возможно, ей удастся справиться с болезнью в течение недели. Но вероятно, что и не сможет. Полагаю, что это разновидность той заразы, которая пришла к нам из Франции. Они всегда поставляют нам самое лучшее, — добавил он кисло. — Это может быть и инфлюэнца. Там была эпидемия. Спаси нас, Господи, от подобного. У нас такое уже было. Болезнь может быть смертельной, но может протекать и в более легкой форме. Будем надеяться, что мы имеем дело с менее серьезной формой. Проследите, чтобы она пила каждый час воду с лимонным соком и принимала лекарство. И молитесь. Я приеду завтра. Пошлите за мной, если появятся высыпания и, конечно же, если ей станет хуже. Спокойной ночи, милорд.
Но эту ночь никак нельзя было назвать спокойной, как и многие последующие тяжелые ночи.
Неделю спустя после приезда в охотничий домик Майлс выглядел совершенно измотанным, впрочем, именно так он себя и чувствовал. Он поднялся со стула, стоявшего подле кровати Аннабеллы, на котором он провел очередную ночь. Взглянув на жену и убедившись, что она еше спит, он подошел к окну и отодвинул уголок шторы.
Вновь шел дождь.
«Какой странный медовый месяц», — подумал он, глядя на мокрый пейзаж. У него не было ни времени, ни желания жалеть себя, тем более сейчас, когда вся его жалость была истрачена на жену. Ведь вполне может случиться так, что он станет вдовцом еще до того, как закончится медовый месяц.
С каждым днем ей становилось все хуже. Ее постоянно мучили жесткий беспрестанный кашель и сильный жар.
Нужно было выдержать настоящий бой, чтобы заставить ее принимать лекарство, а уговорить ее хоть немного поесть было вообще невозможно. Майлс с самого начала не отходил от Аннабеллы ни на шаг, но это служило утешением скорее для него, чем для нее, поскольку болезнь проходила так тяжело, что она почти не замечала происходящего вокруг. Майлс уже подумывал о том, что пора поставить в известность родителей Аннабеллы. Но он не хотел пугать их раньше времени, тем более что все происходящее казалось совершенно нереальным. Или он просто отказывался этому верить? Он женился на красивой, живой и энергичной молодой женщине. А сейчас она, возможно, находится на грани смерти. Все изменилось в течение недели. С той самой ночи, когда он прикоснулся к ней страстно и требовательно.
Майлс прислонился лбом к оконному стеклу. Он понимал, что не его ласки стали причиной болезни, но было мучительно думать о том, что настоящей интимной близости между ними так и не было. Ведь не мог же он утверждать, что любил Аннабеллу, даже не мог сказать, что она нравилась ему больше, чем те женщины, с которыми он раньше делил постель. Быть может, то огромное чувство вины, которое никак не оставляло его, стало расплатой за брак без любви?
Он видел смерть в бою, видел, как здоровые молодые мужчины истекают кровью и погибают. Но совсем другое дело было видеть, как угасает молодая красивая женщина. Она была так уязвима, а он ничего не мог противопоставить ее невидимому врагу.
Видя, как она тает, Майлс испытывал жалость и беспомощность. Но ведь он был ей, по сути, чужим, а рядом с ней, несомненно, должен находиться близкий, любящий человек, тот, кто, переживая из-за ее болезни, будет испытывать чувство более сильное, чем жалость. И все же стоит ли вызывать ее семью? Он был моряком и крепко усвоил некоторые суеверия. Если он пошлет за ее родителями, то это будет равносильно признанию поражения: произнеси его имя, и ты впустишь Ангела смерти.
Но лучше Аннабелле так и не становилось, и предпринимаемые окружающими усилия лишь усугубляли ее состояние. Пластыри и банки, как он мог заметить, не помогли уменьшить жар, они лишь уродовали ее нежную белую кожу. От лихорадки ее мягкие розовые губы иссушились и потрескались, побелели и начали шелушиться. Порошки, прописанные доктором, вызывали у нее рвоту; она больше не могла принимать их, как не могла проглотить и кусочка пищи. С каждым днем она все больше худела и слабела.
На четвертый день ей остригли волосы. Майлс возражал, но доктор настаивал на этом. Они отбирают у нее силу, сказал он. Возможно. Но у Майлса подкосились колени, когда он увидел, как ее прекрасные чернильно-черные локоны состригают под самый корень и бросают в огонь. Она была слишком больна, чтобы протестовать, и, возможно, даже не заметила этого. Но его это чуть не убило.
Кровопускание, сделанное на пятый день, почти доконало и Майлса, и доктора. Когда Майлс, умывшись, вошел тем утром в комнату, он увидел, что доктор держит ее нежное запястье, наблюдая, как течет густая темная кровь и смываются последние краски с ее лица, словно сама жизнь покидает Аннабеллу. Майлс потерял контроль над собой, возможно, просто обезумел, он закричал, приказывая доктору немедленно все прекратить и убираться вон, угрожая изувечить его, если тот не послушается.
И вот теперь за ней ухаживали только он, горничная и экономка, поскольку доктор отказался от дальнейших посещений. Ну и пусть. Майлс больше не мог полагаться на него, впрочем, в отношении медицинской помощи на себя он тоже не мог полагаться. Но лечение необходимо было продолжить, и Майлс послал в Лондон за отличным хирургом, с которым когда-то служил вместе; Гарри Селфридж обязательно приедет, он был отличным человеком, кроме того, он кое-чем обязан Майлсу. Но не будет ли это слишком поздно?
— Тысячелистник обыкновенный и цветки бузины, — проговорил Майлс с усталым смешком. — Легочная трава и лапчатка? А потом, подозреваю, вы монотонно повторяете: «Кипите, травы, изыди, отрава». Думаю, что не стоит, миссис Фарроу. Спасибо, миссис Кент, — сказал он экономке, давая понять пухленькой маленькой женщине, с которой только что беседовал, что разговор закончен. — К сожалению, я не верю в колдовство.
— Я тоже не верю, — ответила толстушка. — Тысячелистник обыкновенный, цветки бузины и перечная мята — это проверенное временем средство, специально от инфлюэнцы. Медуница и лапчатка — это от кашля. Вероника и репейник тоже не помешают. Все эти средства используются очень давно, и современные врачи от них не отказываются.
Майлс потер рукой уставшие глаза. Экономка пришла к нему в кабинет и сказала, что привела знахарку, которая пользуется уважением во всей округе. Он пригласил миссис Фарроу войти лишь затем, чтобы можно было еще с кем-нибудь поговорить о болезни Аннабеллы. На него произвела впечатление эта женщина средних лет, очень аккуратно, почти модно одетая. Он ожидал увидеть невежественную старуху, но произношение миссис Фарроу вполне устроило бы и герцогиню.
— Мой отец владел землей в этом округе, — гордо сообщила она ему, — но его мать и бабушка были знахарками, они сами лечили травами и меня обучили этому искусству. Сейчас я обладаю даже большими знаниями.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79