Однако на том месте никого не было, только моя винтовка валялась на земле. Я стал оглядываться и звать своего друга, но тут внезапно осознал, что на фасаде дворца вижу нечто необычное:
Кто-то двигался в окнах западной башни.
На самом верхнем этаже, в комнатах королевы шотландской, кто-то сорвал и тяжелые занавеси, и ставни, обнажив окна. И через эти окна, в неверном мерцающем свете свечи с длинным фитилем я отчетливо видел характерный силуэт мисс Маккензи. Она сцепила руки перед собой, словно стояла на молитве; но при этом она возбужденно трясла руками и головой и двигала губами, так что, видимо, с ней все же происходило нечто иное. Она пятилась, причем опасно, приближаясь к стеклам не защищенных теперь окон; я беспомощно, как завороженный, стал подходить к башне (не знаю, что я собирался сделать, ибо если бы мисс Маккензи упала, я вряд ли смог бы остановить ее падение), ожидая увидеть того, кто так жестоко преследует девушку.
Но фигура оставалась скрытой от моего взора. Поначалу, предполагая, что это может оказаться Вилл Сэдлер, который подталкивает мисс Маккензи к окну, дабы падение ее выглядело самоубийством, я заметался по лужайке в поисках лучшей точки, с которой можно будет прицелиться в преследователя юной Элли; однако нигде не мог найти лучшего вида на башню, чем вначале. Тут меня осенило: стрелять будет крайне рискованно, ибо что, если человек, старающийся схватить девушку, – вовсе не противник? Что, если это Эндрю Хэкетт – или даже сам Холмс – пытается спасти бьющуюся в истерике девушку? Но ни Хэкетт, ни Холмс не стали бы приближаться к ней, когда она явно ступила на такой опасный путь отступления. Наконец лихорадочный мой разум обратился к возможности (самой пугающей из всех), что мисс Маккензи отступает не от подлинного преследователя, будь он ей другом или врагом, а от того, что стало плодом ее издерганной нервной системы и насмерть перепуганного воображения – от фантазма, который явился из глубин ее собственного рассудка, однако вполне реального для тех, кто уже заступил за порог истерии и нервного истощения. Да, в конце концов уверил я себя, именно это, должно быть, и происходит, ведь «нападавший» по-прежнему не являл себя в окне и оставался невидимым с земли…
И тут распахнулось окно комнаты прямо над главным входом во дворец, и оттуда странным облаком вылетело тяжелое одеяло; вздымаясь на ветру, оно медленно дрейфовало по воздуху к земле. Я секунду провожал его взглядом, потом поднял взгляд на окно и увидел…
Холмса.
– Ватсон! – закричал он. – Шевелитесь! Зовите офицеров – натяните одеяло, поймать девушку! Он сейчас вытолкнет ее в окно, а я туда не успею!
Я выкинул из головы вопросы и наконец повиновался, заботясь не объяснениями, а спасением жизни самой преследуемой девушки; сейчас она действительно, пятясь, выпадет из окна, где не было ни балкона, ни террасы, которые могли бы замедлить падение; она полетит прямо вниз, и этот смертельный полет закончится на посыпанной гравием дорожке под башней.
Полицейские, услыхав команду Холмса, бросились ко мне, и мы, схватив одеяло, растянули его под окном башни – и вовремя, потому что еще секунда, и мисс Маккензи завизжала, поняв, что отступила слишком далеко, и вывалилась через раму древнего окна, которое с грохотом разлетелось.
Девушка понеслась к земле, где я, с помощью крепкого полицейского (тем самым с лихвой загладившего то, что его командир перед тем отказал нам в помощи), умудрился поймать ее на толстое, роскошное одеяло. Мисс Маккензи ненадолго оглушило, но я быстро осмотрел ее и понял, что в остальном она невредима.
– Чтоб мне провалиться, доктор, – сказал один полицейский. – Девчонка-то миленькая. Чего это она, а?
– Боюсь, не могу сказать, – ответил я.
– Эх, – снисходительно сказал другой, – какая уж тут тайна? Это ж Элли Маккензи, она с Биллом Сэдлером гуляла!
Вслед за этим воцарилось полное согласие по данному вопросу и прозвучало несколько реплик, дававших понять, что деликатное положение девушки ни для кого не секрет: вне сомнений, это стало возможным после похвальбы Вилла-Верняка Сэдлера в пивной – еще одного проявления свинской его натуры.
Дальнейшие измышления по сему поводу прервал голос Холмса:
– Ватсон! Бегите наверх по винтовой лестнице, а я перекрою потайную! Не теряйте ни секунды – и не забудьте оружие!
И он исчез, не успел я уточнить, действительно ли кто-то был в башне с девушкой; однако возможность изловить какого-то бы то ни было угрожающего противника вселила во все мои действия новую решимость. Приказав полицейским охранять мисс Маккензи, я схватил «Холланд и Холланд» и бегом помчался к очень старой двери в основании башни – дверь была так узка, что в нее можно было протиснуться только боком. Я навалился на нее всем телом, и открылась она с неимоверным тягостным стоном, а я осознал, что от основания каменной винтовой лестницы меня отделяют лишь несколько коротких шагов. Я помчался наверх, и топот моих башмаков отдавался эхом в камне вокруг – но не настолько громко, чтобы я, поднявшись примерно до половины, не услышал других шагов, движущихся в противоположном направлении. Приписав эти шаги пока не удостоверенному нами оскорбителю мисс Маккензи, я остановился, вскинул винтовку и прижался спиной к каменной стене, поскольку отдача мощного оружия могла потревожить старую рану в плече.
Я ждал, шаги близились и ускорялись, и я услышал сопровождавшее их тихое непонятное бормотание. Сначала я подумал, что человек невнятно произносит слова, и потому я их не разбираю; потом – что я их не разбираю потому, что они отдаются эхом от изогнутой каменной лестницы; и, наконец, я не мог не прийти к очевидному выводу:
Человек говорил не по-английски.
Пытаясь не думать об этом – ибо уроженцем здешних мест был этот человек или же чужаком, он пребывал в сговоре с Биллом Сэдлером и потому представлялся мне противником опасным, – я ждал приближения негодяя, наведя прицел винтовки на середину лестницы. Сняв предохранитель, я ждал, пока передо мной не нарисовалась невысокая фигура – ив тот миг, когда я уже совершенно был готов спустить курок, я кое-что заметил:
Хотя в полумраке виднелся лишь силуэт, света хватило, чтобы разглядеть над левым плечом человечка явно выраженную массу плоти – нарост, в коем при обычных обстоятельствах я бы без труда распознал горб…
Не то содрогнувшись в ужасе от столь знакомого уродства, не то озаботившись, чтобы противник мой не улизнул, я быстро выстрелил. Шум, раздавшийся в замкнутом пространстве, был почти невыносим – воздушная волна больно ударила по барабанным перепонкам, однако не настолько сильно, чтобы я не уловил, что, развернувшись и опять бросаясь наверх, человечек испуганно и невнятно выкрикнул какое-то проклятье.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53
Кто-то двигался в окнах западной башни.
На самом верхнем этаже, в комнатах королевы шотландской, кто-то сорвал и тяжелые занавеси, и ставни, обнажив окна. И через эти окна, в неверном мерцающем свете свечи с длинным фитилем я отчетливо видел характерный силуэт мисс Маккензи. Она сцепила руки перед собой, словно стояла на молитве; но при этом она возбужденно трясла руками и головой и двигала губами, так что, видимо, с ней все же происходило нечто иное. Она пятилась, причем опасно, приближаясь к стеклам не защищенных теперь окон; я беспомощно, как завороженный, стал подходить к башне (не знаю, что я собирался сделать, ибо если бы мисс Маккензи упала, я вряд ли смог бы остановить ее падение), ожидая увидеть того, кто так жестоко преследует девушку.
Но фигура оставалась скрытой от моего взора. Поначалу, предполагая, что это может оказаться Вилл Сэдлер, который подталкивает мисс Маккензи к окну, дабы падение ее выглядело самоубийством, я заметался по лужайке в поисках лучшей точки, с которой можно будет прицелиться в преследователя юной Элли; однако нигде не мог найти лучшего вида на башню, чем вначале. Тут меня осенило: стрелять будет крайне рискованно, ибо что, если человек, старающийся схватить девушку, – вовсе не противник? Что, если это Эндрю Хэкетт – или даже сам Холмс – пытается спасти бьющуюся в истерике девушку? Но ни Хэкетт, ни Холмс не стали бы приближаться к ней, когда она явно ступила на такой опасный путь отступления. Наконец лихорадочный мой разум обратился к возможности (самой пугающей из всех), что мисс Маккензи отступает не от подлинного преследователя, будь он ей другом или врагом, а от того, что стало плодом ее издерганной нервной системы и насмерть перепуганного воображения – от фантазма, который явился из глубин ее собственного рассудка, однако вполне реального для тех, кто уже заступил за порог истерии и нервного истощения. Да, в конце концов уверил я себя, именно это, должно быть, и происходит, ведь «нападавший» по-прежнему не являл себя в окне и оставался невидимым с земли…
И тут распахнулось окно комнаты прямо над главным входом во дворец, и оттуда странным облаком вылетело тяжелое одеяло; вздымаясь на ветру, оно медленно дрейфовало по воздуху к земле. Я секунду провожал его взглядом, потом поднял взгляд на окно и увидел…
Холмса.
– Ватсон! – закричал он. – Шевелитесь! Зовите офицеров – натяните одеяло, поймать девушку! Он сейчас вытолкнет ее в окно, а я туда не успею!
Я выкинул из головы вопросы и наконец повиновался, заботясь не объяснениями, а спасением жизни самой преследуемой девушки; сейчас она действительно, пятясь, выпадет из окна, где не было ни балкона, ни террасы, которые могли бы замедлить падение; она полетит прямо вниз, и этот смертельный полет закончится на посыпанной гравием дорожке под башней.
Полицейские, услыхав команду Холмса, бросились ко мне, и мы, схватив одеяло, растянули его под окном башни – и вовремя, потому что еще секунда, и мисс Маккензи завизжала, поняв, что отступила слишком далеко, и вывалилась через раму древнего окна, которое с грохотом разлетелось.
Девушка понеслась к земле, где я, с помощью крепкого полицейского (тем самым с лихвой загладившего то, что его командир перед тем отказал нам в помощи), умудрился поймать ее на толстое, роскошное одеяло. Мисс Маккензи ненадолго оглушило, но я быстро осмотрел ее и понял, что в остальном она невредима.
– Чтоб мне провалиться, доктор, – сказал один полицейский. – Девчонка-то миленькая. Чего это она, а?
– Боюсь, не могу сказать, – ответил я.
– Эх, – снисходительно сказал другой, – какая уж тут тайна? Это ж Элли Маккензи, она с Биллом Сэдлером гуляла!
Вслед за этим воцарилось полное согласие по данному вопросу и прозвучало несколько реплик, дававших понять, что деликатное положение девушки ни для кого не секрет: вне сомнений, это стало возможным после похвальбы Вилла-Верняка Сэдлера в пивной – еще одного проявления свинской его натуры.
Дальнейшие измышления по сему поводу прервал голос Холмса:
– Ватсон! Бегите наверх по винтовой лестнице, а я перекрою потайную! Не теряйте ни секунды – и не забудьте оружие!
И он исчез, не успел я уточнить, действительно ли кто-то был в башне с девушкой; однако возможность изловить какого-то бы то ни было угрожающего противника вселила во все мои действия новую решимость. Приказав полицейским охранять мисс Маккензи, я схватил «Холланд и Холланд» и бегом помчался к очень старой двери в основании башни – дверь была так узка, что в нее можно было протиснуться только боком. Я навалился на нее всем телом, и открылась она с неимоверным тягостным стоном, а я осознал, что от основания каменной винтовой лестницы меня отделяют лишь несколько коротких шагов. Я помчался наверх, и топот моих башмаков отдавался эхом в камне вокруг – но не настолько громко, чтобы я, поднявшись примерно до половины, не услышал других шагов, движущихся в противоположном направлении. Приписав эти шаги пока не удостоверенному нами оскорбителю мисс Маккензи, я остановился, вскинул винтовку и прижался спиной к каменной стене, поскольку отдача мощного оружия могла потревожить старую рану в плече.
Я ждал, шаги близились и ускорялись, и я услышал сопровождавшее их тихое непонятное бормотание. Сначала я подумал, что человек невнятно произносит слова, и потому я их не разбираю; потом – что я их не разбираю потому, что они отдаются эхом от изогнутой каменной лестницы; и, наконец, я не мог не прийти к очевидному выводу:
Человек говорил не по-английски.
Пытаясь не думать об этом – ибо уроженцем здешних мест был этот человек или же чужаком, он пребывал в сговоре с Биллом Сэдлером и потому представлялся мне противником опасным, – я ждал приближения негодяя, наведя прицел винтовки на середину лестницы. Сняв предохранитель, я ждал, пока передо мной не нарисовалась невысокая фигура – ив тот миг, когда я уже совершенно был готов спустить курок, я кое-что заметил:
Хотя в полумраке виднелся лишь силуэт, света хватило, чтобы разглядеть над левым плечом человечка явно выраженную массу плоти – нарост, в коем при обычных обстоятельствах я бы без труда распознал горб…
Не то содрогнувшись в ужасе от столь знакомого уродства, не то озаботившись, чтобы противник мой не улизнул, я быстро выстрелил. Шум, раздавшийся в замкнутом пространстве, был почти невыносим – воздушная волна больно ударила по барабанным перепонкам, однако не настолько сильно, чтобы я не уловил, что, развернувшись и опять бросаясь наверх, человечек испуганно и невнятно выкрикнул какое-то проклятье.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53