Тело лежало в придорожной канаве, куда его бросили разбойники. Дурная новость навсегда осталась заключенной в темнице оскаленного черепа.
Гай де Жерве, Эдмунд де Брессе и Кортни Дюран встретились в тени крепости. Их войска смешались без всяких церемониальных обменов сигналами, без предъявления знамен и штандартов, оставшись незамеченными стражей Каркасона, которая увидела только армию наемников, еще совсем недавно служивших де Борегарам.
Глава 17
Боль в ногах, к счастью, ослабла, сменившись полным онемением. Задолго до этого она потеряла все ощущения в ступнях, заледеневших в холодной воде. Ничего больше не чувствуя, она могла только представлять, какие твари ползут по ее щиколоткам, пробираясь под юбки. Но на этот раз даже ужас имел свои границы, и под конец она впала в полубессознательное состояние, ускользнув из ада, словно отделившись от своего тела. Силы остались, только чтобы цепляться за кольцо, удерживавшее ее в вертикальном положении. Когда люк открылся, она не смогла пошевелиться, и тюремщикам пришлось свеситься вниз, чтобы оторвать ее застывшие пальцы от кольца, прежде чем вытащить на свет.
Ноги ее не держали, и Магдалена рухнула на пол, ни о чем не заботясь. Один из мужчин молча подхватил ее, и она бессильно обмякла у него на руках. Дух и рассудок по-прежнему существовали отдельно от неподвижного тела.
Ночь прошла, настал день, и Магдалена зажмурилась от резанувшего по глазам света, который вчера считала сереньким и тусклым.
Она услышала голодный плач Зои еще до того, как они добрались до комнаты, и вернулась к реальности. А вместе с тем вернулись страх и жуткое осознание того, что еще несколько часов в темнице и она не сможет сохранить рассудок. Следуя инстинкту, Магдалена ничем не показала, что пришла в себя, и оставалась бессильно лежать на руках тюремщика. Даже когда он внес ее в комнату, она не подняла головы. Сестра Тереза трясла девочку, безуспешно пытаясь успокоить. Но та продолжала вопить так пронзительно, что уши болели. Шарля в комнате не было.
Солдат поставил Магдалену на ноги, но она, словно так и не придя в сознание, рухнула на пол.
— Положи ее на кровать, — велела монахиня. — Ей нужно покормить ребенка.
Мужчины покорно исполнили приказ. Магдалена по-прежнему не шевелилась. Сестра Тереза устроила Зои у неЈ на коленях и поспешно подперла подушками спину Магдалены.
— Сядьте, — нетерпеливо скомандовала она. — Ваше дитя проголодалось.
Магдалене потребовалось нечеловеческое усилие воли, чтобы остаться безразличной к плачу Зои. Она осталась лежать, словно все еще не покинула призрачный мир своего забытья.
Солдаты покинули комнату, а монахиня продолжала стоять, растерянно глядя на неподвижную женщину и вопящего младенца. Наконец она, едва пожав плечами, будто желая сказать, что сделала все возможное, повернулась и шагнула к двери.
Магдалена услышала глухой стук засова и, полежав еще немного, прижала дочь к груди. Но Зои, ничуть не утешенная материнскими поцелуями, лихорадочно искала грудь. Магдалена расстегнула лиф, и крик мгновенно оборвался прерывистым всхлипом. В полутемной комнате воцарилась благословенная тишина.
К радости Магдалены, оказалось, что, несмотря на долгие часы заключения, она вполне способна мыслить здраво. Плохо только то, что, когда к ногам прилила кровь, вернулись мучительные боли. Икры и пальцы сводило судорогами. Но была в этом и положительная сторона: боль помогала быстрее соображать. Если, покормив Зои, она вновь примется изображать совершенное бессилие и делать вид, что темница полностью сломила ее тело и дух, де Борегары поймут, что ничего не добьются очередными пытками. Наказание было настолько суровым, что если кузен увидит ее в таком состоянии, наверняка сочтет себя отомщенным за следы, оставленные ногтями на щеке. И пока они будут считать, что она способна лишь кормить ребенка и даже головы поднять не в силах, может, дадут ей передышку и подождут с новыми способами укрощения.
Конечно, долго это не продлится, но Магдалена выиграет немного времени, а пока она могла жить только ближайшими часом-двумя, не больше.
Но ее и в самом деле обуяла неодолимая усталость, окутала большим темным одеялом, и глаза сами собой закрылись. Она заснула, продолжая прижимать ребенка к груди.
Сестра Тереза, вошедшая час спустя, увидела спящую женщину и прильнувшего к ее груди младенца. Монахиня принесла поднос с едой и теперь нагнулась, чтобы разбудить Магдалену, ибо знала, что та не ела со вчерашнего утра.
Магдалена проснулась, но отвернулась от еды. И отказалась говорить, но кое-как сползла с постели, чтобы подмыть и перепеленать Зои. Потом положила ребенка в колыбель и потащилась в отхожее место, стараясь двигаться как можно более неуклюже и неловко, и, наконец, снова подковыляла к кровати и рухнула на нее, закрыв глаза. Монахиня, окончательно растерявшись и не зная, что делать, ушла.
Снова оставшись одна, Магдалена съела немного пирога с олениной, выпила вина и сразу почувствовала себя лучше, хотя все еще не смела вернуться мыслями к недавним ужасам своего заточения. Знала, что долго так не выдержит. Но, как ни странно, не могла прибегнуть к вполне очевидным средствам избежать новых унижений. Она не сдастся.
Она продремала весь день, время от времени просыпаясь и зажмуриваясь, как только слышала скрип двери, которую открывали несколько раз. Но в комнату никто не входил. Просто проверяли, что делает Магдалена, и снова закрывали дверь. Магдалена кормила Зои, но сама намеренно оставалась грязной и растрепанной.
Шарль д'Ориак вернулся только в конце дня. Он специально оставил ее одну. Пусть немного восстановит силы и преисполнится уверенности, что ее испытания закончены. Шок от новых пыток и перспективы провести долгую ночь в подземелье будет так велик, что Шарль всерьез надеялся сломить ее сопротивление уже к рассвету.
Однако такого зрелища он не ожидал. Магдалена лежала на постели точно в той позе, как с утра, с головы до ног покрытая засохшей слизью, со спутанными волосами и измазанным лицом. Глаза тупо смотрели сквозь него.
— Иисусе милостивый! Почему ты не переоделась?
Магдалена не ответила. Даже бровью не повела. Шарль подскочил к кровати и, сжав ее подбородок, посмотрел в лицо. Но ее взгляд по-прежнему оставался пустым. Неужели он промахнулся? Посчитал ее сильнее, чем на самом деле?
Он знал, что наступает момент, когда пытки и насилие больше не действуют на жертву и та попросту ускользает от боли в свой собственный мирок иллюзий и никакие палачи уже над ней не властны. Но это не могло случиться так скоро!
Шарль ринулся к двери и громовым голосом позвал сестру Терезу.
— Как давно она в этом состоянии?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107
Гай де Жерве, Эдмунд де Брессе и Кортни Дюран встретились в тени крепости. Их войска смешались без всяких церемониальных обменов сигналами, без предъявления знамен и штандартов, оставшись незамеченными стражей Каркасона, которая увидела только армию наемников, еще совсем недавно служивших де Борегарам.
Глава 17
Боль в ногах, к счастью, ослабла, сменившись полным онемением. Задолго до этого она потеряла все ощущения в ступнях, заледеневших в холодной воде. Ничего больше не чувствуя, она могла только представлять, какие твари ползут по ее щиколоткам, пробираясь под юбки. Но на этот раз даже ужас имел свои границы, и под конец она впала в полубессознательное состояние, ускользнув из ада, словно отделившись от своего тела. Силы остались, только чтобы цепляться за кольцо, удерживавшее ее в вертикальном положении. Когда люк открылся, она не смогла пошевелиться, и тюремщикам пришлось свеситься вниз, чтобы оторвать ее застывшие пальцы от кольца, прежде чем вытащить на свет.
Ноги ее не держали, и Магдалена рухнула на пол, ни о чем не заботясь. Один из мужчин молча подхватил ее, и она бессильно обмякла у него на руках. Дух и рассудок по-прежнему существовали отдельно от неподвижного тела.
Ночь прошла, настал день, и Магдалена зажмурилась от резанувшего по глазам света, который вчера считала сереньким и тусклым.
Она услышала голодный плач Зои еще до того, как они добрались до комнаты, и вернулась к реальности. А вместе с тем вернулись страх и жуткое осознание того, что еще несколько часов в темнице и она не сможет сохранить рассудок. Следуя инстинкту, Магдалена ничем не показала, что пришла в себя, и оставалась бессильно лежать на руках тюремщика. Даже когда он внес ее в комнату, она не подняла головы. Сестра Тереза трясла девочку, безуспешно пытаясь успокоить. Но та продолжала вопить так пронзительно, что уши болели. Шарля в комнате не было.
Солдат поставил Магдалену на ноги, но она, словно так и не придя в сознание, рухнула на пол.
— Положи ее на кровать, — велела монахиня. — Ей нужно покормить ребенка.
Мужчины покорно исполнили приказ. Магдалена по-прежнему не шевелилась. Сестра Тереза устроила Зои у неЈ на коленях и поспешно подперла подушками спину Магдалены.
— Сядьте, — нетерпеливо скомандовала она. — Ваше дитя проголодалось.
Магдалене потребовалось нечеловеческое усилие воли, чтобы остаться безразличной к плачу Зои. Она осталась лежать, словно все еще не покинула призрачный мир своего забытья.
Солдаты покинули комнату, а монахиня продолжала стоять, растерянно глядя на неподвижную женщину и вопящего младенца. Наконец она, едва пожав плечами, будто желая сказать, что сделала все возможное, повернулась и шагнула к двери.
Магдалена услышала глухой стук засова и, полежав еще немного, прижала дочь к груди. Но Зои, ничуть не утешенная материнскими поцелуями, лихорадочно искала грудь. Магдалена расстегнула лиф, и крик мгновенно оборвался прерывистым всхлипом. В полутемной комнате воцарилась благословенная тишина.
К радости Магдалены, оказалось, что, несмотря на долгие часы заключения, она вполне способна мыслить здраво. Плохо только то, что, когда к ногам прилила кровь, вернулись мучительные боли. Икры и пальцы сводило судорогами. Но была в этом и положительная сторона: боль помогала быстрее соображать. Если, покормив Зои, она вновь примется изображать совершенное бессилие и делать вид, что темница полностью сломила ее тело и дух, де Борегары поймут, что ничего не добьются очередными пытками. Наказание было настолько суровым, что если кузен увидит ее в таком состоянии, наверняка сочтет себя отомщенным за следы, оставленные ногтями на щеке. И пока они будут считать, что она способна лишь кормить ребенка и даже головы поднять не в силах, может, дадут ей передышку и подождут с новыми способами укрощения.
Конечно, долго это не продлится, но Магдалена выиграет немного времени, а пока она могла жить только ближайшими часом-двумя, не больше.
Но ее и в самом деле обуяла неодолимая усталость, окутала большим темным одеялом, и глаза сами собой закрылись. Она заснула, продолжая прижимать ребенка к груди.
Сестра Тереза, вошедшая час спустя, увидела спящую женщину и прильнувшего к ее груди младенца. Монахиня принесла поднос с едой и теперь нагнулась, чтобы разбудить Магдалену, ибо знала, что та не ела со вчерашнего утра.
Магдалена проснулась, но отвернулась от еды. И отказалась говорить, но кое-как сползла с постели, чтобы подмыть и перепеленать Зои. Потом положила ребенка в колыбель и потащилась в отхожее место, стараясь двигаться как можно более неуклюже и неловко, и, наконец, снова подковыляла к кровати и рухнула на нее, закрыв глаза. Монахиня, окончательно растерявшись и не зная, что делать, ушла.
Снова оставшись одна, Магдалена съела немного пирога с олениной, выпила вина и сразу почувствовала себя лучше, хотя все еще не смела вернуться мыслями к недавним ужасам своего заточения. Знала, что долго так не выдержит. Но, как ни странно, не могла прибегнуть к вполне очевидным средствам избежать новых унижений. Она не сдастся.
Она продремала весь день, время от времени просыпаясь и зажмуриваясь, как только слышала скрип двери, которую открывали несколько раз. Но в комнату никто не входил. Просто проверяли, что делает Магдалена, и снова закрывали дверь. Магдалена кормила Зои, но сама намеренно оставалась грязной и растрепанной.
Шарль д'Ориак вернулся только в конце дня. Он специально оставил ее одну. Пусть немного восстановит силы и преисполнится уверенности, что ее испытания закончены. Шок от новых пыток и перспективы провести долгую ночь в подземелье будет так велик, что Шарль всерьез надеялся сломить ее сопротивление уже к рассвету.
Однако такого зрелища он не ожидал. Магдалена лежала на постели точно в той позе, как с утра, с головы до ног покрытая засохшей слизью, со спутанными волосами и измазанным лицом. Глаза тупо смотрели сквозь него.
— Иисусе милостивый! Почему ты не переоделась?
Магдалена не ответила. Даже бровью не повела. Шарль подскочил к кровати и, сжав ее подбородок, посмотрел в лицо. Но ее взгляд по-прежнему оставался пустым. Неужели он промахнулся? Посчитал ее сильнее, чем на самом деле?
Он знал, что наступает момент, когда пытки и насилие больше не действуют на жертву и та попросту ускользает от боли в свой собственный мирок иллюзий и никакие палачи уже над ней не властны. Но это не могло случиться так скоро!
Шарль ринулся к двери и громовым голосом позвал сестру Терезу.
— Как давно она в этом состоянии?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107