А как зовут этого венца?
– Его зовут Фрейд. Зигмунд Фрейд.
– Так что он говорит?
Где-то наверху часы пробили один раз. Было уже очень поздно. Гарту следовало бы вежливо закончить этот нелепый разговор, но он уже увлекся и не мог остановиться.
– Послушай, старина, – попытался вмешаться Винс.
Но Марион, кажется, не сердилась и не была шокирована, как обычно бывали шокированы, в действительности или притворно, другие слушательницы. Наоборот, она вдруг засмеялась, сделала успокаивающий жест и отошла от стола. Потом повернулась так резко, что ее белая юбка приподнялась и заколыхалась.
– Как забавно! В самом деле, послушайте, над этим стоит подумать. Как вы правильно говорите, Дэвид, все живут двойной жизнью.
– Я не думаю, что дело обстоит именно так. Хотя, полагаю, с известными оговорками это может быть правдой.
– Послушайте! – снова перебил Винс.
– Дорогой, пожалуйста, успокойся. Это потрясающе. Дэвид, ответьте мне еще на один вопрос. Возьмем, для примера, меня. Предположим, кто-нибудь пришел бы в ваш кабинет и что-нибудь рассказал бы обо мне. Ну, что я странная и ненормальная, что меня следует запереть в сумасшедшем доме, чтобы я не совершила убийство. Что бы вы тогда сказали?
Повисла напряженная тишина. Гарт молчал.
– Господи, Марион, – воскликнул вдруг Винс, – что ты заладила об убийстве?! И что это за вздор о сумасшедшем доме? Ты ведь шутишь, да?
Марион опять засмеялась, на этот раз поддразнивая его.
– Глупый, конечно, я шучу. Вы с Дэвидом притворяетесь такими мужественными и читаете такие нелепые истории, могу я немножко вас подразнить? – Она протянула руку. – А теперь, если не возражаете, я вас покину. Я устала. Давайте все забудем, да?
Это было в субботу, 8 июня. А в понедельник в полдень, когда Дэвид сидел в своем кабинете на Харли-стрит, поджидая очередного пациента, в переговорной трубке, висевшей на стене, завыло.
– Извините, сэр, – сказала трубка голосом Майкла Филдинга, студента-медика, который исполнял за Дэвида черновую работу, – но здесь, в холле, джентльмен. Он говорит, что ему нужно увидеться с вами и что это очень срочно.
– Я не могу принять его, Майкл. Вы же знаете, на сегодня мой день расписан…
– Я знаю, сэр! Но он не просит, чтобы вы приняли его сейчас. Он хотел бы прийти к вам в пятницу в девять вечера.
– Майкл, вы понимаете, что вы…
Ассистент закашлялся. Он был блестящим студентом и очень обаятельным молодым человеком, несмотря на слишком худое, подвижное лицо и несколько суетливые манеры.
– Я знаю, сэр, вы не делаете исключений. Но здесь особый случай, я думаю. На его карточке написано: «Полковник Джон Селби. Королевская артиллерия. В отставке».
Гарт застыл возле трубы.
За окном стоял сумрачный, унылый полдень; по соседним крышам забарабанил дождь. Изморозь затуманила оконные стекла, и такой же туман клубился у Дэвида в голове.
– Это бывший опекун миссис Боствик, не так ли? И на карточке в качестве адреса указан Хэмпстед. Во всяком случае… Доктор! Вы меня слышите?
– Да. Слышу.
– Надеюсь, я не сказал ничего лишнего, сэр? Если так, то мне очень жаль.
– Все в порядке. Прошу прощения, Майкл. – Гарт перешел на деловой тон: Назначьте полковнику Селби прием на девять часов вечера в пятницу, скажите, что я буду рад его видеть.
И вот теперь, в сгущающихся сумерках, почти ночью, Гарт тащился в лязгающем такси по всем этим чопорным площадям, между Оксфорд-стрит и Риджент-парком. И тут он со всей ясностью осознал еще один факт.
Не то чтобы он не хотел встречи Бетти Колдер с Марион и Винсом. Нет, он не хотел, чтобы Бетти встретилась именно с Марион Боствик.
Но сейчас беспокоиться не о чем. Бетти в Кенте. Он сядет на последний поезд на Фэрфилд, а затем такси доставит его к гостинице «Кавалер и перчатка», где он обычно проводит уик-энд; потом он заедет к Бетти – совсем ненадолго, после чего благопристойно пожелает ей спокойной ночи и вернется в гостиницу, и опять встретится с ней в субботу и в воскресенье. Ей тоже не нужно ничего знать о Марион.
Он не хотел, чтобы Бетти запачкалась.
«Ты – отъявленный лицемер», – сказал себе Дэвид Гарт и громко рассмеялся.
Запачкалась?
Почему, собственно? В других случаях он никогда не рассуждал о пороке, безнравственности и тому подобных материях, столь любимых моралистами. Вот и нужно забыть всю эту ерунду и подходить к собственным проблемам так же трезво, как к проблемам любого другого. А кроме того, за исключением его собственных туманных ощущений и предполагаемого визита полковника Селби, который мог и не иметь отношения к Марион Боствик, у него не было поводов для опасений.
Машина свернула на Харли-стрит. Посмотрев вперед, Гарт резко выпрямился и попросил водителя:
– Остановитесь здесь. Прямо здесь.
Он расплатился с шофером и услышал, как тот шумно покатил прочь. В доме, где помещался его кабинет, арендовали помещения еще шесть медиков. Они пользовались общей большой приемной на первом этаже, а двое из них, Гарт и старший офицер медицинской службы, хирург, тоже холостяк, тут же и жили.
У тротуара стоял его собственный «панхард».
Сначала Гарт подумал, что ошибся, – этот автомобиль должен находиться за много миль отсюда, в Фэрфилде. Но это был его зеленый «панхард» – пустой, покрытый грязью после дальней поездки и такой горячий, что можно было услышать, как под капотом кипит смазка.
Выудив ключ из кармана, Гарт взбежал по ступеням, отворил входную дверь и уставился на женщину, сидевшую в вестибюле.
– Вот это сюрприз, Бетти, – проговорил он.
Глава 2
– Ничего, что мы приехали? – спросила Бетти Колдер.
– Мы?
– Хэл и я.
Хэл Омистон, его племянник. Хэл Омистон, вялый и высокомерный молодой человек, не скрывавший своего презрения к отставшему от жизни дядюшке.
– Машину вел Хэл. Я хотела, но он мне не позволил. Мы проехали двадцать пять миль без единой остановки и успели как раз к приходу твоего поезда. Видишь ли, Хэл был у меня… – Бетти осеклась. – Ты ведь не возражаешь, правда?
– Нет, не возражаю. Но я не знал, что мой уважаемый племянник навещает тебя.
– Господи, он меня не навещает! Он зашел в «Кавалер и перчатку», чтобы повидаться с тобой.
(«Наверняка хотел занять денег. И конечно, взял машину, когда обнаружил, что меня нет».)
Хотя Гарт не произнес этого вслух, ничего и не надо было произносить. У него появилось неприятное ощущение, что Бетти может прочесть и другие его мысли тоже.
Они стояли в холле, с расписными белыми деревянными панелями по стенам и с черно-белым «в шашечку» полом. Никакой другой обстановки, кроме пышной пальмы в кадке, стойки для шляп и телефонного столика, здесь не было. Хотя газовые рожки заменили на электрическое освещение, горела, и то в полнакала, только одна лампа. В темноте холл казался даже выше;
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54
– Его зовут Фрейд. Зигмунд Фрейд.
– Так что он говорит?
Где-то наверху часы пробили один раз. Было уже очень поздно. Гарту следовало бы вежливо закончить этот нелепый разговор, но он уже увлекся и не мог остановиться.
– Послушай, старина, – попытался вмешаться Винс.
Но Марион, кажется, не сердилась и не была шокирована, как обычно бывали шокированы, в действительности или притворно, другие слушательницы. Наоборот, она вдруг засмеялась, сделала успокаивающий жест и отошла от стола. Потом повернулась так резко, что ее белая юбка приподнялась и заколыхалась.
– Как забавно! В самом деле, послушайте, над этим стоит подумать. Как вы правильно говорите, Дэвид, все живут двойной жизнью.
– Я не думаю, что дело обстоит именно так. Хотя, полагаю, с известными оговорками это может быть правдой.
– Послушайте! – снова перебил Винс.
– Дорогой, пожалуйста, успокойся. Это потрясающе. Дэвид, ответьте мне еще на один вопрос. Возьмем, для примера, меня. Предположим, кто-нибудь пришел бы в ваш кабинет и что-нибудь рассказал бы обо мне. Ну, что я странная и ненормальная, что меня следует запереть в сумасшедшем доме, чтобы я не совершила убийство. Что бы вы тогда сказали?
Повисла напряженная тишина. Гарт молчал.
– Господи, Марион, – воскликнул вдруг Винс, – что ты заладила об убийстве?! И что это за вздор о сумасшедшем доме? Ты ведь шутишь, да?
Марион опять засмеялась, на этот раз поддразнивая его.
– Глупый, конечно, я шучу. Вы с Дэвидом притворяетесь такими мужественными и читаете такие нелепые истории, могу я немножко вас подразнить? – Она протянула руку. – А теперь, если не возражаете, я вас покину. Я устала. Давайте все забудем, да?
Это было в субботу, 8 июня. А в понедельник в полдень, когда Дэвид сидел в своем кабинете на Харли-стрит, поджидая очередного пациента, в переговорной трубке, висевшей на стене, завыло.
– Извините, сэр, – сказала трубка голосом Майкла Филдинга, студента-медика, который исполнял за Дэвида черновую работу, – но здесь, в холле, джентльмен. Он говорит, что ему нужно увидеться с вами и что это очень срочно.
– Я не могу принять его, Майкл. Вы же знаете, на сегодня мой день расписан…
– Я знаю, сэр! Но он не просит, чтобы вы приняли его сейчас. Он хотел бы прийти к вам в пятницу в девять вечера.
– Майкл, вы понимаете, что вы…
Ассистент закашлялся. Он был блестящим студентом и очень обаятельным молодым человеком, несмотря на слишком худое, подвижное лицо и несколько суетливые манеры.
– Я знаю, сэр, вы не делаете исключений. Но здесь особый случай, я думаю. На его карточке написано: «Полковник Джон Селби. Королевская артиллерия. В отставке».
Гарт застыл возле трубы.
За окном стоял сумрачный, унылый полдень; по соседним крышам забарабанил дождь. Изморозь затуманила оконные стекла, и такой же туман клубился у Дэвида в голове.
– Это бывший опекун миссис Боствик, не так ли? И на карточке в качестве адреса указан Хэмпстед. Во всяком случае… Доктор! Вы меня слышите?
– Да. Слышу.
– Надеюсь, я не сказал ничего лишнего, сэр? Если так, то мне очень жаль.
– Все в порядке. Прошу прощения, Майкл. – Гарт перешел на деловой тон: Назначьте полковнику Селби прием на девять часов вечера в пятницу, скажите, что я буду рад его видеть.
И вот теперь, в сгущающихся сумерках, почти ночью, Гарт тащился в лязгающем такси по всем этим чопорным площадям, между Оксфорд-стрит и Риджент-парком. И тут он со всей ясностью осознал еще один факт.
Не то чтобы он не хотел встречи Бетти Колдер с Марион и Винсом. Нет, он не хотел, чтобы Бетти встретилась именно с Марион Боствик.
Но сейчас беспокоиться не о чем. Бетти в Кенте. Он сядет на последний поезд на Фэрфилд, а затем такси доставит его к гостинице «Кавалер и перчатка», где он обычно проводит уик-энд; потом он заедет к Бетти – совсем ненадолго, после чего благопристойно пожелает ей спокойной ночи и вернется в гостиницу, и опять встретится с ней в субботу и в воскресенье. Ей тоже не нужно ничего знать о Марион.
Он не хотел, чтобы Бетти запачкалась.
«Ты – отъявленный лицемер», – сказал себе Дэвид Гарт и громко рассмеялся.
Запачкалась?
Почему, собственно? В других случаях он никогда не рассуждал о пороке, безнравственности и тому подобных материях, столь любимых моралистами. Вот и нужно забыть всю эту ерунду и подходить к собственным проблемам так же трезво, как к проблемам любого другого. А кроме того, за исключением его собственных туманных ощущений и предполагаемого визита полковника Селби, который мог и не иметь отношения к Марион Боствик, у него не было поводов для опасений.
Машина свернула на Харли-стрит. Посмотрев вперед, Гарт резко выпрямился и попросил водителя:
– Остановитесь здесь. Прямо здесь.
Он расплатился с шофером и услышал, как тот шумно покатил прочь. В доме, где помещался его кабинет, арендовали помещения еще шесть медиков. Они пользовались общей большой приемной на первом этаже, а двое из них, Гарт и старший офицер медицинской службы, хирург, тоже холостяк, тут же и жили.
У тротуара стоял его собственный «панхард».
Сначала Гарт подумал, что ошибся, – этот автомобиль должен находиться за много миль отсюда, в Фэрфилде. Но это был его зеленый «панхард» – пустой, покрытый грязью после дальней поездки и такой горячий, что можно было услышать, как под капотом кипит смазка.
Выудив ключ из кармана, Гарт взбежал по ступеням, отворил входную дверь и уставился на женщину, сидевшую в вестибюле.
– Вот это сюрприз, Бетти, – проговорил он.
Глава 2
– Ничего, что мы приехали? – спросила Бетти Колдер.
– Мы?
– Хэл и я.
Хэл Омистон, его племянник. Хэл Омистон, вялый и высокомерный молодой человек, не скрывавший своего презрения к отставшему от жизни дядюшке.
– Машину вел Хэл. Я хотела, но он мне не позволил. Мы проехали двадцать пять миль без единой остановки и успели как раз к приходу твоего поезда. Видишь ли, Хэл был у меня… – Бетти осеклась. – Ты ведь не возражаешь, правда?
– Нет, не возражаю. Но я не знал, что мой уважаемый племянник навещает тебя.
– Господи, он меня не навещает! Он зашел в «Кавалер и перчатку», чтобы повидаться с тобой.
(«Наверняка хотел занять денег. И конечно, взял машину, когда обнаружил, что меня нет».)
Хотя Гарт не произнес этого вслух, ничего и не надо было произносить. У него появилось неприятное ощущение, что Бетти может прочесть и другие его мысли тоже.
Они стояли в холле, с расписными белыми деревянными панелями по стенам и с черно-белым «в шашечку» полом. Никакой другой обстановки, кроме пышной пальмы в кадке, стойки для шляп и телефонного столика, здесь не было. Хотя газовые рожки заменили на электрическое освещение, горела, и то в полнакала, только одна лампа. В темноте холл казался даже выше;
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54