Олимпия вцепилась в руку Шеридана, не желая разлучаться с ним. Почувствовав, как напряглись его мускулы, она взглянула ему в лицо. Он был страшно бледен. Олимпия сразу же уловила перемену, произошедшую в нем. Волк вновь проснулся в душе Шеридана, он настороженно следил за каждым движением евнухов, готовый броситься на них и предвкушая кровавую схватку.
— Шеридан, — позвала Олимпия, сжимая его руку.
Но он не слышал ее. Евнух подошел еще ближе, его безбородое лицо казалось совершенно безмятежным. Он учтиво поклонился Шеридану.
— Я уверена, что произошла какая-то ошибка, — сказала Олимпия, качая головой. Она чувствовала, что напряжение Шеридана нарастает по мере того, как слуга дюйм за дюймом приближается к ним. Олимпия решительно указала на себя, затем на землю.
— Я останусь здесь, с ним, — внятно произнесла она.
Но евнух подошел к ней и, поклонившись, собрался уже было силой увести Олимпию из комнаты. И тут Шеридан взорвался. Оттолкнув Олимпию так, что она чуть не упала на пол, он набросился с кулаками на евнуха. Тот попробовал защититься, подняв свои пухлые ручки, но Шеридан наносил ему удар за ударом. Двое других слуг с пронзительным визгом подбежали к взбесившемуся чужеземцу. Но тот тут же сбил с ног одного из них. Олимпия бросилась к Шеридану, увертываясь от ударов хлыста, и пыталась оттащить его, опасаясь, что он может убить евнуха.
Внезапно в него вцепились сильные руки — это подоспели стражники, громко крича и бряцая оружием. Они вынесли из комнаты потерявшего сознание евнуха, на побледневшем лице которого явственно проступали синяки и кровоподтеки от побоев, нанесенных ему Шериданом. Сам Шеридан, хотя его и удерживали несколько стражников, все еще продолжал сопротивляться, вырываясь из их рук и, словно злая цепная собака, стараясь дотянуться до двух других евнухов. Он изрыгал неистовые проклятия на английском, арабском и других языках, которых Олимпия никогда не слышала.
— Шеридан, — снова и снова повторяла она, — все в порядке. Я никуда не уйду отсюда… Шеридан… послушай меня… ну пожалуйста… я здесь, с тобой. Я никуда не уйду.
Но он, казалось, не слышал ее. Стражники сменяли друг друга, пытаясь удержать исступленно бьющегося в их руках Шеридана. Он уже рычал, задыхаясь и громко хрипя. Наконец стражники ударили его головой о стену, и он рухнул на колени.
Через несколько мгновений Шеридан поднял голову, быстро оглядел комнату, увидел, что Олимпия все еще здесь, и потерял сознание. Стражники один за другим покинули комнату. Последний обернулся, поклонился Олимпии и, указав глазами на Шеридана, сочувственно покачал головой. Дверь закрылась.
В комнате уже стемнело. Шеридан сидел на полу у стены, сгорбившись, обхватив руками колени и низко опустив голову. Время от времени по его телу пробегали судороги, но он не трогался с места, как будто решил до конца оставаться на своем посту, не теряя бдительности и встречая лицом к лицу любую опасность, подстерегающую их черной беспросветной ночью.
Олимпия не смела окликнуть его. Она напрасно надеялась, что сможет приручить волка. Что сможет достучаться до души Шеридана, проявляя любовь и терпение.
Ей не удалось даже приблизиться к заветной цели. Она снова потерпела поражение.
Глава 25
На пути из резиденции Исхак-паши в Стамбул Шеридан настороженно прислушивался и приглядывался, стараясь всегда быть начеку. Он чувствовал себя свободно и раскованно, путешествуя рядом с Олимпией по дорогам Анатолии, бегущим по холмам, поросшим лесом. Шеридан все подмечал, наблюдая, как зимний ветер приподнимает чадру Олимпии, и следя за роскошным караваном, снаряженным Исхак-пашой.
В горах шел снег, и по ночам Шеридан сжимал Олимпию в объятиях, чтобы согреть ее. Он часто спрашивал себя, что думает о нем Олимпия, — ведь он не искал близости с ней, как будто не испытывал больше страсти. Однако это было не так. Он хотел ее, по не мог переступить черту и снова вернуться к жизни, вернуться в реальный мир из мира своих фантазий и видений. Казалось, так недавно они еще были вместе, но даже и тогда, в минуты близости, Шеридан не осмелился по-настоящему овладеть Олимпией. Хотя она просила его об этом…
Он заерзал в седле, ощущая, как нарастает возбуждение в его теле, и постарался отогнать от себя мысли, грозящие вывести его из равновесия. Но помимо своей воли он вновь видел перед собой соблазнительные картины: обнаженную Олимпию в порыве страсти, гибкую и цепкую, словно вьющееся вечнозеленое растение. Он вспомнил исходивший от нее пряный запах, похожий на дымок от соснового костра. Эти воспоминания обожгли и воспламенили его.
— Шеридан!
Он вздрогнул и очнулся, заметив, как изменились окрестности. Они выехали из леса и оказались в небольшой деревушке, расположенной на холме. Впереди, у его подножия, поблескивали голубые воды залива и виднелись остроконечные кипарисы, растущие вдоль берега. Теплый ветерок доносил благоухание первых весенних цветов.
— Что они собираются с нами делать? — тихо спросила Олимпия.
Шеридан прислушался к возбужденным голосам провожатых и стражников.
— Сегодня мы должны отправиться дальше в Бейкоз. Это на Босфоре, — сказал он и помолчал. Внезапно сердце Шеридана сильно забилось в груди, он почувствовал неотвратимость надвигающихся событий, как будто дремавшая до этого где-то далеко за горизонтом реальность вдруг стремительно двинулась навстречу ему. — Там мы остановимся, — добавил он. — И будем ждать султана, который лично выехал к нам навстречу.
Шеридан стоял на террасе дворца, расположенного на берегу, и пытался стряхнуть с себя оцепенение и душевную лень, мешавшую ему сосредоточиться. Внизу, за небольшой платановой рощицей у самой кромки воды, мелькали силуэты женщин в пестрых ярких одеждах. Они набирали воду в большие глиняные кувшины.
Поджидая Олимпию, которая ушла принимать ванну, Шеридан разглядывал разноцветные лодки на горизонте и экзотические белые купола и минареты вдали, на том берегу, где начиналась Европа. Шеридану трудно было поверить в то, что Махмуд выехал им навстречу. Это был бы поистине добрый знак. Сердце Шеридана замирало от тревоги. Однажды он прождал несколько недель в густонаселенных покоях дворца Топкапи, прежде чем его позвали в приемный зал султана. Шеридан прекрасно помнил этот причудливый лабиринт крохотных комнаток, а также бесконечные отсрочки встречи и придворные церемонии. В Топкапи он узнал, что такое восточное терпение, однако пустая трата времени всегда раздражала его. Хотя, конечно, тогда он был намного моложе.
Теперь же Шеридан внезапно испытал желание навсегда остаться здесь, в этом прелестном уголке земли, где темно-зеленые деревья оживляют кронами берега Европы и Азии.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135