Ничего, кроме артишоков и икры. Бедняжка! В следующий раз, пожелав стать богатой и знаменитой, я вспомню, что, возможно, никогда не смогу съесть жареной картошки в «Макдоналдсе». Это меня отрезвит. Итак, — сказала Бренда, словно невзначай упомянув о Куинне, — он поцеловал тебя? Мы оставили вас одних в коридоре, чтобы он поцеловал тебя, усекла?
Шелби пристегнула ремень безопасности, потому что манера вождения Бренды — когда она ехала в одну сторону, а смотрела в другую — несколько нервировала ее.
— Мы же просто ходили в кегельбан, Бренда. Это даже не было свиданием. Ну, не совсем. Правда?
— Если он не поцеловал тебя, то, думаю, нет. Облом. Шелби откинулась на сиденье, вспоминая, как Куинн долго смотрел на нее, когда они стояли у двери ее квартиры. Как он поднял руку, потянулся к ней, но затем отступил и спросил, понравился ли ей вечер. Словно она была отравой.
— Да, — согласилась Шелби, когда Бренда въехала на парковку «Макдоналдса». — Облом.
Разочарование Шелби поблекло, когда она принялась за жареную картошку, пробуждавшую в ней ощущения куда более сильные, чем вкус фазана.
— Как вкусно! — Шелби кабила рот, а рука ее уже снова тянулась к пакету. — Не понимаю, как я только жила без этого.
Бренда похлопала ее по плечу.
— Ах, кузнечик! — сказала она, имитируя простонародный говор, — чо ищо я те покажу, и не такое узнаешь.
Что Бренда показала Шелби затем, так это как лавировать на трех полосах движения, держа стакан с содовой в одной руке и гамбургер — в другой. Но они прибыли к Тони вовремя, а это кое-что значило. Не слишком много, решила Шелби, полагая, что они могли погибнуть по меньшей мере три раза, но все же что-то.
Когда они выходили из машины, Бренда наклонилась к ней.
— Ой, забыла сказать, сегодня вечером мы собираемся играть в миниатюрный гольф. Вчетвером. Гарри условился с Куинном еще вчера. Только не говори, что ты никогда не играла в миниатюрный гольф. Надо всего лишь загонять мяч в лунку — на тот случай, если ты не знала.
Шелби подумала про свой счет в кегельбане. Подумала о двухстах тридцати восьми очках, которые выбил Куинн — пижон. Подумала о серебряных кубках и блюдах, которые она выиграла в загородном клубе. С гордостью вспомнила о большой серебряной чаше для пунша, которую завоевала в прошлом году. И улыбнулась.
— Да, Бренда, в гольф я играла, но не стоит говорить об этом Гарри и Куинну. Это будет интересно. Не возражаешь, если мы с тобой сыграем против мужчин?
Бренда оценивающе посмотрела на нее.
— Ты так хорошо играешь?
— Хорошо, Бренда? Не то слово. — Шелби ухмыльнулась, захлопнув дверцу и направляясь на работу. На свою работу. На самую настоящую работу. В самом настоящем мире, где она переживает поистине настоящее приключение.
И сегодня вечером, черт побери, она устроит себе настоящее свидание или выяснит, в чем дело!
Глава 18
Табби поставила перед Куинном две тарелки и кинулась принимать заказ у кого-то другого. Он посмотрел на сандвич с отбивной, занявший всю тарелку, потом на гору жареного картофеля на другой тарелке. И прикинул, что, если продолжит три раза в день столоваться у Тони в течение ближайшего месяца, его вес достигнет трехсот пятидесяти фунтов. По самым скромным оценкам. Именно поэтому, только из самосохранения, Куинн возобновил свою старую привычку — пробежку рано утром перед утренней же поездкой в Филадельфию.
В ресторан вошли миссис Бробст и миссис Финк, бодро поздоровались со всеми и уселись за свой обычный столик. Они походили на сморщенные грибы в ортопедических башмаках, но глаза у них искрились весельем, как у подростков во время пирушки. На их седых головах красовались соломенные шляпы с цветами, а в руках они держали книжки карманного формата, какие берут с собой на долгий уик-энд.
— День добрый, сынок, — обратилась миссис Бробст к Куинну, и тот поздоровался с ней.
— Как сегодня ваш автомобиль? — спросил он, вспомнив о вишневом «кадиллаке» 1967 года выпуска, который в руках миссис Бробст напоминал оружие нападения с белыми покрышками.
— Прекрасно, просто прекрасно. Сбили вчера белку, когда уезжали, правда, Беттиэнн? Одна из этих маленьких серых чудовищ, которая больше не будет таскать корм для птиц. Со мной лоб в лоб лучше не сталкиваться, молодой человек, я так Беттиэнн и сказала. Не забудете об этом, когда в следующий раз будете перебегать улицу в белье и увидите, что мы едем. А теперь ешьте, пока не остыло, не обращайте на нас внимания.
— Совершенно верно, — радостно согласилась миссис Беттиэнн Финк. — Во всяком случае, вы слишком стары для любой из нас. И это не белье, Амелия, а спортивные трусы. Я тебе объясняла. Честно говоря, если ты не проверишь свой слуховой аппарат, я скоро охрипну, поскольку мне приходится все время кричать.
Куинн спрятал за салфеткой улыбку, восхищаясь любовью к жизни двух старых дам, которые уже приближались к девяноста годам.
Да, за эти первые несколько дней он запомнил всех посетителей если не по именам, то по виду. Разумеется, Куинн знал больше имен, чем Шелби, потому что она была женщиной красивой, умной, замечательно трудолюбивой, но не способной запомнить два имени зараз.
Она обращалась ко всем пожилым дамам «мэм», к детям — «солнышко», а к постоянным посетителям, грубоватым мужчинам среднего возраста, почти поселившимся в угловой кабинке, — «завсегдатаи». И пожилые дамы улыбались, дети смеялись, а завсегдатаи краснели и кивали ей.
Потому что даже если Шелби и не запомнила их имена, то точно знала, что они едят и что пьют, а обитатели Восточного Вапанекена были людьми привычки. Она уже переходила от столика к столику с двумя кофейниками в руках (в одном был обычный кофе, в другом — кофе без кофеина) и подливала каждому его напиток. И все это с улыбкой, шутками и с таким видом, от которого Куинн лишился покоя.
Он сидел в своем углу и ел. И делал ненужные пометки в блокноте. И пил галлоны кофе. И ел. Завтрак, ленч и ужин.
И наблюдал за Шелби.
В эту субботу она впорхнула почти в полдень, с раскрасневшимися щеками, растрепанными волосами и с улыбкой, очень смахивавшей на коварную. Шелби увидела его, словно ее взгляд притягивало к нему, и коротко приветственно помахала, прежде чем приступить к работе.
К работе. Куинн все еще не мог переварить этого факта. Наследница, пусть и не официантка, была чертовски близка к этой должности. И судя по всему, наслаждалась каждой минутой своего рабочего дня. Одно за другим Шелби разбивала все представления Куинна о Богатых и Отвратных. Он не понимал, нравится это ему или нет. Куинн только знал, что по-прежнему замирает, глядя на нее.
Шелби не сдавалась. Не звала ни дядю, ни брата, ни кого-то еще. Она просто закатывала рукава своего костюма и ныряла в ресторан Тони, в очень чужой ей мир, и уже на полном ходу клала это заведение к своим ногам, обводила всех вокруг пальца, или как там, черт возьми, это называется.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71
Шелби пристегнула ремень безопасности, потому что манера вождения Бренды — когда она ехала в одну сторону, а смотрела в другую — несколько нервировала ее.
— Мы же просто ходили в кегельбан, Бренда. Это даже не было свиданием. Ну, не совсем. Правда?
— Если он не поцеловал тебя, то, думаю, нет. Облом. Шелби откинулась на сиденье, вспоминая, как Куинн долго смотрел на нее, когда они стояли у двери ее квартиры. Как он поднял руку, потянулся к ней, но затем отступил и спросил, понравился ли ей вечер. Словно она была отравой.
— Да, — согласилась Шелби, когда Бренда въехала на парковку «Макдоналдса». — Облом.
Разочарование Шелби поблекло, когда она принялась за жареную картошку, пробуждавшую в ней ощущения куда более сильные, чем вкус фазана.
— Как вкусно! — Шелби кабила рот, а рука ее уже снова тянулась к пакету. — Не понимаю, как я только жила без этого.
Бренда похлопала ее по плечу.
— Ах, кузнечик! — сказала она, имитируя простонародный говор, — чо ищо я те покажу, и не такое узнаешь.
Что Бренда показала Шелби затем, так это как лавировать на трех полосах движения, держа стакан с содовой в одной руке и гамбургер — в другой. Но они прибыли к Тони вовремя, а это кое-что значило. Не слишком много, решила Шелби, полагая, что они могли погибнуть по меньшей мере три раза, но все же что-то.
Когда они выходили из машины, Бренда наклонилась к ней.
— Ой, забыла сказать, сегодня вечером мы собираемся играть в миниатюрный гольф. Вчетвером. Гарри условился с Куинном еще вчера. Только не говори, что ты никогда не играла в миниатюрный гольф. Надо всего лишь загонять мяч в лунку — на тот случай, если ты не знала.
Шелби подумала про свой счет в кегельбане. Подумала о двухстах тридцати восьми очках, которые выбил Куинн — пижон. Подумала о серебряных кубках и блюдах, которые она выиграла в загородном клубе. С гордостью вспомнила о большой серебряной чаше для пунша, которую завоевала в прошлом году. И улыбнулась.
— Да, Бренда, в гольф я играла, но не стоит говорить об этом Гарри и Куинну. Это будет интересно. Не возражаешь, если мы с тобой сыграем против мужчин?
Бренда оценивающе посмотрела на нее.
— Ты так хорошо играешь?
— Хорошо, Бренда? Не то слово. — Шелби ухмыльнулась, захлопнув дверцу и направляясь на работу. На свою работу. На самую настоящую работу. В самом настоящем мире, где она переживает поистине настоящее приключение.
И сегодня вечером, черт побери, она устроит себе настоящее свидание или выяснит, в чем дело!
Глава 18
Табби поставила перед Куинном две тарелки и кинулась принимать заказ у кого-то другого. Он посмотрел на сандвич с отбивной, занявший всю тарелку, потом на гору жареного картофеля на другой тарелке. И прикинул, что, если продолжит три раза в день столоваться у Тони в течение ближайшего месяца, его вес достигнет трехсот пятидесяти фунтов. По самым скромным оценкам. Именно поэтому, только из самосохранения, Куинн возобновил свою старую привычку — пробежку рано утром перед утренней же поездкой в Филадельфию.
В ресторан вошли миссис Бробст и миссис Финк, бодро поздоровались со всеми и уселись за свой обычный столик. Они походили на сморщенные грибы в ортопедических башмаках, но глаза у них искрились весельем, как у подростков во время пирушки. На их седых головах красовались соломенные шляпы с цветами, а в руках они держали книжки карманного формата, какие берут с собой на долгий уик-энд.
— День добрый, сынок, — обратилась миссис Бробст к Куинну, и тот поздоровался с ней.
— Как сегодня ваш автомобиль? — спросил он, вспомнив о вишневом «кадиллаке» 1967 года выпуска, который в руках миссис Бробст напоминал оружие нападения с белыми покрышками.
— Прекрасно, просто прекрасно. Сбили вчера белку, когда уезжали, правда, Беттиэнн? Одна из этих маленьких серых чудовищ, которая больше не будет таскать корм для птиц. Со мной лоб в лоб лучше не сталкиваться, молодой человек, я так Беттиэнн и сказала. Не забудете об этом, когда в следующий раз будете перебегать улицу в белье и увидите, что мы едем. А теперь ешьте, пока не остыло, не обращайте на нас внимания.
— Совершенно верно, — радостно согласилась миссис Беттиэнн Финк. — Во всяком случае, вы слишком стары для любой из нас. И это не белье, Амелия, а спортивные трусы. Я тебе объясняла. Честно говоря, если ты не проверишь свой слуховой аппарат, я скоро охрипну, поскольку мне приходится все время кричать.
Куинн спрятал за салфеткой улыбку, восхищаясь любовью к жизни двух старых дам, которые уже приближались к девяноста годам.
Да, за эти первые несколько дней он запомнил всех посетителей если не по именам, то по виду. Разумеется, Куинн знал больше имен, чем Шелби, потому что она была женщиной красивой, умной, замечательно трудолюбивой, но не способной запомнить два имени зараз.
Она обращалась ко всем пожилым дамам «мэм», к детям — «солнышко», а к постоянным посетителям, грубоватым мужчинам среднего возраста, почти поселившимся в угловой кабинке, — «завсегдатаи». И пожилые дамы улыбались, дети смеялись, а завсегдатаи краснели и кивали ей.
Потому что даже если Шелби и не запомнила их имена, то точно знала, что они едят и что пьют, а обитатели Восточного Вапанекена были людьми привычки. Она уже переходила от столика к столику с двумя кофейниками в руках (в одном был обычный кофе, в другом — кофе без кофеина) и подливала каждому его напиток. И все это с улыбкой, шутками и с таким видом, от которого Куинн лишился покоя.
Он сидел в своем углу и ел. И делал ненужные пометки в блокноте. И пил галлоны кофе. И ел. Завтрак, ленч и ужин.
И наблюдал за Шелби.
В эту субботу она впорхнула почти в полдень, с раскрасневшимися щеками, растрепанными волосами и с улыбкой, очень смахивавшей на коварную. Шелби увидела его, словно ее взгляд притягивало к нему, и коротко приветственно помахала, прежде чем приступить к работе.
К работе. Куинн все еще не мог переварить этого факта. Наследница, пусть и не официантка, была чертовски близка к этой должности. И судя по всему, наслаждалась каждой минутой своего рабочего дня. Одно за другим Шелби разбивала все представления Куинна о Богатых и Отвратных. Он не понимал, нравится это ему или нет. Куинн только знал, что по-прежнему замирает, глядя на нее.
Шелби не сдавалась. Не звала ни дядю, ни брата, ни кого-то еще. Она просто закатывала рукава своего костюма и ныряла в ресторан Тони, в очень чужой ей мир, и уже на полном ходу клала это заведение к своим ногам, обводила всех вокруг пальца, или как там, черт возьми, это называется.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71