к протектору. И еще я думаю, что он ненавидит тебя. – Внезапно она подняла глаза.
ДеВару показалось, будто какая-то сила, исходящая из этих золотистых глаз с голубой крапинкой, отбросила его назад.
– Правда, всего этого мало, чтобы исключить его из числа верных последователей протектора. Если задаться целью, то можно любого выставить виноватым. – Она снова опустила глаза.
– Верно, – сказал ДеВар, почувствовав вдруг, как зарумянилось его лицо. – И все же мне хотелось бы быть в курсе таких вещей.
Перрунд передвинула одну фигуру, потом другую.
– Твой ход, – сказала она.
ДеВар продолжил изучение позиции.
13. ДОКТОР
Хозяин, маскарад состоялся шесть дней спустя. Король все еще был слегка простужен, но доктор дала ему снадобье, приготовленное из цветов и горных трав, которые высушивали его «слизистые» (под этим словом она, вероятно, имела в виду нос) на время танца. Она посоветовала ему отказаться от алкоголя и пить много воды, а еще лучше – фруктового сока. Но во время бала он, по-моему, быстро проникся убеждением – и не по чьему-то, а по собственному наущению, – что в определение фруктового сока попадает и вино, а потому не отказывал себе в нем.
Большой бальный зал Ивенаджа представляет собой огромное круглое помещение, половина которого приподнята до уровня окон, занимающих всю высоту стены. За год, прошедший после отъезда двора, окна в их нижней части были переделаны. Большие светло-зеленые панели были заменены деревянными решетками, куда вставили маленькие панели из тонкого бесцветного стекла. Кристально прозрачное стекло почти не искажало вида залитой лунным светом долины и лесистых холмов вдалеке. Это зрелище было необыкновенно притягательным, и (судя по восторженным словам и доносившимся до меня прикидкам насчет стоимости работ, самым невероятным) казалось, что присутствующих вряд ли удалось бы поразить больше, будь новые окна сделаны хоть из алмаза.
Оркестр разместился на невысоких круглых подмостках в середине помещения. Оркестранты сидели лицом в центр круга, чтобы видеть дирижера, который по очереди поворачивался к каждому из сегментов. Пары танцевали вокруг этого возвышения, напоминая собой опавшие листья, подхваченные вихрем, а сложные па и движения танца вносили порядок в этот кажущийся хаос.
Среди женщин доктор была одной из самых потрясающих. Частично этому способствовал ее высокий рост. И хотя там были женщины и повыше, она все равно выделялась. Такая уж горделивая осанка была у нее от природы. Платье доктора по сравнению с большинством других было простым – из блестящей материи темно-зеленого цвета, контрастировавшей с огромной копной тщательно уложенных волос. Платье было не по моде узким.
Хозяин, должен признаться, что для меня находиться там было большой честью и счастьем. Поскольку никого больше у доктора не было, сопровождать ее на бал выпало мне, а потому я свысока вспоминал своих товарищей – учеников и помощников, большинство из которых были отправлены под лестницу. Присутствовать на балу разрешалось только старшим пажам, и немногие из тех, кого нельзя было назвать слугами в строгом смысле, прекрасно сознавали, что никак не могут блистать в обществе таких знатных, хотя и молодых, господ. Но доктор, напротив, обращалась со мной как с ровней и за весь вечер ни разу не напомнила мне о том, кто я такой на самом деле.
Я выбрал себе простую маску из бумаги телесного цвета, половинка рта которой под высоко поднятой бровью счастливо улыбалась, тогда как с другой стороны уголки губ были трагически опущены, а из глаза стекала слеза. На докторе была сверкающая полумаска серебристого цвета, покрытая каким-то лаком. Мне показалось, что это лучшая и, возможно, самая обескураживающая маска из виденных мной в тот вечер, потому что она посылала взгляд любопытного обратно ему в глаза, а значит, скрывала своего обладателя (хотя сделать это было затруднительно – фигура доктора узнавалась безошибочно) гораздо лучше, чем самые изощренные поделки из перьев, листового золота и сверкающих драгоценных камней.
Под маской, похожей на зеркало, губы доктора казались пухлыми и нежными. Она намазала их красным кремом, которым в таких случаях пользуются многие придворные дамы. Никогда прежде я не видел, чтобы она так прихорашивалась. Ах, какими влажными и сочными были ее губы!
Мы сидели за огромным столом в одном из помещений, примыкающих к большому залу, в окружении самых изящных придворных дам и их сопровождающих; на стенах висели огромные портреты вельмож, изображения их любимых зверей и владений. По залу ходили слуги с подносами, на которых стояли бокалы с вином. Я еще не видел бала, на котором было бы столько слуг, хотя мне и показалось, что некоторые из них слегка неуклюжи и неумело обращаются с подносами. Доктор предпочитала не оставаться в бальном зале между танцами и, казалось, вообще не имела особого желания принимать во всем этом участие. У меня создалось впечатление, что она пришла на бал только из-за королевского приглашения, и если против танцев она не возражала, то нарушить ненароком этикет побаивалась.
Я и сам не только волновался, но и нервничал. Таким грандиозным балам неизменно сопутствует пышность и торжественность, они привлекают отовсюду множество самых знатных семей, герцогов и герцогинь, правителей союзных княжеств и их свиты и обычно являют собой такое выдающееся собрание сильных мира сего, что и в столице оно встречается редко. Неудивительно, что подобные балы – прекрасная возможность для заключения союзов, составления планов, подтверждения дружбы или вражды, политической, национальной или же личной.
Невозможно было не почувствовать величия и исключительности атмосферы, и моя несчастная душа пребывала в смятении и волнении еще до того, как начался собственно бал.
По крайней мере мы должны были оставаться в безопасности, вдалеке от центра событий. При таком большом числе князей, герцогов, баронов, послов и всяких важных персон, требовавших королевского внимания (многих из них он и видел-то раз в год вот на таком балу), король, конечно, не мог помнить о докторе и обо мне, кто ежедневно был у него под рукой.
В зале стоял несмолкаемый гул разговоров, и я сидел, прислушиваясь к звукам музыки, спрашивая себя, какие сейчас плетутся заговоры, какие обещания и кары сулят друг другу собеседники, какие желания пестуются, какие надежды рушатся.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98