заклеивать новыми обоями, застилать новыми полами, забивать новой сантехникой и завешивать новыми драпировками в стиле разнузданного, лишенного всякой совести и приличий модерна — именно его Мариночка и исповедовала по большому счету…
Сухой щелчок вывел Никиту из необязательных раздумий: кассета закончилась.
А Маша, не появилась ни через пять минут, ни — через десять. Спустя пятнадцать Никита начал волноваться, а еще через три отправился на поиски.
* * *
…Он нашел девушку там, где вовсе не ожидал найти: ни в нескольких подсобках, набитых техническим тряпьем, ни в одной из трех разбросанных по дому ванных, нет. Он нашел Машу в правом крыле третьего этажа — того самого, который, не в меру озаботившись судьбой проклятого сервиза, позабыл закрыть.
В комнате покойной Мариночки.
Робкое существо, сама деликатность, сама невинность, она сидела на полу перед двумя хищно распахнутыми чемоданами с вещами покойной хозяйки и…
Принюхивалась.
Принюхивалась, Никита мог бы в этом поклясться, хотя слово было не совсем точным. Маша почти медитировала, держа в руках почти невесомые женские тряпки: она подносила их к лицу и снова отстраняла, и снова подносила. Ноздри девушки вибрировали, на щеках гулял румянец, как у мародера, застолбившего золотую жилу на месте крушения пассажирского поезда. Да она и выглядела мародеркой, которая дорвалась до чужой, никогда не принадлежавшей ей жизни, надо же, дерьмо какое!.. Никита вдруг почувствовал глухую досаду, как будто увидел что-то непристойное. А разве сам он был более пристоен, укладывая под пассажирское сиденье бестиарий? Хороша пара, гусь да гагара, прости Господи, глаза бы не смотрели…
— Эй! — он сказал это чуть громче, чем следовало, больше досадуя на себя, чем на юную стервятницу. — Маша?..
Девушка вздрогнула и, как в замедленной съемке, повернула голову в сторону Никиты. Голова ее вдруг неестественно дернулась, а на глазах проступили крупные детские слезы. Никита даже стушевался, он ожидал любой другой реакции. Любой другой, только не этой.
— Вы что здесь делаете? — все же спросил он.
— Это не то, что вы думаете… Не то… — прошептала Маша.
— Да ничего я не думаю.
— Не то… Не то… Я не хотела… — вот они и пролились, первые тихие слезы, слегка увядшие слезы, так похожие на все мертвые цветы Мариночкиной комнаты сразу.
Они были такими искренними, такими неподдельными, что Никита сразу усовестился. Да что там, он и сам готов был заплакать вместе с Машей. Черт его дернул подняться, дурака…
— Будет вам…
— Нет… Вы, наверное, думаете, что я… Но это не то… Совсем не то…
— Успокойтесь…
— Я просто… Не могла удержаться… Не могла.
— Успокойтесь.
— Не могла, не могла, не могла…
Слушать этот отчаянный лепет было так невыносимо, что Никита осторожно присел на корточки перед девушкой и совершенно неосознанно, тыльной стороной ладони, снял пару слезинок с ее лица.
— Все в порядке… Все в порядке, девочка…
— Да нет… Правда… Никогда себе такого не позволяю… Вы не подумайте…
— Я вам верю, — пролепетал Никита, чувствуя себя последней сволочью.
— Мне жаль, что она умерла…
Очевидно, это относилось к покойной, чьи вещи теперь так и липли к Машиным рукам: развратные узкобедрые платьишка, непристойные юбчонки, провокационные топики.
— Всем жаль, — соврал Никита. — Но что же тут поделаешь…
— Вы не понимаете… Мне по-настоящему жаль… Если бы я знала, что это произойдет…
— То что бы было?
— Вы были хорошо с ней знакомы?
— Я?
Никита на секунду задумался. Достаточно… Достаточно, чтобы чертова соблазнительница Мариночка вызывала в нем стойкий рвотный рефлекс, перемежающийся с подлючей непрошеной эрекцией, и такая фигня случилась с ним как-то во время внепланового кофепития на Пятнадцатой.
— Ну… Более-менее… А что?
— А вы знаете, кто она?
— Жена босса… Кто же еще?
— Нет… Вы знаете, кем она была на самом деле?
Голос Маши неожиданно поднялся почти до ультразвука, а потом рухнул вниз с такой оглушительной силой, что у Никиты сразу же заломило в затылке.
— И кем же она была на самом деле? Любая правда о Мариночке не будет выглядеть чудовищно, кем бы она ни была.
— А вы даже не подозревали?
— О чем я должен был подозревать?
— Но ведь… Ведь она одна из «Таис»…
От неожиданности Никита присвистнул: у похотливой Мариночки, оказывается, было не только бурное прошлое (в чем он ни секунды не сомневался), но и в прошлом этом имелся даже статус поп-звезды (что на секунду привело его в замешательство). Если, конечно, принять на веру слова этой экзальтированной девицы.
— Одна из «Таис»?
— Ну да… Та группа, которая так вам понравилась. Она была одной из «Таис»… Я сразу ее узнала, еще когда меня позвал Алеша… Обслуживать день рождения, — Маша всхлипнула. — Я сразу ее узнала… Вернее, не сразу… она изменилась, конечно… Очень… Столько лет прошло… Но это она — она…
— Вы… Вы так переживаете, как будто лично знали ее… — сказал Никита. — Как будто были близкими подругами…
И тут же пожалел о сказанном: и без того тонкая, чувствительная к любой интонации, кожа девушки истончилась еще больше, волосы на лбу увлажнились, а на щеки взошли красные пятна.
— Нет… Нет, конечно… Просто я когда-то работала у них… На сайте… Недолго, совсем недолго… Письма фанатам и все такое… У них был свой сайт в Интернете… Я и видела их всего лишь один раз. Они были… Они были такие замечательные.
— И что же с ними все-таки произошло, такими замечательными?..
Уж наверняка ничего хорошего, если Мариночка сидела в кабаке на третьих ролях, — особо не высовываясь и довольствуясь песнюшками с латиноамериканским акцентом. Уж наверняка ничего хорошего, если даже не стала окучивать мужа с его деньжатами на предмет начала сольной карьеры… А ведь могла бы, могла. Слава никого так просто не отпустит, даже если это забытая слава. И надежда на еще один шанс всегда будет маячить у тебя за спиной… Странно, что Мариночка им не воспользовалась. Это шло вразрез с ее характером и темпераментом, с ее врожденной способностью флиртовать даже с крышкой унитаза… И в этом флирте всегда добиваться своего. Почти всегда…
— Это была она, она… И голос… Голос очень похож…
— Вы уверены?
— Да…
Интересное кино. Хотя и выдержанное в жанре дешевой мелодрамы: забытая богом тинейджерская звезда, подвизающаяся в таком же забытом богом ресторанчике. И пригревший ее богатенький Буратино. И испанская cancion на бис, с самым что ни на есть банальным содержанием: никакого вызова, никакого эпатажа.
Нет, что-то здесь не так.
— Вы уверены? — снова переспросил Никита.
— Да… Только у нее почему-то оказалось совсем другое имя…
— Другое?
— Да… А когда я увидела ее впервые, здесь… Я назвала ее тем, старым… — И она вздрогнула… Наверное, не хотела ничего вспоминать…
* * *
…Другое имя.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119
Сухой щелчок вывел Никиту из необязательных раздумий: кассета закончилась.
А Маша, не появилась ни через пять минут, ни — через десять. Спустя пятнадцать Никита начал волноваться, а еще через три отправился на поиски.
* * *
…Он нашел девушку там, где вовсе не ожидал найти: ни в нескольких подсобках, набитых техническим тряпьем, ни в одной из трех разбросанных по дому ванных, нет. Он нашел Машу в правом крыле третьего этажа — того самого, который, не в меру озаботившись судьбой проклятого сервиза, позабыл закрыть.
В комнате покойной Мариночки.
Робкое существо, сама деликатность, сама невинность, она сидела на полу перед двумя хищно распахнутыми чемоданами с вещами покойной хозяйки и…
Принюхивалась.
Принюхивалась, Никита мог бы в этом поклясться, хотя слово было не совсем точным. Маша почти медитировала, держа в руках почти невесомые женские тряпки: она подносила их к лицу и снова отстраняла, и снова подносила. Ноздри девушки вибрировали, на щеках гулял румянец, как у мародера, застолбившего золотую жилу на месте крушения пассажирского поезда. Да она и выглядела мародеркой, которая дорвалась до чужой, никогда не принадлежавшей ей жизни, надо же, дерьмо какое!.. Никита вдруг почувствовал глухую досаду, как будто увидел что-то непристойное. А разве сам он был более пристоен, укладывая под пассажирское сиденье бестиарий? Хороша пара, гусь да гагара, прости Господи, глаза бы не смотрели…
— Эй! — он сказал это чуть громче, чем следовало, больше досадуя на себя, чем на юную стервятницу. — Маша?..
Девушка вздрогнула и, как в замедленной съемке, повернула голову в сторону Никиты. Голова ее вдруг неестественно дернулась, а на глазах проступили крупные детские слезы. Никита даже стушевался, он ожидал любой другой реакции. Любой другой, только не этой.
— Вы что здесь делаете? — все же спросил он.
— Это не то, что вы думаете… Не то… — прошептала Маша.
— Да ничего я не думаю.
— Не то… Не то… Я не хотела… — вот они и пролились, первые тихие слезы, слегка увядшие слезы, так похожие на все мертвые цветы Мариночкиной комнаты сразу.
Они были такими искренними, такими неподдельными, что Никита сразу усовестился. Да что там, он и сам готов был заплакать вместе с Машей. Черт его дернул подняться, дурака…
— Будет вам…
— Нет… Вы, наверное, думаете, что я… Но это не то… Совсем не то…
— Успокойтесь…
— Я просто… Не могла удержаться… Не могла.
— Успокойтесь.
— Не могла, не могла, не могла…
Слушать этот отчаянный лепет было так невыносимо, что Никита осторожно присел на корточки перед девушкой и совершенно неосознанно, тыльной стороной ладони, снял пару слезинок с ее лица.
— Все в порядке… Все в порядке, девочка…
— Да нет… Правда… Никогда себе такого не позволяю… Вы не подумайте…
— Я вам верю, — пролепетал Никита, чувствуя себя последней сволочью.
— Мне жаль, что она умерла…
Очевидно, это относилось к покойной, чьи вещи теперь так и липли к Машиным рукам: развратные узкобедрые платьишка, непристойные юбчонки, провокационные топики.
— Всем жаль, — соврал Никита. — Но что же тут поделаешь…
— Вы не понимаете… Мне по-настоящему жаль… Если бы я знала, что это произойдет…
— То что бы было?
— Вы были хорошо с ней знакомы?
— Я?
Никита на секунду задумался. Достаточно… Достаточно, чтобы чертова соблазнительница Мариночка вызывала в нем стойкий рвотный рефлекс, перемежающийся с подлючей непрошеной эрекцией, и такая фигня случилась с ним как-то во время внепланового кофепития на Пятнадцатой.
— Ну… Более-менее… А что?
— А вы знаете, кто она?
— Жена босса… Кто же еще?
— Нет… Вы знаете, кем она была на самом деле?
Голос Маши неожиданно поднялся почти до ультразвука, а потом рухнул вниз с такой оглушительной силой, что у Никиты сразу же заломило в затылке.
— И кем же она была на самом деле? Любая правда о Мариночке не будет выглядеть чудовищно, кем бы она ни была.
— А вы даже не подозревали?
— О чем я должен был подозревать?
— Но ведь… Ведь она одна из «Таис»…
От неожиданности Никита присвистнул: у похотливой Мариночки, оказывается, было не только бурное прошлое (в чем он ни секунды не сомневался), но и в прошлом этом имелся даже статус поп-звезды (что на секунду привело его в замешательство). Если, конечно, принять на веру слова этой экзальтированной девицы.
— Одна из «Таис»?
— Ну да… Та группа, которая так вам понравилась. Она была одной из «Таис»… Я сразу ее узнала, еще когда меня позвал Алеша… Обслуживать день рождения, — Маша всхлипнула. — Я сразу ее узнала… Вернее, не сразу… она изменилась, конечно… Очень… Столько лет прошло… Но это она — она…
— Вы… Вы так переживаете, как будто лично знали ее… — сказал Никита. — Как будто были близкими подругами…
И тут же пожалел о сказанном: и без того тонкая, чувствительная к любой интонации, кожа девушки истончилась еще больше, волосы на лбу увлажнились, а на щеки взошли красные пятна.
— Нет… Нет, конечно… Просто я когда-то работала у них… На сайте… Недолго, совсем недолго… Письма фанатам и все такое… У них был свой сайт в Интернете… Я и видела их всего лишь один раз. Они были… Они были такие замечательные.
— И что же с ними все-таки произошло, такими замечательными?..
Уж наверняка ничего хорошего, если Мариночка сидела в кабаке на третьих ролях, — особо не высовываясь и довольствуясь песнюшками с латиноамериканским акцентом. Уж наверняка ничего хорошего, если даже не стала окучивать мужа с его деньжатами на предмет начала сольной карьеры… А ведь могла бы, могла. Слава никого так просто не отпустит, даже если это забытая слава. И надежда на еще один шанс всегда будет маячить у тебя за спиной… Странно, что Мариночка им не воспользовалась. Это шло вразрез с ее характером и темпераментом, с ее врожденной способностью флиртовать даже с крышкой унитаза… И в этом флирте всегда добиваться своего. Почти всегда…
— Это была она, она… И голос… Голос очень похож…
— Вы уверены?
— Да…
Интересное кино. Хотя и выдержанное в жанре дешевой мелодрамы: забытая богом тинейджерская звезда, подвизающаяся в таком же забытом богом ресторанчике. И пригревший ее богатенький Буратино. И испанская cancion на бис, с самым что ни на есть банальным содержанием: никакого вызова, никакого эпатажа.
Нет, что-то здесь не так.
— Вы уверены? — снова переспросил Никита.
— Да… Только у нее почему-то оказалось совсем другое имя…
— Другое?
— Да… А когда я увидела ее впервые, здесь… Я назвала ее тем, старым… — И она вздрогнула… Наверное, не хотела ничего вспоминать…
* * *
…Другое имя.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119