»
Шелби больно прикусила губу и приказала себе продолжать. Легко и просто ничего не бывает. Попытка – не пытка. Не удалось прорвать паутину лжи прямым ударом – значит, зайдем с другой стороны.
С этой мыслью она открыла вторую папку, озаглавленную «Невада Смит». Эта, разумеется, была куда толще. Чувствуя себя незваной гостьей на чужой территории, Шелби перелистывала документы один за другим. Свидетельство о рождении Невады Эванса Смита. Скудные сведения о родителях: горький пьяница отец, беглая мать. Медицинская карточка. Школьные отчеты об успеваемости (ниже среднего, мальчик умный и способный, но не проявляет интереса к учебе). В старших классах – несколько приводов в полицию за хулиганство. Характеристика от армейского начальства: сообразителен, инициативен, ответствен, в опасных ситуациях проявляет выдержку и хладнокровие, но отмечены проблемы с соблюдением дисциплины, имеет взыскания.
Вся история трудного взросления одинокого, озлобленного, никому не нужного мальчишки проходила у Шелби перед глазами.
Ей вдруг стало не по себе – показалось, что Нейв стоит у нее за плечом и смотрит, как она роется в его прошлом. Шелби невольно оглянулась, но тут же упрекнула себя за глупость. Разумеется, никого здесь нет – если не считать мухи на стене. Откинувшись в удобном кресле, под бесшумное вращение вентилятора Шелби вчитывалась в невеселую биографию человека, которого когда-то любила, но совсем не успела узнать. Человека, от которого, возможно, она зачала Элизабет.
«Что еще за «возможно»?» – тут же одернула себя Шелби. Разумеется, Элизабет – дочь Нейва. Иначе и быть не может. Иная возможность так ужасна, что нет сил произнести эту мысль вслух – даже наедине с собой.
Шелби вздохнула и потянулась за третьей папкой – со своим собственным именем на обложке. Этот миг она оттягивала, сколько могла; но наконец пришло время ознакомиться с досье на самое себя.
Вообще-то ей здесь находиться не полагалось.
Но Катрина с юных лет усвоила, что наглость – второе счастье, а посему стучала каблучками по гулким коридорам так бойко, словно больница Заступницы Скорбящих – ее; дом родной. Ей повезло: никто из персонала не попался навстречу, и в палату Калеба Сваггерта она проникла беспрепятственно.
«Господи, ну и вид у бедолаги!» – мысленно охнула она, остановившись на пороге. Калеб лежал, немигающим взглядом уставившись в телевизор, с экрана которого какой-то проповедник распинался на тему возмездия за грехи. Высокие боковины кровати были забраны блестящими стальными прутьями – видимо, чтобы пациент не упал и не поранился; но выглядело это так, словно умирающего держат в клетке. Старик был худ, как скелет, мертвенно-бледная плоть обвисла рыхлыми складками; волос на голове почти не осталось, глубоко запавшие карие глаза казались совсем черными.
Бренное тело Сваггерта обвивали десятки трубок и проводков. Казалось, до могилы бедняге осталось каких-то полшага – да так оно, по всей видимости, и было. Но не жуткий вид Калеба заставил Катрину остановиться в дверях – она ожидала чего-то подобного и была к этому готова. Поразило ее обилие религиозных символов в палате. На столе – три новехонькие Библии, на стенах – множество иконок Иисуса и Девы Марии, на подоконнике – не меньше десятка статуэток спасителя. Даже на прикроватной тумбочке, помимо обычного больничного набора – стакана с водой, упаковки салфеток, расчески, электробритвы и нераспечатанных хирургических перчаток, – красовался миниатюрный вертеп, хотя до Рождества оставалось не меньше полугода.
Словом, к смерти Калеб Сваггерт подготовился на совесть.
«Если у дьявола есть хоть капля мозгов, он в эту палату и носа не сунет!» – пошутила про себя Катрина, но тут же обнаружила, что улыбаться, даже мысленно, ей совсем не хочется.
Выглядит этот парень так, словно готов отдать концы в любую минуту. Если она хочет взять интервью, – а Катрина, собственно, за этим сюда и явилась, – лучше поторапливаться, пока Калеба не посетила иная, куда менее приятная собеседница.
– Мистер Сваггерт! – окликнула журналистка.
Калеб резко обернулся. На мониторе над его головой вспыхнули и запрыгали высокие зубчатые волны.
– Я Катрина Неделески.
Осторожно, мелкими шажками, словно приручая пугливого жеребенка, она двинулась к постели больного. «Смешно, право! Думаешь, этот убогий сейчас вскочит и убежит?» – спросила она себя. Катрина глубоко вздохнула и выдавила улыбку, от всей души надеясь, что Калеб не разглядит в ней неискренности.
– Из журнала «Лон стар». Помните меня?
Калеб наморщил голый, испещренный пигментными пятнами лоб; затем на лице его отразилось узнавание.
– Вы получили договор, который я вам посылала? Стараясь не выказывать отвращения, Катрина подошла к кровати вплотную. Честно говоря, на многое она не надеялась. Старина Калеб подошел к смертному порогу вплотную – неудивительно, если дела мира сего изгладились из его памяти. И едва ли ему удастся вспомнить, что произошло одной ветреной ночью десять лет назад.
– Так это вы та журналистка? Голос его даже голосом не назовешь – какое-то сиплое карканье.
– Ну да, – энергично кивнула она. «Слава богу, хоть что-то помнит!» – Вы обещали мне эксклюзивное интервью. По поводу ваших свидетельских показаний на процессе Росса Маккаллума.
– Помню. – Глаза его неожиданно блеснули острым огоньком, и Катрине подумалось, что старик, пожалуй, не так слаб, как кажется. – Мы с вами заключили сделку, верно?
– Совершенно верно.
– Мне-то деньги уже не понадобятся. Хочу помочь дочке. Селестой ее зовут. Селеста Эрнандес. Я вам посылал ее адрес.
– Да-да, мы это уже обговорили. – «Не меньше двадцати раз». – У меня записаны имя и адрес Селесты.
Пожалуй, не такой уж он пропащий, этот Калеб Сваггерт. Не может быть до конца испорчен человек, который на смертном одре так заботится о дочери. Повезло Селесте с отцом, невольно отметила Катрина. Не всем так везет.
– Я с ней, бедняжкой, за всю жизнь и словечком не перемолвился. – В голосе больного появились плаксивые нотки. – Ведь мы с ее матерью расплевались, когда Селеста и на свет еще не появилась.
Значит, старик просто заглаживает старые грехи. «Что ж, – подумалось Катрине, – и такая родительская любовь лучше, чем ничего. Как говорится, лучше поздно, чем никогда».
– Половина пусть Селесте отойдет, а вторая половина – церкви. Здешней церкви, Заступницы Скорбящих, при больнице этой. – Он рассмеялся сухим, кашляющим смешком. – Только сперва не забудьте за похороны заплатить!
– Да, уже все устроено. Я привезла вам все документы. – Катрина расстегнула портфель и достала оттуда пухлый коричневый конверт из плотной бумаги. – Это ваши копии. Я их оставлю здесь.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90
Шелби больно прикусила губу и приказала себе продолжать. Легко и просто ничего не бывает. Попытка – не пытка. Не удалось прорвать паутину лжи прямым ударом – значит, зайдем с другой стороны.
С этой мыслью она открыла вторую папку, озаглавленную «Невада Смит». Эта, разумеется, была куда толще. Чувствуя себя незваной гостьей на чужой территории, Шелби перелистывала документы один за другим. Свидетельство о рождении Невады Эванса Смита. Скудные сведения о родителях: горький пьяница отец, беглая мать. Медицинская карточка. Школьные отчеты об успеваемости (ниже среднего, мальчик умный и способный, но не проявляет интереса к учебе). В старших классах – несколько приводов в полицию за хулиганство. Характеристика от армейского начальства: сообразителен, инициативен, ответствен, в опасных ситуациях проявляет выдержку и хладнокровие, но отмечены проблемы с соблюдением дисциплины, имеет взыскания.
Вся история трудного взросления одинокого, озлобленного, никому не нужного мальчишки проходила у Шелби перед глазами.
Ей вдруг стало не по себе – показалось, что Нейв стоит у нее за плечом и смотрит, как она роется в его прошлом. Шелби невольно оглянулась, но тут же упрекнула себя за глупость. Разумеется, никого здесь нет – если не считать мухи на стене. Откинувшись в удобном кресле, под бесшумное вращение вентилятора Шелби вчитывалась в невеселую биографию человека, которого когда-то любила, но совсем не успела узнать. Человека, от которого, возможно, она зачала Элизабет.
«Что еще за «возможно»?» – тут же одернула себя Шелби. Разумеется, Элизабет – дочь Нейва. Иначе и быть не может. Иная возможность так ужасна, что нет сил произнести эту мысль вслух – даже наедине с собой.
Шелби вздохнула и потянулась за третьей папкой – со своим собственным именем на обложке. Этот миг она оттягивала, сколько могла; но наконец пришло время ознакомиться с досье на самое себя.
Вообще-то ей здесь находиться не полагалось.
Но Катрина с юных лет усвоила, что наглость – второе счастье, а посему стучала каблучками по гулким коридорам так бойко, словно больница Заступницы Скорбящих – ее; дом родной. Ей повезло: никто из персонала не попался навстречу, и в палату Калеба Сваггерта она проникла беспрепятственно.
«Господи, ну и вид у бедолаги!» – мысленно охнула она, остановившись на пороге. Калеб лежал, немигающим взглядом уставившись в телевизор, с экрана которого какой-то проповедник распинался на тему возмездия за грехи. Высокие боковины кровати были забраны блестящими стальными прутьями – видимо, чтобы пациент не упал и не поранился; но выглядело это так, словно умирающего держат в клетке. Старик был худ, как скелет, мертвенно-бледная плоть обвисла рыхлыми складками; волос на голове почти не осталось, глубоко запавшие карие глаза казались совсем черными.
Бренное тело Сваггерта обвивали десятки трубок и проводков. Казалось, до могилы бедняге осталось каких-то полшага – да так оно, по всей видимости, и было. Но не жуткий вид Калеба заставил Катрину остановиться в дверях – она ожидала чего-то подобного и была к этому готова. Поразило ее обилие религиозных символов в палате. На столе – три новехонькие Библии, на стенах – множество иконок Иисуса и Девы Марии, на подоконнике – не меньше десятка статуэток спасителя. Даже на прикроватной тумбочке, помимо обычного больничного набора – стакана с водой, упаковки салфеток, расчески, электробритвы и нераспечатанных хирургических перчаток, – красовался миниатюрный вертеп, хотя до Рождества оставалось не меньше полугода.
Словом, к смерти Калеб Сваггерт подготовился на совесть.
«Если у дьявола есть хоть капля мозгов, он в эту палату и носа не сунет!» – пошутила про себя Катрина, но тут же обнаружила, что улыбаться, даже мысленно, ей совсем не хочется.
Выглядит этот парень так, словно готов отдать концы в любую минуту. Если она хочет взять интервью, – а Катрина, собственно, за этим сюда и явилась, – лучше поторапливаться, пока Калеба не посетила иная, куда менее приятная собеседница.
– Мистер Сваггерт! – окликнула журналистка.
Калеб резко обернулся. На мониторе над его головой вспыхнули и запрыгали высокие зубчатые волны.
– Я Катрина Неделески.
Осторожно, мелкими шажками, словно приручая пугливого жеребенка, она двинулась к постели больного. «Смешно, право! Думаешь, этот убогий сейчас вскочит и убежит?» – спросила она себя. Катрина глубоко вздохнула и выдавила улыбку, от всей души надеясь, что Калеб не разглядит в ней неискренности.
– Из журнала «Лон стар». Помните меня?
Калеб наморщил голый, испещренный пигментными пятнами лоб; затем на лице его отразилось узнавание.
– Вы получили договор, который я вам посылала? Стараясь не выказывать отвращения, Катрина подошла к кровати вплотную. Честно говоря, на многое она не надеялась. Старина Калеб подошел к смертному порогу вплотную – неудивительно, если дела мира сего изгладились из его памяти. И едва ли ему удастся вспомнить, что произошло одной ветреной ночью десять лет назад.
– Так это вы та журналистка? Голос его даже голосом не назовешь – какое-то сиплое карканье.
– Ну да, – энергично кивнула она. «Слава богу, хоть что-то помнит!» – Вы обещали мне эксклюзивное интервью. По поводу ваших свидетельских показаний на процессе Росса Маккаллума.
– Помню. – Глаза его неожиданно блеснули острым огоньком, и Катрине подумалось, что старик, пожалуй, не так слаб, как кажется. – Мы с вами заключили сделку, верно?
– Совершенно верно.
– Мне-то деньги уже не понадобятся. Хочу помочь дочке. Селестой ее зовут. Селеста Эрнандес. Я вам посылал ее адрес.
– Да-да, мы это уже обговорили. – «Не меньше двадцати раз». – У меня записаны имя и адрес Селесты.
Пожалуй, не такой уж он пропащий, этот Калеб Сваггерт. Не может быть до конца испорчен человек, который на смертном одре так заботится о дочери. Повезло Селесте с отцом, невольно отметила Катрина. Не всем так везет.
– Я с ней, бедняжкой, за всю жизнь и словечком не перемолвился. – В голосе больного появились плаксивые нотки. – Ведь мы с ее матерью расплевались, когда Селеста и на свет еще не появилась.
Значит, старик просто заглаживает старые грехи. «Что ж, – подумалось Катрине, – и такая родительская любовь лучше, чем ничего. Как говорится, лучше поздно, чем никогда».
– Половина пусть Селесте отойдет, а вторая половина – церкви. Здешней церкви, Заступницы Скорбящих, при больнице этой. – Он рассмеялся сухим, кашляющим смешком. – Только сперва не забудьте за похороны заплатить!
– Да, уже все устроено. Я привезла вам все документы. – Катрина расстегнула портфель и достала оттуда пухлый коричневый конверт из плотной бумаги. – Это ваши копии. Я их оставлю здесь.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90