Да, я играл. С самим собой, наверное. И со всем и вся. И моя замысловатая попытка навлечь на себя смерть с помощью твоего расследования тоже была симптомом. Игрой. Видишь ли, мне и хотелось умереть, и не хотелось. Меня с одинаковой силой тянуло в разные стороны. Вот я и придумал план действий, чтобы избыть это свое раздвоение. Даже сейчас я балуюсь с мыслями о смерти и благородной жертве. Но, – раздался надтреснутый смех, – дальше заигрывания дело у меня не зайдет.
Бехайм вдруг понял, что Агенор подошел совсем близко – можно было вполне дотянуться рукой. Седые волосы старика светились, как пламя. По морщинам, глубоко пролегшим на лбу, казалось, можно было прочесть сказание о заботах, глубоких познаниях. Скорбно застывшие глаза были полуприкрыты. Но губы его обвисли, как у больного, свидетельствуя: что-то в нем сломалось, он отдался какому-то внутреннему зову и что-то задумал. Это выражение лица было сигналом страшной опасности – Бехайм хорошо его знал. Но все его наблюдения и выводы были бесполезны. Он не смог бы сделать и шага. Губы у Агенора медленно расплылись в улыбке, обнажив клыки, и Бехайм весь сжался.
И тут что-то, просвистев, с треском сильно ударило Агенора в голову сбоку. Он пронзительно вскрикнул и заковылял прочь. Белые волосы залило кровью, густо растекшейся по щеке и челюсти. Александра, сама ополоумевшая от страха, с растрепанными волосами, бросила сухую ветку, которую перед тем обрушила на Агенора, схватила Бехайма за руку и потащила к лесу. Не успев выйти из оцепенения, тот упирался. Она прикрикнула, дала ему пощечину. Боль привела его в себя, и он безвольно посеменил за ней, неуклюже ступая по неровной земле, едва не падая, когда нога попадала в ямку, вскидывая руки, чтобы удержать равновесие. За спиной раздался рев раненого зверя.
Они продрались сквозь заросли черемухи под сень раскидистых зеленых сосен, где на всем лежали пятна солнечного света, росли папоротники, проступали из-под ковра палой хвои валуны. Земля круто уходила вниз. Александра бросилась вперед прямо по склону, таща за собой Бехайма, но, пробежав несколько шагов, он вспомнил о ямах и сказал:
– Нет, сюда! – и потянул ее вверх по холму, а затем почти параллельно опушке леса.
Солнечный свет сбивал его с толку. Все вокруг, казалось, сливается в одну сплошную массу – темно-зеленые ветви, стволы сосен, медью сверкающие в ярком свете. Бежали они очень быстро, наугад, отклоняясь то влево, то вправо, и вскоре он потерял представление о том, где находятся ямы. Где-то совсем рядом, это точно, но вот как на них выйти? Он слышал, как Агенор проламывается сквозь кусты вслед за ними, и снова подумал о том, как плохо он подготовился. Даже если удастся отыскать ямы, они, скорее всего, ничем не помогут. И кто знает, как долго будет Агенор под защитой снадобья Фелипе, пусть и разбавленного?
Через пару минут стало ясно, что Агенор быстро их догоняет, и Бехайм решил сменить тактику – не пытаться заманить его в одну из ям-ловушек, а как можно дольше ускользать от него: пусть его убьет солнце. Но силы Бехайма были на исходе, и он подумал, что лучше будет остановиться и где-нибудь спрятаться. Он заметил недалеко впереди густую низкую поросль – карликовые джунгли, окружившие два упавших дерева. Их огромные разветвленные корни были залеплены грязью, они были темны и таинственны, словно загадочные ритуальные колеса, только что выкопанные из-под руин. Эти узловатые скопления корневых сплетений и комьев сырой земли создавали поразительное сходство с теми мириадами божеств, что украшают индийские мандалы. Мертвые стволы лежали один на другом, они были окутаны зарослями калины, спиреи и бузины, непроходимости которых способствовали плющ, колючая заманиха да еще уйма сухих сучьев. Убедившись, что Агенора в поле зрения нет, Бехайм запрыгнул на один из стволов и помог забраться на него Александре. Как канатоходцы, они дошли до пересечения двух деревьев. Оттуда они осторожно спустились в гущу зарослей и, пройдя сквозь несколько слоев мокрой хвои и тугой сети из веток и плетей, похожих на веревки, очутились в сырой полости, которая, как с благодарностью увидел Бехайм, уходила в заросшее мхом пустое пространство, – это позволит им, если понадобится, отползти дальше под кустарник. Они сели на влажную землю. Его штаны почти мгновенно промокли, но он почувствовал себя в безопасности. Листва вверху была такой густой, что в их убежище пробивалось лишь несколько тонких лучей золотого света. Бехайм увидел, как один из них скользнул по белой щеке Александры и уперся в ее восхитительный зеленый глаз. Зрачок сжался до размеров точки, идеально выщипанные брови вопрошающе выгнулись. Он сжал ее руку, глубоко вдохнул и медленно выдохнул, ощущая, как расслабляются все его мускулы.
Через несколько секунд мимо них тяжело протопал Агенор, свирепо всхрюкивая, словно вепрь. В близлежащих зарослях посыпались ветки, потом все стихло. Где-то чирикала птица. Вверху ветер шевелил листья и иголки, отчего вниз ливнем падал свет. Шквал нахлынувших мыслей постепенно улегся, и Бехайм вспомнил расположение ям – упавшие деревья послужили ориентиром. Одна находилась совсем рядом, метрах в тридцати, почти прямо вверх по склону. Поздновато, подумал он, но обрадовался, что наконец-то знает свое местонахождение, и почувствовал себя увереннее.
Он еще раз сжал Александре руку и одновременно жестом показал, что нужно сидеть тихо. Их взгляды снова встретились. Он подумал, что она смотрит на него как-то по-новому, мягче. В радужной оболочке ее глаз, как в руде, засверкала еще одна золотая прожилка. Его пальцы перебирали ее запястье. Он чувствовал ее сильный пульс – биение древней жизни, мощное и упорное, как ритм африканского барабана. Ее рука податливо и чутко лежала в его руке. На этот раз он не будет торопиться с выводами насчет этой чуткости, но ему хотелось верить, что за ней таится что-то светлое для них обоих. Любовь? Вряд ли их изменчивая природа способна на такое хрупкое чувство, вот страсть – это другое дело. Но для него притягательнее всего на свете было нечто более редкое, чем любовь, – доверие, преданность, честность. Возможно, она ударила Агенора из корыстных побуждений – может быть, боялась, что он ее обнаружит, и понимала, что вдвоем больше шансов остаться в живых. Но не только это ею двигало, в этом он был уверен. Они успели, пусть совсем немного, узнать друг друга, один раз были близки, и это, наверное, тоже не осталось без последствий. Какое-то чутье подсказывало ей, что в союзе с ним могут исполниться ее самые сокровенные желания, что под его влиянием те облагородятся и станут ей более понятными. И он чувствовал к ней что-то похожее – правда, пока еще не готов был с головой окунуться в это чувство, но ему показалось, что сейчас, когда они сидят в этой сырой утробе под мертвыми деревьями, сама темнота скрепляет печатью их союз, умело и бесповоротно соединяет их.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70
Бехайм вдруг понял, что Агенор подошел совсем близко – можно было вполне дотянуться рукой. Седые волосы старика светились, как пламя. По морщинам, глубоко пролегшим на лбу, казалось, можно было прочесть сказание о заботах, глубоких познаниях. Скорбно застывшие глаза были полуприкрыты. Но губы его обвисли, как у больного, свидетельствуя: что-то в нем сломалось, он отдался какому-то внутреннему зову и что-то задумал. Это выражение лица было сигналом страшной опасности – Бехайм хорошо его знал. Но все его наблюдения и выводы были бесполезны. Он не смог бы сделать и шага. Губы у Агенора медленно расплылись в улыбке, обнажив клыки, и Бехайм весь сжался.
И тут что-то, просвистев, с треском сильно ударило Агенора в голову сбоку. Он пронзительно вскрикнул и заковылял прочь. Белые волосы залило кровью, густо растекшейся по щеке и челюсти. Александра, сама ополоумевшая от страха, с растрепанными волосами, бросила сухую ветку, которую перед тем обрушила на Агенора, схватила Бехайма за руку и потащила к лесу. Не успев выйти из оцепенения, тот упирался. Она прикрикнула, дала ему пощечину. Боль привела его в себя, и он безвольно посеменил за ней, неуклюже ступая по неровной земле, едва не падая, когда нога попадала в ямку, вскидывая руки, чтобы удержать равновесие. За спиной раздался рев раненого зверя.
Они продрались сквозь заросли черемухи под сень раскидистых зеленых сосен, где на всем лежали пятна солнечного света, росли папоротники, проступали из-под ковра палой хвои валуны. Земля круто уходила вниз. Александра бросилась вперед прямо по склону, таща за собой Бехайма, но, пробежав несколько шагов, он вспомнил о ямах и сказал:
– Нет, сюда! – и потянул ее вверх по холму, а затем почти параллельно опушке леса.
Солнечный свет сбивал его с толку. Все вокруг, казалось, сливается в одну сплошную массу – темно-зеленые ветви, стволы сосен, медью сверкающие в ярком свете. Бежали они очень быстро, наугад, отклоняясь то влево, то вправо, и вскоре он потерял представление о том, где находятся ямы. Где-то совсем рядом, это точно, но вот как на них выйти? Он слышал, как Агенор проламывается сквозь кусты вслед за ними, и снова подумал о том, как плохо он подготовился. Даже если удастся отыскать ямы, они, скорее всего, ничем не помогут. И кто знает, как долго будет Агенор под защитой снадобья Фелипе, пусть и разбавленного?
Через пару минут стало ясно, что Агенор быстро их догоняет, и Бехайм решил сменить тактику – не пытаться заманить его в одну из ям-ловушек, а как можно дольше ускользать от него: пусть его убьет солнце. Но силы Бехайма были на исходе, и он подумал, что лучше будет остановиться и где-нибудь спрятаться. Он заметил недалеко впереди густую низкую поросль – карликовые джунгли, окружившие два упавших дерева. Их огромные разветвленные корни были залеплены грязью, они были темны и таинственны, словно загадочные ритуальные колеса, только что выкопанные из-под руин. Эти узловатые скопления корневых сплетений и комьев сырой земли создавали поразительное сходство с теми мириадами божеств, что украшают индийские мандалы. Мертвые стволы лежали один на другом, они были окутаны зарослями калины, спиреи и бузины, непроходимости которых способствовали плющ, колючая заманиха да еще уйма сухих сучьев. Убедившись, что Агенора в поле зрения нет, Бехайм запрыгнул на один из стволов и помог забраться на него Александре. Как канатоходцы, они дошли до пересечения двух деревьев. Оттуда они осторожно спустились в гущу зарослей и, пройдя сквозь несколько слоев мокрой хвои и тугой сети из веток и плетей, похожих на веревки, очутились в сырой полости, которая, как с благодарностью увидел Бехайм, уходила в заросшее мхом пустое пространство, – это позволит им, если понадобится, отползти дальше под кустарник. Они сели на влажную землю. Его штаны почти мгновенно промокли, но он почувствовал себя в безопасности. Листва вверху была такой густой, что в их убежище пробивалось лишь несколько тонких лучей золотого света. Бехайм увидел, как один из них скользнул по белой щеке Александры и уперся в ее восхитительный зеленый глаз. Зрачок сжался до размеров точки, идеально выщипанные брови вопрошающе выгнулись. Он сжал ее руку, глубоко вдохнул и медленно выдохнул, ощущая, как расслабляются все его мускулы.
Через несколько секунд мимо них тяжело протопал Агенор, свирепо всхрюкивая, словно вепрь. В близлежащих зарослях посыпались ветки, потом все стихло. Где-то чирикала птица. Вверху ветер шевелил листья и иголки, отчего вниз ливнем падал свет. Шквал нахлынувших мыслей постепенно улегся, и Бехайм вспомнил расположение ям – упавшие деревья послужили ориентиром. Одна находилась совсем рядом, метрах в тридцати, почти прямо вверх по склону. Поздновато, подумал он, но обрадовался, что наконец-то знает свое местонахождение, и почувствовал себя увереннее.
Он еще раз сжал Александре руку и одновременно жестом показал, что нужно сидеть тихо. Их взгляды снова встретились. Он подумал, что она смотрит на него как-то по-новому, мягче. В радужной оболочке ее глаз, как в руде, засверкала еще одна золотая прожилка. Его пальцы перебирали ее запястье. Он чувствовал ее сильный пульс – биение древней жизни, мощное и упорное, как ритм африканского барабана. Ее рука податливо и чутко лежала в его руке. На этот раз он не будет торопиться с выводами насчет этой чуткости, но ему хотелось верить, что за ней таится что-то светлое для них обоих. Любовь? Вряд ли их изменчивая природа способна на такое хрупкое чувство, вот страсть – это другое дело. Но для него притягательнее всего на свете было нечто более редкое, чем любовь, – доверие, преданность, честность. Возможно, она ударила Агенора из корыстных побуждений – может быть, боялась, что он ее обнаружит, и понимала, что вдвоем больше шансов остаться в живых. Но не только это ею двигало, в этом он был уверен. Они успели, пусть совсем немного, узнать друг друга, один раз были близки, и это, наверное, тоже не осталось без последствий. Какое-то чутье подсказывало ей, что в союзе с ним могут исполниться ее самые сокровенные желания, что под его влиянием те облагородятся и станут ей более понятными. И он чувствовал к ней что-то похожее – правда, пока еще не готов был с головой окунуться в это чувство, но ему показалось, что сейчас, когда они сидят в этой сырой утробе под мертвыми деревьями, сама темнота скрепляет печатью их союз, умело и бесповоротно соединяет их.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70