— Так что там о книге?
По лицу Марка скользнула тень раздражения. У него слегка дрогнули пальцы.
— Сегодня утром я встретил мисс Лестрейндж на Колледж-авеню. Она хотела одолжить у меня экземпляр «Армадейл».
— Вот оно что! А ты не мог бы ей сам занести книгу?
— Конечно. Могу сделать это завтра. Прости, что попробовал обеспокоить тебя.
Что-то заискрило в пространстве между ними. Бренда, собравшаяся уходить, снова повернулась:
— Послушай, Марк. Я понимаю, о многом надо было бы расспросить. Но тут вокруг происходит что-то ужасное, и оно имеет отношение к этой Лестрейндж. Тебя очень огорчит, если мы не будем иметь с ней ничего общего, не будем даже звонить или одалживать ей книги?
Марк Рутвен, профессор кафедры английской литературы Куин-колледжа, вскинул голову.
— Ты хоть отдаешь себе отчет, Бренда, чего ты требуешь? Понимаешь ли вообще?
Ей показалось, что она получила пощечину.
Лицо ее залилось краской до самых глаз, подведенных тушью, до самых роговиц и черных точек зрачков; затем румянец схлынул, отчего глаза стали казаться больше. Легкий корсаж платья вздымался и опадал от учащенного дыхания.
— А тебя это совершенно не волнует?
— Что, моя дорогая? — вежливо спросил Марк.
— Всего минуту назад, — выпалила Бренда, — я еще раздумывала. Но теперь я решила. Я должна все рассказать тебе. Я иду вовсе не к Кэролайн Кент. Я уезжаю к Фрэнку Чедвику, в его квартиру в Вашингтоне.
— Как ты удивила меня, — улыбнулся Марк.
В его улыбке было что-то пугающее, но она этого не заметила. Если первая пощечина была довольно болезненной, то теперь она окончательно разъярилась. Примерно секунд двадцать она молчала, переводя дыхание и сжимая ручку двери.
— Ты обо всем знал?
— Да.
— Тогда я могу сказать тебе, — вскричала Бренда, — что ты упал в моих глазах!
Ее муж снова вскинул брови.
— Ты сетуешь на широту моих взглядов, дорогая? Разве это не входило в правила игры? Разве мы не условились об этом?
Когда он был в таком настроении, не стоило с ним связываться. Он был словно фехтовальщик, который наносит укол за уколом, а ты не в силах их парировать.
— Фрэнк уже несколько месяцев влюблен в меня. Мы… мы пока еще ничего себе не позволяли, если ты понимаешь, что я имею в виду. Но Фрэнк хочет, чтобы я развелась с тобой и вышла за него замуж.
— В другое время, моя дорогая, его бы назвали человеком чести.
— И ты не имеешь никакого права удерживать меня против моей воли, — всхлипнула Бренда. — Я любила тебя. Просто ужасно любила. Но все ушло, и ничего нельзя поправить. Разве у тебя есть право удерживать меня?
Марк поднялся. Он был несколько выше среднего роста, широкоплеч и мускулист; на нем была старая спортивная куртка. Похоже, он задумался.
— Когда людям приходится говорить о своих правах в браке, Бренда, это значит, он поражен серьезным недугом.
— Да. Я в этом не сомневаюсь. Так и есть.
— Видишь ли, мы женаты пять лет. Это для многих опасный рубеж. Ты, полагаю, едва не сходишь с ума от тоски, поскольку вращаешься в узком кругу академического мирка; ты уверена, что скучаешь рядом со мной. А тебе не приходило в голову, моя дорогая, — вежливо добавил он, — что и я часто испытываю то же самое?
— Относительно чего?
— Относительно тебя, — усмехнулся Марк.
Пока длилось молчание, в ходе которого можно было бы сосчитать до десяти, Бренда смотрела на него.
— Зная обо мне все, что ты знаешь, Бренда, неужели ты этого не подозревала?
— Я…
— Так как?
Сделав шаг вперед, Бренда замялась. Ее физическое присутствие в комнате не вызывало у него раздражения, иначе он бы дал ей понять, что она ему мешает. Она обрела контроль над своим голосом.
— Кстати, Марк, кто она? Кто эта женщина?
— Имеет ли это значение?
— Нет, конечно, не имеет. Это абсолютно не важно. И все же! Стоит любой шлюхе положить глаз на вашего брата, как вы тут же бежите за ней, — с достоинством произнесла Бренда. — И с твоей стороны только благородно дать мне знать об этом. Но все же у меня есть право…
— Брось, моя дорогая. Какие там еще права?
Бренда открыла было рот и осеклась. Издалека некстати донесся еще один сигнал клаксона. Звук, прозвучавший в ночи, был настойчив, в нем уже слышалось легкое нетерпение.
Еще мгновение Бренда стояла, глядя на мужа и облизывая губы кончиком языка. Лицо ее было бледным, хотя под глазами еще рдели розовые пятна.
Грохнув за собой дверью, она вылетела из кабинета. Марк услышал, как она легко и быстро процокала каблучками по паркету, чуть тише — по ковровой дорожке лестницы и снова по паркету. Открылась и захлопнулась входная дверь.
Звук, с которым она закрылась, разнесся по всему маленькому домику. Через двадцать секунд кто-то на Колледж-авеню включил двигатель. Мотор послушно зарокотал, нарушив ночную тишину.
Марк Рутвен с привычной для него неторопливостью встал из-за стола. Глянув на часы, он посмотрел в окно, выходившее на задний двор.
За домом, примерно в трехстах ярдах от него, закрывая звездное небо, на несколько акров тянулись густые кроны деревьев, в которых мелькали светлячки. Куин-колледж не пустовал Даже в середине лета. Между елями и сикоморами тлели огоньки. Поскольку в колледже училось не менее пятисот студентов, Мест для уединения было не так уж и много.
Дряхлые старинные часы над Залом Основателя начали отбивать десять ударов. Марк снова посмотрел на часы и мед ленно обвел взглядом высокие, под потолок, книжные полки и массивный шкаф с еще не опубликованными материалами о жизни Уилки Коллинза.
Затем он спустился вниз, где в холле стоял телефон, и набрал номер коттеджа Роз Лестрейндж на Харли-Лейн.
Звонок не успел прозвучать два раза, как Роз ответила.
— Да? — услышал он ее хрипловатый голос, который даже этот единственный слог произнес с зазывной интонацией.
Марк помедлил. Внезапно он увидел ее перед собой, словно она стояла тут, в холле, на расстоянии вытянутой руки. Он видел ее блестящие черные волосы, мягкие и густые, как руно. Он видел вызывающе припухший рот, медленную улыбку выразительных губ.
Никаких особых дел у Роз Лестрейндж тут не было. Она любила мутить воду и возбуждать воображение мужчин. Она была одновременно застенчивой и безрассудной; ее стремление к самообнажению граничило с помешательством. Вне всяких сомнений, именно она устроила тот скандал в закрытом изоляторе больше месяца назад: о нем только скрытно перешептывались, ибо он был совершенно несовместим с репутацией Куин-колледжа.
И все же… и все же!…
— Да? — услышал он в трубке настойчивый шепот Роз. — Это ты, дорогой? Ответь мне. Я уже заждалась.
И в это же мгновение по холлу разнесся предостерегающий звон дверного колокольчика.
— Да? — в третий раз услышал он голос Роз, на этот раз он звучал по-другому, более резко.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60
По лицу Марка скользнула тень раздражения. У него слегка дрогнули пальцы.
— Сегодня утром я встретил мисс Лестрейндж на Колледж-авеню. Она хотела одолжить у меня экземпляр «Армадейл».
— Вот оно что! А ты не мог бы ей сам занести книгу?
— Конечно. Могу сделать это завтра. Прости, что попробовал обеспокоить тебя.
Что-то заискрило в пространстве между ними. Бренда, собравшаяся уходить, снова повернулась:
— Послушай, Марк. Я понимаю, о многом надо было бы расспросить. Но тут вокруг происходит что-то ужасное, и оно имеет отношение к этой Лестрейндж. Тебя очень огорчит, если мы не будем иметь с ней ничего общего, не будем даже звонить или одалживать ей книги?
Марк Рутвен, профессор кафедры английской литературы Куин-колледжа, вскинул голову.
— Ты хоть отдаешь себе отчет, Бренда, чего ты требуешь? Понимаешь ли вообще?
Ей показалось, что она получила пощечину.
Лицо ее залилось краской до самых глаз, подведенных тушью, до самых роговиц и черных точек зрачков; затем румянец схлынул, отчего глаза стали казаться больше. Легкий корсаж платья вздымался и опадал от учащенного дыхания.
— А тебя это совершенно не волнует?
— Что, моя дорогая? — вежливо спросил Марк.
— Всего минуту назад, — выпалила Бренда, — я еще раздумывала. Но теперь я решила. Я должна все рассказать тебе. Я иду вовсе не к Кэролайн Кент. Я уезжаю к Фрэнку Чедвику, в его квартиру в Вашингтоне.
— Как ты удивила меня, — улыбнулся Марк.
В его улыбке было что-то пугающее, но она этого не заметила. Если первая пощечина была довольно болезненной, то теперь она окончательно разъярилась. Примерно секунд двадцать она молчала, переводя дыхание и сжимая ручку двери.
— Ты обо всем знал?
— Да.
— Тогда я могу сказать тебе, — вскричала Бренда, — что ты упал в моих глазах!
Ее муж снова вскинул брови.
— Ты сетуешь на широту моих взглядов, дорогая? Разве это не входило в правила игры? Разве мы не условились об этом?
Когда он был в таком настроении, не стоило с ним связываться. Он был словно фехтовальщик, который наносит укол за уколом, а ты не в силах их парировать.
— Фрэнк уже несколько месяцев влюблен в меня. Мы… мы пока еще ничего себе не позволяли, если ты понимаешь, что я имею в виду. Но Фрэнк хочет, чтобы я развелась с тобой и вышла за него замуж.
— В другое время, моя дорогая, его бы назвали человеком чести.
— И ты не имеешь никакого права удерживать меня против моей воли, — всхлипнула Бренда. — Я любила тебя. Просто ужасно любила. Но все ушло, и ничего нельзя поправить. Разве у тебя есть право удерживать меня?
Марк поднялся. Он был несколько выше среднего роста, широкоплеч и мускулист; на нем была старая спортивная куртка. Похоже, он задумался.
— Когда людям приходится говорить о своих правах в браке, Бренда, это значит, он поражен серьезным недугом.
— Да. Я в этом не сомневаюсь. Так и есть.
— Видишь ли, мы женаты пять лет. Это для многих опасный рубеж. Ты, полагаю, едва не сходишь с ума от тоски, поскольку вращаешься в узком кругу академического мирка; ты уверена, что скучаешь рядом со мной. А тебе не приходило в голову, моя дорогая, — вежливо добавил он, — что и я часто испытываю то же самое?
— Относительно чего?
— Относительно тебя, — усмехнулся Марк.
Пока длилось молчание, в ходе которого можно было бы сосчитать до десяти, Бренда смотрела на него.
— Зная обо мне все, что ты знаешь, Бренда, неужели ты этого не подозревала?
— Я…
— Так как?
Сделав шаг вперед, Бренда замялась. Ее физическое присутствие в комнате не вызывало у него раздражения, иначе он бы дал ей понять, что она ему мешает. Она обрела контроль над своим голосом.
— Кстати, Марк, кто она? Кто эта женщина?
— Имеет ли это значение?
— Нет, конечно, не имеет. Это абсолютно не важно. И все же! Стоит любой шлюхе положить глаз на вашего брата, как вы тут же бежите за ней, — с достоинством произнесла Бренда. — И с твоей стороны только благородно дать мне знать об этом. Но все же у меня есть право…
— Брось, моя дорогая. Какие там еще права?
Бренда открыла было рот и осеклась. Издалека некстати донесся еще один сигнал клаксона. Звук, прозвучавший в ночи, был настойчив, в нем уже слышалось легкое нетерпение.
Еще мгновение Бренда стояла, глядя на мужа и облизывая губы кончиком языка. Лицо ее было бледным, хотя под глазами еще рдели розовые пятна.
Грохнув за собой дверью, она вылетела из кабинета. Марк услышал, как она легко и быстро процокала каблучками по паркету, чуть тише — по ковровой дорожке лестницы и снова по паркету. Открылась и захлопнулась входная дверь.
Звук, с которым она закрылась, разнесся по всему маленькому домику. Через двадцать секунд кто-то на Колледж-авеню включил двигатель. Мотор послушно зарокотал, нарушив ночную тишину.
Марк Рутвен с привычной для него неторопливостью встал из-за стола. Глянув на часы, он посмотрел в окно, выходившее на задний двор.
За домом, примерно в трехстах ярдах от него, закрывая звездное небо, на несколько акров тянулись густые кроны деревьев, в которых мелькали светлячки. Куин-колледж не пустовал Даже в середине лета. Между елями и сикоморами тлели огоньки. Поскольку в колледже училось не менее пятисот студентов, Мест для уединения было не так уж и много.
Дряхлые старинные часы над Залом Основателя начали отбивать десять ударов. Марк снова посмотрел на часы и мед ленно обвел взглядом высокие, под потолок, книжные полки и массивный шкаф с еще не опубликованными материалами о жизни Уилки Коллинза.
Затем он спустился вниз, где в холле стоял телефон, и набрал номер коттеджа Роз Лестрейндж на Харли-Лейн.
Звонок не успел прозвучать два раза, как Роз ответила.
— Да? — услышал он ее хрипловатый голос, который даже этот единственный слог произнес с зазывной интонацией.
Марк помедлил. Внезапно он увидел ее перед собой, словно она стояла тут, в холле, на расстоянии вытянутой руки. Он видел ее блестящие черные волосы, мягкие и густые, как руно. Он видел вызывающе припухший рот, медленную улыбку выразительных губ.
Никаких особых дел у Роз Лестрейндж тут не было. Она любила мутить воду и возбуждать воображение мужчин. Она была одновременно застенчивой и безрассудной; ее стремление к самообнажению граничило с помешательством. Вне всяких сомнений, именно она устроила тот скандал в закрытом изоляторе больше месяца назад: о нем только скрытно перешептывались, ибо он был совершенно несовместим с репутацией Куин-колледжа.
И все же… и все же!…
— Да? — услышал он в трубке настойчивый шепот Роз. — Это ты, дорогой? Ответь мне. Я уже заждалась.
И в это же мгновение по холлу разнесся предостерегающий звон дверного колокольчика.
— Да? — в третий раз услышал он голос Роз, на этот раз он звучал по-другому, более резко.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60