Ах, да, еще – Че Гевара, а «Куба» расшифровывается как Коммунизм У Берегов Америки.
Не слишком-то оригинально.
Сигара, которую достал этот парень, не слишком-то похожа на толстомясых участников der Zigarren Karneval, устраиваемого «Табачной лавкой». Она много тоньше и изящнее, и к тому же из нее торчит совсем уж тонкая палочка. Но все же это сигара – ничто другое.
– Это сигара, – неизвестно чему радуется Мика.
– Точно, но не совсем. Это – бриссаго.
– Бриссаго? Что такое бриссаго?
– Я приучусь различать твой голос, расслышу, замечу его в тиканье телетайпа, в том, как колышется дым от моих сигар из Бриссаго.
Стихи. Мика не сразу понимает, что этот парень читает стихи, хотя она должна была сообразить: воздух над ним сгустился, а за спиной, подобно тюленю или морскому котику, перекатывается со спины на живот огромное закатное солнце.
Такого солнца с земли не увидишь.
– У тебя здорово получается читать стихи.
– Просто стихи хорошие.
Хорошие, и даже чувственные, вот только рифма немножко подкачала, но Мика скорее вырвет себе язык, чем скажет об этом.
– А зачем здесь палочка? – наивно интересуется она, указывая глазами на сигару в руке этого парня.
– Это не палочка. Это травяная лучинка. Прежде чем начать курить, нужно ее вынуть. Это обеспечит хорошую тягу и дым будет проходить свободнее. И не придется откусывать кончик.
Мика не слишком довольна лучинкой и не слишком довольна тем, что этому парню не придется откусывать кончик: тогда бы его губы коснулись сигары, а Мика коснулась бы сигары потом, и это тоже можно было расценивать как опосредованное прикосновение.
– Ну, ты готова к новым ощущениям?.. Еще вчера.
Еще вчера она была готова к ним и еще вчера их испытала: жжение внизу живота, томительная влажность между ног, торчащие соски, – впрочем, к сигаре бриссаго это не имеет никакого отношения.
– Да. Готова.
Мика ждет, что он отдаст сигару ей (галантный Ральф так бы и поступил, бедняжка), но он совсем не торопится сделать это. Сунув благословенную бриссаго в рот, он прикуривает ее от не менее благословенной зажигалки «Зиппо», Мика даже успевает заметить рисунок на ней:
одинокий кактус и койот, воющий на луну.
Сделав глубокую затяжку и выпустив струю дыма, этот парень прикрывает глаза: должно быть, это нечто совершенно потрясающее – сигара бриссаго.
По Микиному телу пробегает дрожь – так ей хочется поскорее завладеть бриссаго. Огненно-коричневый цвет сигары и светлые прожилки на ней сразу же напоминают Мике седло мопеда этого парня – самое потрясающее в мире.
Вряд ли бриссаго пахнет кожей, но Мика может поручиться, что, как и в случае с седлом, над сигарой трудились дети. Долго и тщательно, нежными маленькими пальцами они расправляли табачные листы, а потом скручивали их, – до чего же славно все получилось!
И детский рабский труд здесь ни при чем.
– Теперь ты… – этот парень протягивает сигару Мике: сейчас она коснется губами туго скрученных табачных листов, которых касались его губы – два ганзейских когга, сомкнувшиеся бортами, два норманнских шнеккера, два гокштадских дракара – и это можно будет считать уже не опосредованным прикосновением, а опосредованным поцелуем.
Отчаянно затянувшись и запустив дым в легкие, Мика ожидает естественной и неприятной реакции дистиллированного организма: першения в горле, приступов тошноты, сведенных в судороге конечностей. Но ничего подобного не происходит. Напротив, вкус бриссаго – это как раз то, чего ей страшно не хватало в жизни.
Сладковатый.
Немного тягучий.
Наполненный ароматом магнолий, камелий и глициний. В своей кулинарной практике Мика несколько раз использовала лепестки магнолии и глицинии для приготовления соусов, но истинное значение этих цветов поняла только сейчас.
– Ну как? – интересуется этот парень.
– Потрясающе!
Увлекшись бриссаго, Мика и не заметила, что он придвинулся к ней почти вплотную. Стоит ей протянуть руку, и она может коснуться его лица, на котором нет ни единого волоска, а есть только узкие, вытатуированные полоски, ко-фати, фатина, хику-ату, ваи-о-кена, поэ-поэ, тии-нути-ои, пакека. Еще пара затяжек – и она коснется. Еще три – и она обязательно сделает это.
У Мики кружится голова – не сильно, но приятно. Ей хочется смеяться и плакать одновременно, совершить какую-нибудь вселенскую глупость, отрастить волосы до щиколоток, отрастить крылья, бросить постылую работу в «Ноле» (Мика уже считает ее постылой, ну надо же!), и заняться сигарами, Hechoа тапо, среди детей, утонувших в табачном листе, она будет смотреться довольно забавно.
– Ничего подобного в жизни не испытывала, – Мика еще раз жадно затягивается, сигарное грехопадение успешно завершено. – Лучше только ололюки и аяхуаска.
– И еще пейот, – этот парень пристально смотрит на нее. – Не знал, что ты увлекаешься наркотиками.
– Я соврала, – тут же начинает трусить Мика. – Ничего я про них не знаю, просто слышала эти названия. Не помню от кого… Но бриссаго – это нечто. С сегодняшнего дня буду курить, как ненормальная. И только бриссаго.
– Вряд ли у тебя это получится…
– Почему?
– Бриссаго не продаются в России.
– Что же делать? Я умру без бриссаго. Правда-правда.
– Не волнуйся, я не дам тебе умереть. – Она, Мика, мечтала прикоснуться к нему после нескольких затяжек, но он делает это первым. Этот парень осторожно и совсем не по-родственному гладит Мику по щеке. И нельзя сказать, что он чересчур осмелел или зарвался: он просто берет то, что ему принадлежит по праву. А принадлежит ему все. Если завтра или еще сегодня на том месте, где он прикасался к Микиной коже, вдруг проклюнутся камелии или глицинии, Мика не удивится.
– Я не дам тебе умереть, – шепчет он. – Обязуюсь поставлять тебе бриссаго каждую неделю. У меня есть один знакомый человек…
– Главный редактор журнала «Hechoа тапо» ! – выпаливает Мика и заливается счастливым беспричинным смехом.
– Точно. Только он был главным редактором, а теперь работает в конкурирующем издании…
– Но доступ к бриссаго у пего есть?
– Даже не сомневайся. Надо остановиться.
Что он может подумать о ней и что думает сейчас? Бриссаго после третьей затяжки – совсем не то, что бриссаго после первой. Сигара не стала хуже, и Мике не стало хуже, но к привкусу магнолий и глициний прибавилась горечь. Определить, каково растительное происхождение горечи, Мика не в состоянии, куда делись ее хваленые способности по диагностике аниса, фенхеля, шафрана и куркумы? А еще – гвоздики и имбиря. Ни одна из специй не подходит, ее заветные жестянки не смогут ей помочь, даже если будут наполнены до краев.
Откуда взялась горечь?
Очевидно, ребенок, который скручивал эту сигару, мальчик (Мика почему-то думает, что это был именно мальчик) умер от саркомы (Мика почему-то думает, что это была именно саркома).
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97