Понизив голос, доктор Кент остановил его:
— Подождите! Стойте! Не входите туда!
— Я не захожу, — возразил Марк, не отдавая себе отчета, что его ответ бессмысленный. Он не чувствовал под собой ног, когда шел по мягкому шерстяному ковру.
Роз Лестрейндж убила себя ударом кинжала, о чем свидетельствует все в этой комнате; в данный момент у Марка не было в этом никаких сомнений. Страх отпустил его, и к нему вернулось здравомыслие. Но он должен был отрешиться и от последних смутных остатков беспричинного беспокойства.
У стены слева от двери стоял большой гардероб, полный одежды и обуви; дверца его была распахнута. В нем никто не скрывался. Стоящий на пороге доктор Кент снова подал голос:
— Не подходите…
— Я не подхожу.
Марк прошел мимо мертвой женщины, чье тело отражалось в зеркалах. На ней была длинная белая накидка с красным орнаментом, и, по всей видимости, больше на ней ничего не было. Она была прежде воплощением радости и веселья, но теперь она больше не смеялась. Кровавое пятно подсохло и потемнело; тело застыло в мертвенной неподвижности.
Марк ускорил шаги. В маленькой освещенной ванной тоже никого не было; ее витражное окно было закрыто изнутри. Других мест, где могла бы скрываться Бренда, не имелось; все это было сплошным кошмаром, который он хотел отринуть и забыть!
Он двинулся обратно. Единственная картина в комнате висела над кроватью: репродукция полотна Антуана Виртца «Молодая ведьма». Женщина, глядевшая сквозь пряди падавших на лицо черных волос, напоминала Роз Лестрейндж, если бы та могла улыбнуться.
Странно, но прежде, чем заколоть себя (Марк посмотрел на темный пурпурный переплет с золотыми буквами на корешке книги, лежавшей открытой на маленьком столике рядом с мягким зеленым креслом), Роз читала роман викторианской эпохи, который прошлым вечером одолжила у него.
— Мистер Рутвен! — позвал его голос. — Отойдите оттуда, пожалуйста.
Марк не отрывал глаз от книги. С этого расстояния он не мог прочитать истершееся от времени ее название, но что-то тут было не так. Конечно же…
— Мистер Рутвен!
Марк выпрямился. Доктор Кент закрыл дверь спальни. И все трое заговорили одновременно.
Потом никто не мог толком сказать, о чем шла речь. Доктор Кент вспоминал, что Марк говорил почему-то о браке; сам Марк утверждал, что доктор Кент стал некстати анализировать особенности детективных романов А. И. В. Мэйсона; по словам и того и другого, Тоби потрясенно твердил о состоянии своих чувств, пока доктор Кент не цыкнул на него:
— Тс-с-с! Сейчас это никому не интересно. Кроме того, почему вы так удивлены? Вы же сами предсказывали, что эта женщина может… может сделать то, что она и сделала.
— Да знаю, что предсказывал! — чуть не завопил Тоби. — Знаю, что я это говорил. Но никогда не предполагал, что увижу своими глазами… вы меня понимаете?… даже когда увидел…
— Тоби, — обратился к нему Марк, — откуда ты знал, что она покончит с собой?
— Если уж об этом зашла речь, — помолчав, Тоби бросил на него укоризненный взгляд, словно обвиняя в предательстве, — откуда ты знал, что тут была Бренда?
— Мне это приснилось.
— Приснилось? Звонок того шутника, после которого и начался весь этот бред, тебе тоже приснился?
— Нет, нет! Телефонный звонок был на самом деле. «Вы опоздали; она это сделала». Но мне приснилось, что Роз Лестрейндж душит Бренду…
— Марк, ты что, с ума сошел?
— По-моему, это ждет всех нас, — окончательно придя в себя, вмешался доктор Кент.
Уставший и обеспокоенный, разрываясь между своими мыслями и необходимостью предпринимать какие-то практические действия, он наконец с трудом взял себя в руки; темно-карие глаза доктора напоминали взгляд его дочери Кэролайн.
— Можете поверить, я сочувствую положению, в котором все мы оказались, — объявил он. — Мы как рыбы в аквариуме. Дышать можем, но деться некуда. Я считаю, что наши общие чувства не имеют ничего общего с теми, о которых пишут в романах. И тем не менее! Мы должны звонить в полицию.
— Я тоже так думаю, — кивнул Марк.
— Как мы попали в эту невероятную ситуацию? Я именно так оцениваю ее. Я поймал себя на том, что испытываю крайнее отвращение, — доктор Кент помахал сжатым кулаком, — к простому действию: снять трубку и сказать: «Дайте мне полицию». В романах все это проходит как-то рутинно, словно человек просит прислать ему водопроводчика. Но мисс Лестрейндж мертва — в этом-то все и дело! Э-э-э… предполагаю, что оба вы уже подготовили свои версии событий?
— Какая в том необходимость? — резко бросил Марк.
— Мой дорогой Марк! Простите, что не назвал вас «мистер Рутвен». Эта ситуация чертовски сложная. Она касается всего колледжа…
— Каким образом?
— Идемте со мной, — таким же резким тоном сказал доктор Кент, — и я вам покажу. Телефон! Где этот телефон?
По другую сторону узкого коридора была дверь еще в одну комнату, побольше. Открыв ее, Тоби пошарил справа от косяка и включил свет в гостиной, выдержанной в стиле восемнадцатого века — с белыми панелями стен, с сохранившимся камином, с подлинной изящной и легкой чиппендейловской мебелью.
— Вот телефон, — показал Тоби. — Но, ради всего святого, не надо пока звонить!
— Я, честно говоря, и не собирался, — ответил доктор Кент, который мерил шагами комнату, — по крайней мере, в ближайшие несколько минут. Мисс Лестрейндж мертва! — Продолжая расхаживать по комнате, он нахмурился и взмахнул в воздухе кулаком. — Я до сих пор с трудом могу в это поверить. И хотел бы разобраться в своих мыслях — так же как и в ваших.
На стенах, явно не сочетаясь с матерчатой обивкой чиппендейловских кресел, висели черно-белые карикатуры в рамках всех размеров — они представляли собой оригиналы работ знаменитых газетных карикатуристов, известных своим ядовитым чувством юмора. Политические фигуры и общественные деятели, мужчины и женщины, застыли на стенах в шутовских позах.
И снова дом напомнил о личности Роз Лестрейндж — ухмыляясь и издеваясь над всеми, она заполняла собой все пространство; даже после смерти ее присутствие ощущалось столь же сильно, как и при жизни.
Казалось, что она все еще жива и от нее продолжает исходить смертельная опасность; без сомнения, доктор Кент тоже это чувствовал.
— Послушайте! Не возражаете ли вы, вы оба, — откровенно смущаясь, сказал он, — если я возьму на себя роль инквизитора? И задам несколько вопросов, которые, боюсь, обязательно задаст полиция?
— Нет, я-то не возражаю, — буркнул Тоби. — Марк?
— Нет, нет… я готов. Но почему они непременно будут их задавать?
Доктор Кент остановился.
— Потому что кто-то обязательно заметит, что тут произошло убийство, — ответил он, — и вы это понимаете не хуже меня.
Слово «убийство» прозвучало громовым раскатом.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60
— Подождите! Стойте! Не входите туда!
— Я не захожу, — возразил Марк, не отдавая себе отчета, что его ответ бессмысленный. Он не чувствовал под собой ног, когда шел по мягкому шерстяному ковру.
Роз Лестрейндж убила себя ударом кинжала, о чем свидетельствует все в этой комнате; в данный момент у Марка не было в этом никаких сомнений. Страх отпустил его, и к нему вернулось здравомыслие. Но он должен был отрешиться и от последних смутных остатков беспричинного беспокойства.
У стены слева от двери стоял большой гардероб, полный одежды и обуви; дверца его была распахнута. В нем никто не скрывался. Стоящий на пороге доктор Кент снова подал голос:
— Не подходите…
— Я не подхожу.
Марк прошел мимо мертвой женщины, чье тело отражалось в зеркалах. На ней была длинная белая накидка с красным орнаментом, и, по всей видимости, больше на ней ничего не было. Она была прежде воплощением радости и веселья, но теперь она больше не смеялась. Кровавое пятно подсохло и потемнело; тело застыло в мертвенной неподвижности.
Марк ускорил шаги. В маленькой освещенной ванной тоже никого не было; ее витражное окно было закрыто изнутри. Других мест, где могла бы скрываться Бренда, не имелось; все это было сплошным кошмаром, который он хотел отринуть и забыть!
Он двинулся обратно. Единственная картина в комнате висела над кроватью: репродукция полотна Антуана Виртца «Молодая ведьма». Женщина, глядевшая сквозь пряди падавших на лицо черных волос, напоминала Роз Лестрейндж, если бы та могла улыбнуться.
Странно, но прежде, чем заколоть себя (Марк посмотрел на темный пурпурный переплет с золотыми буквами на корешке книги, лежавшей открытой на маленьком столике рядом с мягким зеленым креслом), Роз читала роман викторианской эпохи, который прошлым вечером одолжила у него.
— Мистер Рутвен! — позвал его голос. — Отойдите оттуда, пожалуйста.
Марк не отрывал глаз от книги. С этого расстояния он не мог прочитать истершееся от времени ее название, но что-то тут было не так. Конечно же…
— Мистер Рутвен!
Марк выпрямился. Доктор Кент закрыл дверь спальни. И все трое заговорили одновременно.
Потом никто не мог толком сказать, о чем шла речь. Доктор Кент вспоминал, что Марк говорил почему-то о браке; сам Марк утверждал, что доктор Кент стал некстати анализировать особенности детективных романов А. И. В. Мэйсона; по словам и того и другого, Тоби потрясенно твердил о состоянии своих чувств, пока доктор Кент не цыкнул на него:
— Тс-с-с! Сейчас это никому не интересно. Кроме того, почему вы так удивлены? Вы же сами предсказывали, что эта женщина может… может сделать то, что она и сделала.
— Да знаю, что предсказывал! — чуть не завопил Тоби. — Знаю, что я это говорил. Но никогда не предполагал, что увижу своими глазами… вы меня понимаете?… даже когда увидел…
— Тоби, — обратился к нему Марк, — откуда ты знал, что она покончит с собой?
— Если уж об этом зашла речь, — помолчав, Тоби бросил на него укоризненный взгляд, словно обвиняя в предательстве, — откуда ты знал, что тут была Бренда?
— Мне это приснилось.
— Приснилось? Звонок того шутника, после которого и начался весь этот бред, тебе тоже приснился?
— Нет, нет! Телефонный звонок был на самом деле. «Вы опоздали; она это сделала». Но мне приснилось, что Роз Лестрейндж душит Бренду…
— Марк, ты что, с ума сошел?
— По-моему, это ждет всех нас, — окончательно придя в себя, вмешался доктор Кент.
Уставший и обеспокоенный, разрываясь между своими мыслями и необходимостью предпринимать какие-то практические действия, он наконец с трудом взял себя в руки; темно-карие глаза доктора напоминали взгляд его дочери Кэролайн.
— Можете поверить, я сочувствую положению, в котором все мы оказались, — объявил он. — Мы как рыбы в аквариуме. Дышать можем, но деться некуда. Я считаю, что наши общие чувства не имеют ничего общего с теми, о которых пишут в романах. И тем не менее! Мы должны звонить в полицию.
— Я тоже так думаю, — кивнул Марк.
— Как мы попали в эту невероятную ситуацию? Я именно так оцениваю ее. Я поймал себя на том, что испытываю крайнее отвращение, — доктор Кент помахал сжатым кулаком, — к простому действию: снять трубку и сказать: «Дайте мне полицию». В романах все это проходит как-то рутинно, словно человек просит прислать ему водопроводчика. Но мисс Лестрейндж мертва — в этом-то все и дело! Э-э-э… предполагаю, что оба вы уже подготовили свои версии событий?
— Какая в том необходимость? — резко бросил Марк.
— Мой дорогой Марк! Простите, что не назвал вас «мистер Рутвен». Эта ситуация чертовски сложная. Она касается всего колледжа…
— Каким образом?
— Идемте со мной, — таким же резким тоном сказал доктор Кент, — и я вам покажу. Телефон! Где этот телефон?
По другую сторону узкого коридора была дверь еще в одну комнату, побольше. Открыв ее, Тоби пошарил справа от косяка и включил свет в гостиной, выдержанной в стиле восемнадцатого века — с белыми панелями стен, с сохранившимся камином, с подлинной изящной и легкой чиппендейловской мебелью.
— Вот телефон, — показал Тоби. — Но, ради всего святого, не надо пока звонить!
— Я, честно говоря, и не собирался, — ответил доктор Кент, который мерил шагами комнату, — по крайней мере, в ближайшие несколько минут. Мисс Лестрейндж мертва! — Продолжая расхаживать по комнате, он нахмурился и взмахнул в воздухе кулаком. — Я до сих пор с трудом могу в это поверить. И хотел бы разобраться в своих мыслях — так же как и в ваших.
На стенах, явно не сочетаясь с матерчатой обивкой чиппендейловских кресел, висели черно-белые карикатуры в рамках всех размеров — они представляли собой оригиналы работ знаменитых газетных карикатуристов, известных своим ядовитым чувством юмора. Политические фигуры и общественные деятели, мужчины и женщины, застыли на стенах в шутовских позах.
И снова дом напомнил о личности Роз Лестрейндж — ухмыляясь и издеваясь над всеми, она заполняла собой все пространство; даже после смерти ее присутствие ощущалось столь же сильно, как и при жизни.
Казалось, что она все еще жива и от нее продолжает исходить смертельная опасность; без сомнения, доктор Кент тоже это чувствовал.
— Послушайте! Не возражаете ли вы, вы оба, — откровенно смущаясь, сказал он, — если я возьму на себя роль инквизитора? И задам несколько вопросов, которые, боюсь, обязательно задаст полиция?
— Нет, я-то не возражаю, — буркнул Тоби. — Марк?
— Нет, нет… я готов. Но почему они непременно будут их задавать?
Доктор Кент остановился.
— Потому что кто-то обязательно заметит, что тут произошло убийство, — ответил он, — и вы это понимаете не хуже меня.
Слово «убийство» прозвучало громовым раскатом.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60