Эти экзотические декорации, однако, отвлекали меня недолго; углубившись снова в свои мысли, я шел по улице, не обращая ни на что внимания, как вдруг чья-то мускулистая рука схватила меня сзади за локоть. Я резко обернулся, и увидел незнакомого господина в черном котелке, ухмылявшегося самым наглым образом; в его облике было что-то крысиное.
- Брат! - воскликнул он по-русски с немыслимым акцентом, и вдруг потащил меня к приземистому кирпичному зданию, находившемуся неподалеку. У входа там стояли две гориллы в пиджаках и ярких галстуках; при нашем приближении они почтительно вытянулись. От неожиданности я стал сопротивляться только тогда, когда оказался уже в помещении. Стряхнуть с себя цепкого, как прилипала, француза мне не удавалось, и после некоторого противоборства я приостановил сопротивление, чтобы посмотреть, как дальше будут развиваться события. В глубине комнаты, в которую я попал, за деревянной конторкой располагалась девушка, перед которой на столе лежала ручка и груда каких-то бланков. Державший меня господин немного ослабил хватку и начал что-то кричать этой особе, но так быстро и горячо, что я почти ничего не мог разобрать. Минуту или две она слушала его неподвижно, как будто в оцепенении, после чего быстрым, кошачьим движением схватила бланк и приготовилась что-то писать. Это было уже выше моих сил; завопив что-то гневное и угрожающее, я вырвался из непрошеных объятий и кинулся к выходу. На беду, определить в потемках верное направление мне не удалось: сгоряча я нырнул не в ту дверь, которая вела к выходу. Оказавшись в узком коридоре, я несколько мгновений поколебался, а потом, решив не возвращаться, двинулся вперед, к светлому пятну, маячившему впереди. Быстро пройдя несколько шагов и отдернув тяжелую штору, я оказался в большом подвальном помещении, терявшемся в сигаретном дыме. На мое появление никто не обратил внимания, хотя людей было довольно много: одни сидели у каких-то столов, на которых раскладывали карты, другие, столпившись, окружали столы с рулеткой; третьи выпивали у барной стойки. Здесь было довольно темно, только над каждым столом ярко горели лампы, свисавшие с потолка.
Я хотел повернуться и уйти, но меня задержало удивительное зрелище, никогда не виданное мною ранее. За ближайшей рулеткой сидел молодой человек, бледный как мел, так что за него становилось даже страшно, и пожирал взглядом быстро вращающееся колесо, вокруг которого бегал маленький шарик. Перед ним на столе лежала основательная горка ассигнаций, частью довольно крупных, насколько можно было разглядеть.
- Le jeu est fait, - негромко произнес важный господин, стоявший по другую сторону от игроков, и я просто физически почувствовал, как возросло напряжение вокруг стола. Через несколько мгновений шарик, замедляясь, стал прыгать по колесу, пока, наконец, не замер в одной из его ячеек. Обстановка сразу разрядилась. Крупье назвал какие-то цифры, и на устах бледного молодого человека появилась слабая улыбка. Придвинув к себе свой выигрыш, он начал складывать деньги в бумажник, старательно сортируя их по достоинству. Через минуту его место за столом освободилось, и я поспешил занять его просто для того, чтобы посмотреть поближе на игру, которая меня очень занимала. В ее правилах я пока ничего не понимал, и поэтому взял со стола красочный буклет с объяснениями. Первое, что там было написано, почему-то по-английски, это "Американская рулетка - любимая игра Достоевского". Я знал о том, что наша культура уже более столетия совершает свое победное шествие по планете, но поневоле все-таки вздрогнул от неожиданности. Впрочем, мне еще повезло: учитывая то, каким путем я попал в это заведение, я мог прочитать что-нибудь еще похлеще, скажем: "Русская рулетка - любимая игра Маяковского".
Текст в брошюре был простой, к тому же английским я владел лучше, чем французским, но, несмотря на это, понять мне ничего не удавалось. Описано все было очень кратко, буквально в двух словах, причем основное внимание уделялось разрешению споров между посетителями и казино. Отложив брошюру, я стал следить за действиями своих соседей, и довольно быстро во всем разобрался. Передо мной на столе было красочное поле с номерами, на котором, однако, ставки делались не так уж часто. В основном игроки ставили на большие клетки красного и черного цвета рядом с полем, а также на клетки с надписями "even" и "odd". Эта последняя альтернатива была мне понятнее всего: очевидно, что если я поставлю на "четное" и выпадет четный номер, то что-нибудь мне заплатят обязательно. Так я и сделал, рискнув десятифранковым билетом. Колесо повернулось, и я выиграл - крупье придвинул ко мне столько же, сколько я поставил.
После этого несколько оборотов колеса я просидел не двигаясь, бессмысленно глядя на катящийся шарик. Ощущения мои были самые смутные и неопределенные, но скорее приятные, чем неприятные. Я всегда болезненно переносил неудачи и очень радовался любому везению - мне казалось в такие моменты, что проверяется само отношение мироздания к моему существу, совершенно беззащитному перед роковыми силами. В целом, как мне представлялось, судьба ко мне была благосклонна; но всякий раз, когда у меня случалась мелкая или крупная неприятность, я воспринимал это как первые признаки того, что счастье от меня отвернулось, причем, возможно, навсегда. Мелкие удачи, часто даже наполовину выдуманные, я всегда воспринимал как поощрения, как доказательства того, что я движусь по правильному пути. Иногда, после страшных жизненных катастроф, мне начинало казаться, что никакой осмысленности в течении моей жизни нет и вовсе, что все определяется ничего не значащим стечением случайностей; но такая мысль была для меня совершенно нестерпима, и я скоро оставлял ее. Я мог еще думать, что судьба меня преследует, что она олицетворяет собой злое, разрушительное начало, которому надо противостоять до тех пор, пока это возможно - но считать, что никакой судьбы вообще не существует, было невозможно.
Как обостренно я ни прислушивался к постоянному чередованию удач и неудач в своей жизни, как ни разглядывал этот таинственный узор, как ни пытался разгадать глубокий замысел того, кто определяет мою биографию, но никогда еще я не сталкивался с фатумом настолько прямо, лицом к лицу, как здесь, за игорным столом. Все выглядело очень просто и даже обнаженно достаточно было поставить те деньги, что у меня были, на ту или иную клетку, чтобы тут же проверить, насколько благосклонна ко мне судьба. От этой ясности мне стало даже жутковато, и я хотел оставить этот эксперимент, чтобы и дальше пребывать в блаженном неведении по этому поводу. Но деваться мне было некуда - денег на обратную дорогу у меня все равно не было, так что эту проблему так или иначе, но пришлось бы как-нибудь решать.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13
- Брат! - воскликнул он по-русски с немыслимым акцентом, и вдруг потащил меня к приземистому кирпичному зданию, находившемуся неподалеку. У входа там стояли две гориллы в пиджаках и ярких галстуках; при нашем приближении они почтительно вытянулись. От неожиданности я стал сопротивляться только тогда, когда оказался уже в помещении. Стряхнуть с себя цепкого, как прилипала, француза мне не удавалось, и после некоторого противоборства я приостановил сопротивление, чтобы посмотреть, как дальше будут развиваться события. В глубине комнаты, в которую я попал, за деревянной конторкой располагалась девушка, перед которой на столе лежала ручка и груда каких-то бланков. Державший меня господин немного ослабил хватку и начал что-то кричать этой особе, но так быстро и горячо, что я почти ничего не мог разобрать. Минуту или две она слушала его неподвижно, как будто в оцепенении, после чего быстрым, кошачьим движением схватила бланк и приготовилась что-то писать. Это было уже выше моих сил; завопив что-то гневное и угрожающее, я вырвался из непрошеных объятий и кинулся к выходу. На беду, определить в потемках верное направление мне не удалось: сгоряча я нырнул не в ту дверь, которая вела к выходу. Оказавшись в узком коридоре, я несколько мгновений поколебался, а потом, решив не возвращаться, двинулся вперед, к светлому пятну, маячившему впереди. Быстро пройдя несколько шагов и отдернув тяжелую штору, я оказался в большом подвальном помещении, терявшемся в сигаретном дыме. На мое появление никто не обратил внимания, хотя людей было довольно много: одни сидели у каких-то столов, на которых раскладывали карты, другие, столпившись, окружали столы с рулеткой; третьи выпивали у барной стойки. Здесь было довольно темно, только над каждым столом ярко горели лампы, свисавшие с потолка.
Я хотел повернуться и уйти, но меня задержало удивительное зрелище, никогда не виданное мною ранее. За ближайшей рулеткой сидел молодой человек, бледный как мел, так что за него становилось даже страшно, и пожирал взглядом быстро вращающееся колесо, вокруг которого бегал маленький шарик. Перед ним на столе лежала основательная горка ассигнаций, частью довольно крупных, насколько можно было разглядеть.
- Le jeu est fait, - негромко произнес важный господин, стоявший по другую сторону от игроков, и я просто физически почувствовал, как возросло напряжение вокруг стола. Через несколько мгновений шарик, замедляясь, стал прыгать по колесу, пока, наконец, не замер в одной из его ячеек. Обстановка сразу разрядилась. Крупье назвал какие-то цифры, и на устах бледного молодого человека появилась слабая улыбка. Придвинув к себе свой выигрыш, он начал складывать деньги в бумажник, старательно сортируя их по достоинству. Через минуту его место за столом освободилось, и я поспешил занять его просто для того, чтобы посмотреть поближе на игру, которая меня очень занимала. В ее правилах я пока ничего не понимал, и поэтому взял со стола красочный буклет с объяснениями. Первое, что там было написано, почему-то по-английски, это "Американская рулетка - любимая игра Достоевского". Я знал о том, что наша культура уже более столетия совершает свое победное шествие по планете, но поневоле все-таки вздрогнул от неожиданности. Впрочем, мне еще повезло: учитывая то, каким путем я попал в это заведение, я мог прочитать что-нибудь еще похлеще, скажем: "Русская рулетка - любимая игра Маяковского".
Текст в брошюре был простой, к тому же английским я владел лучше, чем французским, но, несмотря на это, понять мне ничего не удавалось. Описано все было очень кратко, буквально в двух словах, причем основное внимание уделялось разрешению споров между посетителями и казино. Отложив брошюру, я стал следить за действиями своих соседей, и довольно быстро во всем разобрался. Передо мной на столе было красочное поле с номерами, на котором, однако, ставки делались не так уж часто. В основном игроки ставили на большие клетки красного и черного цвета рядом с полем, а также на клетки с надписями "even" и "odd". Эта последняя альтернатива была мне понятнее всего: очевидно, что если я поставлю на "четное" и выпадет четный номер, то что-нибудь мне заплатят обязательно. Так я и сделал, рискнув десятифранковым билетом. Колесо повернулось, и я выиграл - крупье придвинул ко мне столько же, сколько я поставил.
После этого несколько оборотов колеса я просидел не двигаясь, бессмысленно глядя на катящийся шарик. Ощущения мои были самые смутные и неопределенные, но скорее приятные, чем неприятные. Я всегда болезненно переносил неудачи и очень радовался любому везению - мне казалось в такие моменты, что проверяется само отношение мироздания к моему существу, совершенно беззащитному перед роковыми силами. В целом, как мне представлялось, судьба ко мне была благосклонна; но всякий раз, когда у меня случалась мелкая или крупная неприятность, я воспринимал это как первые признаки того, что счастье от меня отвернулось, причем, возможно, навсегда. Мелкие удачи, часто даже наполовину выдуманные, я всегда воспринимал как поощрения, как доказательства того, что я движусь по правильному пути. Иногда, после страшных жизненных катастроф, мне начинало казаться, что никакой осмысленности в течении моей жизни нет и вовсе, что все определяется ничего не значащим стечением случайностей; но такая мысль была для меня совершенно нестерпима, и я скоро оставлял ее. Я мог еще думать, что судьба меня преследует, что она олицетворяет собой злое, разрушительное начало, которому надо противостоять до тех пор, пока это возможно - но считать, что никакой судьбы вообще не существует, было невозможно.
Как обостренно я ни прислушивался к постоянному чередованию удач и неудач в своей жизни, как ни разглядывал этот таинственный узор, как ни пытался разгадать глубокий замысел того, кто определяет мою биографию, но никогда еще я не сталкивался с фатумом настолько прямо, лицом к лицу, как здесь, за игорным столом. Все выглядело очень просто и даже обнаженно достаточно было поставить те деньги, что у меня были, на ту или иную клетку, чтобы тут же проверить, насколько благосклонна ко мне судьба. От этой ясности мне стало даже жутковато, и я хотел оставить этот эксперимент, чтобы и дальше пребывать в блаженном неведении по этому поводу. Но деваться мне было некуда - денег на обратную дорогу у меня все равно не было, так что эту проблему так или иначе, но пришлось бы как-нибудь решать.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13