Кроме того, Мэгги предстояло надеть сетчатые, как из рыболовного невода, колготки и туфли на высочайших каблуках.
– Эта штука не более нескромная, чем обыкновенный купальник, – сказала наставница, заметив недоверчивый взгляд девушки. – В бикини выглядишь еще более раздетой.
Мэгги не осмелилась сказать, что у нее никогда не было бикини.
– Давай побыстрее, Эл не любит, когда его заставляют ждать.
Пытаясь скрыть свое испорченное настроение, Мэгги торопясь переоделась. Она не привыкла одеваться на людях. А здесь, как видно, надо это было делать при всех. Взглянув на себя в зеркало, Мэгги инстинктивно попыталась одернуть трико, но в результате обнажилась грудь. От этого она почувствовала себя еще более неловко. Пускай уж лучше ноги будет видно, подумала она, выбирая из двух зол меньшее.
Только мысль о том, какое гневное осуждение вызвало бы столь бесстыдное облачение, когда она увидела себя в зеркале в полный рост, остановила ее и не позволила сбросить с себя эти нелепые тряпки, надеть свое платье и бежать отсюда сломя голову. Усилием воли она заставила себя еще раз внимательно вглядеться в свое отражение, и на этот раз, несмотря на неловкое ощущение от костюма, который ее отец назвал бы одеянием блудницы, она с удовольствием отметила, что ее фигура ничуть не хуже фигуры Мерилин Монро в «Автобусной остановке». А ноги у нее, оказывается, растут чуть ли не от шеи! Ах, жаль, что меня сейчас не видит Пэт, подумала она, сделав шаг на высоких каблуках и едва не вывихнув ногу.
Воспоминание о Пэт все поставило на свои места. Она перестала нервничать. Сколько раз я затаив дыхание слушала ее бесконечные рассказы о жизни в клубах! Раз она все это смогла, смогу и я. Она стала с трудом подниматься по винтовой лестнице, держась за перила и стараясь не упасть, потому что ноги ее еле держали. Ей предстояло выполнить нечто для себя необычное. Она уже привыкла в таких ситуациях воображать, будто играет роль. Она ведь актриса, так? Значит, нужно играть. Сейчас нужно сыграть танцовщицу, которой надо пройти пробу для участия в бродвейском мюзикле. Танцовщицу! Как в фильме «Девушки Зигфелда».
У нее было врожденное чувство ритма. А вхождение в образ – она представила себя Мици Гейнор, которая будет танцевать в паре с Джином Келли – помогло ей четко двигаться в такт музыки, которую играл пианист. Мэгги не отрываясь следила за своей наставницей, которая выбрала что-то медленное, так что повторять движения было несложно. Видимо, ей неплохо удалась ее роль, потому что мрачноватый тип вскоре сказал:
– Ладно, достаточно. Годится.
К радости Мэгги, ее для начала назначили дублершей. Прежде чем выйти на сцену, надо было много репетировать, так, чтобы довести навыки до автоматизма. И вдобавок крепко усвоить все правила. Они были довольно жесткими. Следовало точно соблюдать график репетиций. Опоздавших штрафовали, вычитая из жалованья процент в соответствии с минутами задержки. Штрафовали за все: спустившиеся петли на колготках, небрежное обращение с обувью, запятнанный или порванный костюм. Особенно карались фривольности с посетителями или персоналом. Это, впрочем, не касалось примадонн, которым разрешали выпить с избранными гостями. Мэгги, разумеется, в их число не входила.
Это только начало, твердила она себе, когда, дрожа от волнения, сообщила Петросу о том, что уходит из ресторана. Ей выпал шанс, который нельзя упустить.
Но свет надежды, блеснувший ей из приоткрывшихся райских врат, сиял недолго. Реальность оказалась тяжелой, изнурительной, пахнущей потом. После длительных репетиций болело все тело, особенно ноги. По окончании трехмесячного испытательного срока она прошла экзамен и была допущена к выступлениям на сцене.
Она так нервничала, что могла следить только за ритмом, больше всего на свете опасаясь сбиться с ноги. Перья, воткнутые в волосы, нещадно кололи кожу над ушами, высокие каблуки выворачивали щиколотки, на них было трудно стоять, не то что танцевать. Тем не менее, когда она вышла на сцену после перерыва, волнение улеглось, и она даже осмелилась посматривать в зал. Публика состояла в основном из мужчин, которые пялились на откровенно одетых девушек и особенно на солисток, которые были вообще в одних юбочках. Это была работа на износ. До постели Мэгги добиралась не раньше трех ночи, она ездила на автобусе, а деньги, которые им выдавали на такси, тратила на театр и кино. От предложений подвезти до дому, поступавших от посетителей клуба, она решительно отказывалась. Слишком памятно было брикстонское приключение. Она не доверяла незнакомым мужчинам.
Для Грейс Кендал, которой она аккуратно звонила или писала каждую неделю, Мэгги придумала историю, что поступила на работу в один театр на окраине, где ей доверяли маленькие роли, но когда та заговорила о своем желании приехать и посмотреть на воспитанницу своими глазами, соврала, что уезжает с театром на гастроли. Нет, она покажется бывшей учительнице только на сцене настоящего театра. Не по собственной воле танцует она полуголой в клубе перед пьяными мужиками. Обстоятельства вынудили. Во-первых, здесь неплохо платят, во-вторых, эта работа худо-бедно связана с артистической профессией. Вдруг в один прекрасный вечер какой-нибудь продюсер или режиссер заметит ее и спросит: «А это что за девушка?» – и предложит ей что-нибудь стоящее.
Грейс Кендал безоговорочно верила каждому слову Мэгги. Ей не хватало воображения представить себе что-нибудь иное. Хотя она много раз бывала в Лондоне, ей не приходилось задерживаться там надолго, ее мышление сформировалось в провинции, и она не располагала и десятой долей фантазии, присущей Мэгги, которая была изобретательна, как Шехерезада. Поэтому она с легкой душой поздравила Мэгги с тем, что ей удалось наконец начать восхождение по лестнице успеха. «Теперь я могу успокоиться; не зря мы с тобой все это затеяли».
– У меня все время уходит на учение, – уверила ее Мэгги. – Знаете, сколько всего надо усвоить!
А у Мэгги тоже с души камень свалился, когда мисс Кендал сказала ей, что за все время ее отсутствия, то есть за два года, Хорсфилды не предприняли никаких попыток разыскать свою пропавшую дочь, никуда не обращались, даже в полицию. По их мнению, конгрегационная церковь была единственным местом, где они могли спросить совета. До ушей мисс Кендал дошло, что они нисколько не опечалены случившимся, потому что давно считали свою дочь неисправимой грешницей, которую никто не мог бы уберечь. И, как Понтий Пилат, предпочли умыть руки.
Мэгги тоже ничуть не огорчилась. Родители перестали для нее существовать. Слава Богу, она вырвалась из тюрьмы, в которой они ее держали. Жизнь в открытом всем ветрам мире с его пьянящим запахом свободы изменила ее до неузнаваемости.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101
– Эта штука не более нескромная, чем обыкновенный купальник, – сказала наставница, заметив недоверчивый взгляд девушки. – В бикини выглядишь еще более раздетой.
Мэгги не осмелилась сказать, что у нее никогда не было бикини.
– Давай побыстрее, Эл не любит, когда его заставляют ждать.
Пытаясь скрыть свое испорченное настроение, Мэгги торопясь переоделась. Она не привыкла одеваться на людях. А здесь, как видно, надо это было делать при всех. Взглянув на себя в зеркало, Мэгги инстинктивно попыталась одернуть трико, но в результате обнажилась грудь. От этого она почувствовала себя еще более неловко. Пускай уж лучше ноги будет видно, подумала она, выбирая из двух зол меньшее.
Только мысль о том, какое гневное осуждение вызвало бы столь бесстыдное облачение, когда она увидела себя в зеркале в полный рост, остановила ее и не позволила сбросить с себя эти нелепые тряпки, надеть свое платье и бежать отсюда сломя голову. Усилием воли она заставила себя еще раз внимательно вглядеться в свое отражение, и на этот раз, несмотря на неловкое ощущение от костюма, который ее отец назвал бы одеянием блудницы, она с удовольствием отметила, что ее фигура ничуть не хуже фигуры Мерилин Монро в «Автобусной остановке». А ноги у нее, оказывается, растут чуть ли не от шеи! Ах, жаль, что меня сейчас не видит Пэт, подумала она, сделав шаг на высоких каблуках и едва не вывихнув ногу.
Воспоминание о Пэт все поставило на свои места. Она перестала нервничать. Сколько раз я затаив дыхание слушала ее бесконечные рассказы о жизни в клубах! Раз она все это смогла, смогу и я. Она стала с трудом подниматься по винтовой лестнице, держась за перила и стараясь не упасть, потому что ноги ее еле держали. Ей предстояло выполнить нечто для себя необычное. Она уже привыкла в таких ситуациях воображать, будто играет роль. Она ведь актриса, так? Значит, нужно играть. Сейчас нужно сыграть танцовщицу, которой надо пройти пробу для участия в бродвейском мюзикле. Танцовщицу! Как в фильме «Девушки Зигфелда».
У нее было врожденное чувство ритма. А вхождение в образ – она представила себя Мици Гейнор, которая будет танцевать в паре с Джином Келли – помогло ей четко двигаться в такт музыки, которую играл пианист. Мэгги не отрываясь следила за своей наставницей, которая выбрала что-то медленное, так что повторять движения было несложно. Видимо, ей неплохо удалась ее роль, потому что мрачноватый тип вскоре сказал:
– Ладно, достаточно. Годится.
К радости Мэгги, ее для начала назначили дублершей. Прежде чем выйти на сцену, надо было много репетировать, так, чтобы довести навыки до автоматизма. И вдобавок крепко усвоить все правила. Они были довольно жесткими. Следовало точно соблюдать график репетиций. Опоздавших штрафовали, вычитая из жалованья процент в соответствии с минутами задержки. Штрафовали за все: спустившиеся петли на колготках, небрежное обращение с обувью, запятнанный или порванный костюм. Особенно карались фривольности с посетителями или персоналом. Это, впрочем, не касалось примадонн, которым разрешали выпить с избранными гостями. Мэгги, разумеется, в их число не входила.
Это только начало, твердила она себе, когда, дрожа от волнения, сообщила Петросу о том, что уходит из ресторана. Ей выпал шанс, который нельзя упустить.
Но свет надежды, блеснувший ей из приоткрывшихся райских врат, сиял недолго. Реальность оказалась тяжелой, изнурительной, пахнущей потом. После длительных репетиций болело все тело, особенно ноги. По окончании трехмесячного испытательного срока она прошла экзамен и была допущена к выступлениям на сцене.
Она так нервничала, что могла следить только за ритмом, больше всего на свете опасаясь сбиться с ноги. Перья, воткнутые в волосы, нещадно кололи кожу над ушами, высокие каблуки выворачивали щиколотки, на них было трудно стоять, не то что танцевать. Тем не менее, когда она вышла на сцену после перерыва, волнение улеглось, и она даже осмелилась посматривать в зал. Публика состояла в основном из мужчин, которые пялились на откровенно одетых девушек и особенно на солисток, которые были вообще в одних юбочках. Это была работа на износ. До постели Мэгги добиралась не раньше трех ночи, она ездила на автобусе, а деньги, которые им выдавали на такси, тратила на театр и кино. От предложений подвезти до дому, поступавших от посетителей клуба, она решительно отказывалась. Слишком памятно было брикстонское приключение. Она не доверяла незнакомым мужчинам.
Для Грейс Кендал, которой она аккуратно звонила или писала каждую неделю, Мэгги придумала историю, что поступила на работу в один театр на окраине, где ей доверяли маленькие роли, но когда та заговорила о своем желании приехать и посмотреть на воспитанницу своими глазами, соврала, что уезжает с театром на гастроли. Нет, она покажется бывшей учительнице только на сцене настоящего театра. Не по собственной воле танцует она полуголой в клубе перед пьяными мужиками. Обстоятельства вынудили. Во-первых, здесь неплохо платят, во-вторых, эта работа худо-бедно связана с артистической профессией. Вдруг в один прекрасный вечер какой-нибудь продюсер или режиссер заметит ее и спросит: «А это что за девушка?» – и предложит ей что-нибудь стоящее.
Грейс Кендал безоговорочно верила каждому слову Мэгги. Ей не хватало воображения представить себе что-нибудь иное. Хотя она много раз бывала в Лондоне, ей не приходилось задерживаться там надолго, ее мышление сформировалось в провинции, и она не располагала и десятой долей фантазии, присущей Мэгги, которая была изобретательна, как Шехерезада. Поэтому она с легкой душой поздравила Мэгги с тем, что ей удалось наконец начать восхождение по лестнице успеха. «Теперь я могу успокоиться; не зря мы с тобой все это затеяли».
– У меня все время уходит на учение, – уверила ее Мэгги. – Знаете, сколько всего надо усвоить!
А у Мэгги тоже с души камень свалился, когда мисс Кендал сказала ей, что за все время ее отсутствия, то есть за два года, Хорсфилды не предприняли никаких попыток разыскать свою пропавшую дочь, никуда не обращались, даже в полицию. По их мнению, конгрегационная церковь была единственным местом, где они могли спросить совета. До ушей мисс Кендал дошло, что они нисколько не опечалены случившимся, потому что давно считали свою дочь неисправимой грешницей, которую никто не мог бы уберечь. И, как Понтий Пилат, предпочли умыть руки.
Мэгги тоже ничуть не огорчилась. Родители перестали для нее существовать. Слава Богу, она вырвалась из тюрьмы, в которой они ее держали. Жизнь в открытом всем ветрам мире с его пьянящим запахом свободы изменила ее до неузнаваемости.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101