– Вещь слишком незначительная, чтобы быть подарком, ты не находишь?
– К чему ты клонишь? – Ямакаси наконец-то соизволил приподняться и застегнуть брюки.
– Пустячок. Безделица, – Васька никак не может успокоиться. – Не представляю человека, который отделался бы таким подарком.
– Да что ты пристала ко мне с этим календарем? Ей-богу, я не помню, как он мне достался.
– Я и не настаиваю, чтобы ты вспомнил.
– Слушай… Мне даже самому вдруг стало интересно… ну да, это не был подарок. Календарь лежал в пачке сигарет, точно.
– Какой пачке?
– Той, которую я подмел в кафе.
– Которую оставил какой-то тип и ты решил – не пропадать же добру?
Удивительно, но Васька помнит все, что когда-либо говорил Ямакаси, – до последней фразы, до последней буквы в предложении. Она могла бы стать биографом междометий и многоточий Ямакаси, она могла бы стать реставратором его обветшавших со временем историй, она могла бы организовывать этнографические экспедиции в дебри его высказываний.
– Да. Только это был не просто случайный тип. Мы с ним познакомились часа за три до того, как он ушел… Выпили пивка.
Дело обстоит именно так, как и предполагала Васька. Если сейчас Ямакаси предъявит ей Тобиаса Брюггеманна, скульптора, она нисколько не удивится.
– И кто же это был?
– Тобиас Брюггеманн. Вот оно!
– Тобиас Брюггеманн, – с нажимом повторяет Ямакаси. – Помнишь, я говорил тебе о нем?
– Скульптор?
– Да. Он представился скульптором. Достаточно известным.
– И ты ему поверил?
– Он показал мне свои работы.
– Прямо в кафе?
– Ну, работы не в буквальном смысле. Фотографии работ.
– И как?
– Что?
– Как тебе его работы? Произвели впечатление?
– Я не большой ценитель. Но скажу так: это оригинальные скульптуры, я таких больше не видел. Он ваяет мертвых. Твой дедуля никогда бы до этого не додумался.
– Почему это? Здесь тоже полно мертвецов. Лошади Рокоссовского уж точно нет в живых. А еще имеется макет памятника писателю Чехову, а он лет сто как нас покинул. Не говоря уже о Марксе и Энгельсе. Такого добра полмастерской наберется.
По большому счету, Ваське глубоко плевать на дедулю и его творческие достижения; имя Чехова вызывает у нее не больше эмоций, чем имена ураганов, терзающих юго-восточное побережье США; ей все равно, оставила ли после себя потомство лошадь Рокоссовского или так и подохла, ни разу не ожеребившись. Но есть вещи, которые раздражают Ваську не на шутку. Частые упоминания Тобиаса Брюггеманна, например. Совершенно нелогичные упоминания, выставляющие Ямакаси дурачком, вралем и застревающей личностью! Ваську раздражает, что Ямакаси путается в показаниях: сначала он говорил, что скульптор Брюггеманн много для него значит и даже обещал рассказать историю, подтверждающую этот тезис. Теперь же он признался, что знакомство с сомнительной знаменитостью произошло в кафе, за пивом и разглядыванием картинок. Непонятно, чего хочет сам Ямакаси – чтобы Васька признала существование Тобиаса Брюггеманна как известного скульптора? Или чтобы Васька признала его существование вообще?..
– Это совсем другое, кьярида. Когда я говорил о мертвых, я и имел в виду мертвых. Он изображает людей в момент их смерти. Или через какое-то время после нее.
– Я потрясена, – Васька принимается хохотать. – Это, конечно, новое слово в истории искусства.
– И что здесь смешного?
– Да нет, просто…
Ямакаси не дает Ваське договорить:
– На самом деле, история довольно забавная. В том кафе, где мы познакомились, его не очень-то любят. Можно сказать – ненавидят лютой ненавистью. Хотя он столуется там каждый день и задолжал ребятам кругленькую сумму.
– Зачем же они его обслуживают?
– Боятся. Про него ходят всякие слухи. Что он-де страшный жмот и обходится без услуг натурщиков. Просто сидит тихонько в том кафе с утра до вечера и делает всякие наброски с посетителей и персонала.
– И что же в этом ужасного?
– В этом – ничего. Сначала он делает наброски. Потом переносит их на материал, из которого получаются скульптуры… Я не слишком силен в технологии, что там может быть? Дерево, камень, глина?.. Словом, он лепит всех этих случайных людей и лепит их смерть. В натуралистических подробностях. Жертва автомобильной катастрофы, жертва авиационной катастрофы, жертва взрыва газового баллона. Жертва, погибшая от рук серийного убийцы. Жертва, повесившаяся на брючном ремне. Жертва заказного преступления: полголовы у нее отсутствует и все это воспроизведено очень достоверно… Здорово, да?
Ямакаси ждет от Васьки хоть какой-то реакции, но она молчит.
– Его скульптуры так и называются: «Жертва № i», «Жертва № 2», «Жертва № 3» и так далее.
– Сколько же их всего?
– Последней в альбоме была «Жертва № 16». Рассказ про скульптора и его жертвы не кажется Ваське таким уж привлекательным, в нем нет никакой изюминки, – как нет изюминки в большинстве унылых криминальных сводок. Рассуждения птицы Кетцаль на тему керамических, терракотовых – праздничных – убийств были намного ярче.
– И что случилось с жертвой № 16?
– Она утонула. Ты бы ее видела!
– Не горю желанием…
– Раздувшаяся туша, под остатками одежды – какие-то речные твари, шея обмотана водорослями.
– Ты находишь это забавным? По-моему – так самая настоящая мерзость.
– Не спорю, но главное не в этом.
– А в чем?
– В том, что он лепил эту тушу с главного администратора кафешки. Сделал набросок исподтишка, а затем… воплотил задуманное в глине. А администратор – уже после этого творческого акта – возьми да помри. И знаешь, как он умер?
Та еще загадка.
– Поехал на рыбалку, свалился с мостков, хлебнул воды – его и затащило в омут. Нашли беднягу недели через две.
– С шеей, обмотанной водорослями? – уточняет Васька.
– Бинго! – теперь уже Ямакаси заливается смехом и щелкает пальцами. – С шеей, обмотанной водорослями, с речными тварями под одеждой и даже с двумя рыболовными крючками и обрывком лески в щеке. Понимаешь, этот Тобиас – он все предвидел! А может, сам все и спровоцировал.
– Действительно… Великий человек, – соглашается Васька, помолчав. – С остальными пятнадцатью случайными натурщиками из кафе случилась та же лажа?
– Абсолютно. К ним одно время захаживал один бизнесмен: выпить кофе по утрам, биржевые сводки почитать…
– А теперь?
– Теперь не ходит. Заказное убийство, паф-паф-паф, та-та-та – и нет бизнесмена. Таков он – Тобиас Брюгге-манн: сделает набросок, сделает скульптуру, а через некоторое время объект его творчества – кирдык, и отправляется к праотцам. Теперь ты понимаешь, почему эти ребята из кафе так его боятся?
– Неизвестно, кого он может нарисовать в следующий раз?
– Бинго, бинго, бинго! Половина уже поувольнялась к чертовой матери, но это же не спасает… Что, если он понаделал сотню эскизов впрок?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97