— И снова я должен предупредить вас, что, если мои люди захватят холм в темноте, я не смогу контролировать их.
Тогда заговорил Добкин:
— Вы или плохой командир, или плохой лжец.
Риш развернулся и направился обратно к нише. Его удаляющийся голос отражался эхом от стен тронного зала:
— Я реалист, джентльмены. Каковыми вы не являетесь. Спасите людей, генерал. Спасите их жизни, мистер Хоснер.
— Я сделаю это, — сказал Хоснер и повернулся, чтобы уйти.
— О, еще одно, — добавил Риш. — Это могло бы помочь вам прийти к решению. У меня есть информация кое о ком из ваших людей, и она могла бы представлять для вас интерес.
Он замолчал.
Хоснер почувствовал, как холодок догадки ползет по спине. Он не обернулся и не ответил. Добкин тоже остался стоять спиной к Ришу.
— У некоторых из ваших людей члены их семей — и притом любимые — находятся в арабских странах. Мне известна судьба этих родственников. Хотите ли вы знать о них? Если сдадитесь, я дам вашим людям полный отчет о каждом. Это положит конец стольким страданиям, тревогам и беспокойствам о судьбе родных. Зная о том, где они находятся, если живы, их семьи могли бы обеспечить возвращение родственников в Израиль.
Молчание.
— Например, семья Абделя Джабари. Или брат Рахили Баум, пропавший со времени военных действий в 1973 году.
Хоснер пошел прочь. Добкин последовал за ним.
— Разве одна из двоюродных сестер вашей жены не числится пропавшей без вести в Синае с 1967 года, генерал?
Добкин продолжал идти твердым шагом.
— Муж Мириам Бернштейн, Иосиф. Он еще полгода тому назад находился в сирийском лагере для военнопленных. Потом его взяли и расстреляли.
Хоснер замедлил шаг.
— Или это был брат Рахили Баум? Кажется, Иосиф Бернштейн все еще в лагере. Не важно, потом я наведу справки. У меня все где-то записано.
Хоснера трясло от ярости, и он с трудом заставлял себя идти. Тихий, издевательский смех Риша за его спиной эхом отзывался в разрушенном зале.
Их вывели наверх, прямо в море солнечного света. Эскорт замешкался, снова завязывая им глаза. Добкин бросил взгляд на башни и зубчатые стены Ворот Иштар примерно в сотне метров к востоку. Неподалеку находились гостиница с верандой и небольшой музей. Отреставрированная часть ворот блестела на солнце синими изразцовыми кирпичами. На барельефе сверкали золотые вавилонские львы и мифические животные. Рядом находились стены Висячих садов, пыльные и потрескавшиеся, без единого следа растительности или хотя бы мха.
За то короткое время, пока им завязывали глаза, Хоснер отметил, что холм, на котором они находились, почти такой же высокий, как и тот, где лежал «конкорд», в двух километрах отсюда, а между двумя холмами пролегала небольшая низменность. С того места, где стоял Хоснер, можно было разглядеть самолет и людей на вершине холма.
Повязки завязали и переговорщиков проводили обратно.
Когда арабы ушли, Добкин тяжело вздохнул:
— Ты едва не завел его слишком далеко. С ума сошел. — Он через плечо оглянулся на удаляющихся арабов. — Знаешь, а я ожидал чего-то более зловещего.
— Он еще злее, чем ты можешь себе вообразить.
— Да уж. Он ненормальный. Я в этом уверен. Но в моменты просветления, я думаю, он действительно хочет, чтобы его любили и восхищались им.
— Хочет. И мы сыграем на этом, если представится случай. — Хоснер тяжело дышал, преодолевая подъем. Он посмотрел вверх и махнул рукой Брину, который помахал в ответ. Потом обернулся к Добкину, шагавшему без всякого напряжения: — Ты прав, разумеется. Для тех, кто находится там, наверху, Риш — воплощение дьявола, и это хорошо для наших целей — и для их целей тоже. Но почему-то наши дьяволы никогда не оправдывают наших ожиданий, когда мы сталкиваемся с ними лицом к лицу. Брин окликнул их:
— Они собираются сдаваться?
Хоснер посмотрел вверх и улыбнулся:
— Я предъявил им наш ультиматум.
Он снова оценил, как выглядят их позиции со стороны. Отметил обваливающийся земляной вал, предательские рытвины и размытые канавы. В темноте это, должно быть, настоящий кошмар. На месте нападающих он бы очень быстро потерял присутствие духа.
Когда переговорщики добрались до гребня холма, все свободные от дежурства на постах собрались вокруг них. Добкин кратко доложил о произошедшем. Было задано несколько вопросов, развернулась оживленная дискуссия. Хоснер пресек дальнейшие комментарии и пообещал устроить голосование до заката солнца. Попросил всех заняться строительством укреплений, и это убедило большинство присутствовавших в том, что они и без того знали — капитуляции не будет.
* * *
Мужчины и женщины, члены миротворческой делегации, продолжали трудиться на строительстве укреплений, чтобы отразить ожидаемое нападение. Они импровизировали и изобретали на ходу. У них практически не было никаких инструментов, кроме набора бортового инженера, но из того малого, чем они располагали, были изготовлены и более внушительные орудия.
Из салона вытащили кресла и кое-где снятые секции пола и армированную сетку. Сетку натянули между алюминиевыми рейками, как бельевую веревку, для отражения огня и осколков от взрывов ручных гранат.
Член кнессета вспомнил способ греческого физика Архимеда, который помог отразить нашествие врага на Сиракузы. По легенде Архимед сконструировал гигантские увеличительные стекла, чтобы сжечь римский флот. В таком же духе, но с другой целью алюминиевые секции были сняты с раздвоенного хвоста самолета и установлены между алюминиевыми стойками по периметру оборонительной линии. Алюминий должен был отражать слепящий солнечный свет и направлять его аш-балам прямо в глаза, если те вздумают предпринять нападение в дневное время, а еще это должно было помешать прицеливаться снайперам. У алюминиевых конструкций имелось и другое предназначение: с помощью солнечных лучей посылать сообщения возможным сочувствующим на земле или в небе. Несколько человек манипулировали разными секциями алюминиевых листов, непрерывно посылая сигнал «SOS».
Большинство алюминиевых стоек и поперечин оторвали от хвоста и воткнули в склон остриями вперед. Получилось то, что военные называют засекой. Теперь на укрепления невозможно было забраться, не наткнувшись в темноте на одно из этих копий.
По мере того как день клонился к вечеру, улучшались и огневые позиции. Окопы углублялись, а брустверы становились длиннее и круче. Багаж и армированная сетка, использованные для сооружения вала, маскировались пылью. По настоянию Добкина все измазали одежду и лица грязью, полученной из смеси с землей собственного пота, а в некоторых случаях и мочи.
Огневые поля вниз по склону были расчищены: груды земли и глины столкнули к основанию холма. Канавы забили землей, чтобы атакующие, решившие укрыться здесь от огня, оказались без прикрытия на одном уровне с поверхностью холма.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126
Тогда заговорил Добкин:
— Вы или плохой командир, или плохой лжец.
Риш развернулся и направился обратно к нише. Его удаляющийся голос отражался эхом от стен тронного зала:
— Я реалист, джентльмены. Каковыми вы не являетесь. Спасите людей, генерал. Спасите их жизни, мистер Хоснер.
— Я сделаю это, — сказал Хоснер и повернулся, чтобы уйти.
— О, еще одно, — добавил Риш. — Это могло бы помочь вам прийти к решению. У меня есть информация кое о ком из ваших людей, и она могла бы представлять для вас интерес.
Он замолчал.
Хоснер почувствовал, как холодок догадки ползет по спине. Он не обернулся и не ответил. Добкин тоже остался стоять спиной к Ришу.
— У некоторых из ваших людей члены их семей — и притом любимые — находятся в арабских странах. Мне известна судьба этих родственников. Хотите ли вы знать о них? Если сдадитесь, я дам вашим людям полный отчет о каждом. Это положит конец стольким страданиям, тревогам и беспокойствам о судьбе родных. Зная о том, где они находятся, если живы, их семьи могли бы обеспечить возвращение родственников в Израиль.
Молчание.
— Например, семья Абделя Джабари. Или брат Рахили Баум, пропавший со времени военных действий в 1973 году.
Хоснер пошел прочь. Добкин последовал за ним.
— Разве одна из двоюродных сестер вашей жены не числится пропавшей без вести в Синае с 1967 года, генерал?
Добкин продолжал идти твердым шагом.
— Муж Мириам Бернштейн, Иосиф. Он еще полгода тому назад находился в сирийском лагере для военнопленных. Потом его взяли и расстреляли.
Хоснер замедлил шаг.
— Или это был брат Рахили Баум? Кажется, Иосиф Бернштейн все еще в лагере. Не важно, потом я наведу справки. У меня все где-то записано.
Хоснера трясло от ярости, и он с трудом заставлял себя идти. Тихий, издевательский смех Риша за его спиной эхом отзывался в разрушенном зале.
Их вывели наверх, прямо в море солнечного света. Эскорт замешкался, снова завязывая им глаза. Добкин бросил взгляд на башни и зубчатые стены Ворот Иштар примерно в сотне метров к востоку. Неподалеку находились гостиница с верандой и небольшой музей. Отреставрированная часть ворот блестела на солнце синими изразцовыми кирпичами. На барельефе сверкали золотые вавилонские львы и мифические животные. Рядом находились стены Висячих садов, пыльные и потрескавшиеся, без единого следа растительности или хотя бы мха.
За то короткое время, пока им завязывали глаза, Хоснер отметил, что холм, на котором они находились, почти такой же высокий, как и тот, где лежал «конкорд», в двух километрах отсюда, а между двумя холмами пролегала небольшая низменность. С того места, где стоял Хоснер, можно было разглядеть самолет и людей на вершине холма.
Повязки завязали и переговорщиков проводили обратно.
Когда арабы ушли, Добкин тяжело вздохнул:
— Ты едва не завел его слишком далеко. С ума сошел. — Он через плечо оглянулся на удаляющихся арабов. — Знаешь, а я ожидал чего-то более зловещего.
— Он еще злее, чем ты можешь себе вообразить.
— Да уж. Он ненормальный. Я в этом уверен. Но в моменты просветления, я думаю, он действительно хочет, чтобы его любили и восхищались им.
— Хочет. И мы сыграем на этом, если представится случай. — Хоснер тяжело дышал, преодолевая подъем. Он посмотрел вверх и махнул рукой Брину, который помахал в ответ. Потом обернулся к Добкину, шагавшему без всякого напряжения: — Ты прав, разумеется. Для тех, кто находится там, наверху, Риш — воплощение дьявола, и это хорошо для наших целей — и для их целей тоже. Но почему-то наши дьяволы никогда не оправдывают наших ожиданий, когда мы сталкиваемся с ними лицом к лицу. Брин окликнул их:
— Они собираются сдаваться?
Хоснер посмотрел вверх и улыбнулся:
— Я предъявил им наш ультиматум.
Он снова оценил, как выглядят их позиции со стороны. Отметил обваливающийся земляной вал, предательские рытвины и размытые канавы. В темноте это, должно быть, настоящий кошмар. На месте нападающих он бы очень быстро потерял присутствие духа.
Когда переговорщики добрались до гребня холма, все свободные от дежурства на постах собрались вокруг них. Добкин кратко доложил о произошедшем. Было задано несколько вопросов, развернулась оживленная дискуссия. Хоснер пресек дальнейшие комментарии и пообещал устроить голосование до заката солнца. Попросил всех заняться строительством укреплений, и это убедило большинство присутствовавших в том, что они и без того знали — капитуляции не будет.
* * *
Мужчины и женщины, члены миротворческой делегации, продолжали трудиться на строительстве укреплений, чтобы отразить ожидаемое нападение. Они импровизировали и изобретали на ходу. У них практически не было никаких инструментов, кроме набора бортового инженера, но из того малого, чем они располагали, были изготовлены и более внушительные орудия.
Из салона вытащили кресла и кое-где снятые секции пола и армированную сетку. Сетку натянули между алюминиевыми рейками, как бельевую веревку, для отражения огня и осколков от взрывов ручных гранат.
Член кнессета вспомнил способ греческого физика Архимеда, который помог отразить нашествие врага на Сиракузы. По легенде Архимед сконструировал гигантские увеличительные стекла, чтобы сжечь римский флот. В таком же духе, но с другой целью алюминиевые секции были сняты с раздвоенного хвоста самолета и установлены между алюминиевыми стойками по периметру оборонительной линии. Алюминий должен был отражать слепящий солнечный свет и направлять его аш-балам прямо в глаза, если те вздумают предпринять нападение в дневное время, а еще это должно было помешать прицеливаться снайперам. У алюминиевых конструкций имелось и другое предназначение: с помощью солнечных лучей посылать сообщения возможным сочувствующим на земле или в небе. Несколько человек манипулировали разными секциями алюминиевых листов, непрерывно посылая сигнал «SOS».
Большинство алюминиевых стоек и поперечин оторвали от хвоста и воткнули в склон остриями вперед. Получилось то, что военные называют засекой. Теперь на укрепления невозможно было забраться, не наткнувшись в темноте на одно из этих копий.
По мере того как день клонился к вечеру, улучшались и огневые позиции. Окопы углублялись, а брустверы становились длиннее и круче. Багаж и армированная сетка, использованные для сооружения вала, маскировались пылью. По настоянию Добкина все измазали одежду и лица грязью, полученной из смеси с землей собственного пота, а в некоторых случаях и мочи.
Огневые поля вниз по склону были расчищены: груды земли и глины столкнули к основанию холма. Канавы забили землей, чтобы атакующие, решившие укрыться здесь от огня, оказались без прикрытия на одном уровне с поверхностью холма.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126