Я подумал о произношении -
пожалуй, он не был ни местным, ни даже землянином.
Я обратился к нему на трудно произносимом медведианском диалекте:
- Добрый день, доктор!
Он держался слишком хорошо для медведианина, но не осмелился пойти
так далеко, чтобы ответить мне на скрытый вопрос о его национальности. Он
проворчал что-то и спросил у Лилит, где ребенок, тщетно стараясь скрыть
свое произношение.
Я решил не продолжать разговора и отошел в сторону, а Лилит повела
"доктора" в комнату с ребенком. Теперь ребенок кричал, явно капризничая, и
я был готов держать пари, что ему не больше двух недель.
Такой маленький? Достаточно большой, чтобы нуждаться в докторе, но
все же оставленный родителями на попечение друзей? Даже если я до сих пор
ничего бы не подозревал, доверяя Питеру и Лилит, и проглотил подобную
выдумку, то все равно встревожился бы.
Да, поговорка о враге моего врага, как и многие другие, не всегда
истина. Я рассчитывал на открытый разговор с ними, в ходе которого смог бы
обменять свою информацию на объяснение всеобщего интереса к "Хипподамии".
Это был удар. Я отдавал землянам должное и действительно уважал их: они
обошлись со мной лучше, чем даже Тодер, который, как мне казалось, не
способен на такие жестокие шутки, какие он позволил себе прошлой ночью.
Однако в головоломке появился еще один элемент - ребенок. И хотя это
обстоятельство усложняло задачу, но зато позволяло сделать два вывода:
во-первых, земляне что-то скрывали от меня, а во-вторых, к тайне о
"Хипподамии" причастны и медведиане.
Центавриане, земляне, марсиане (принимая во внимание, что Лугас
встречался с Тодером), теперь медведиане! Выход в космос начал пугать
меня.
Не существовало человека, который не способен испытать страх. Мне
захотелось бросить все и надеяться, что со мной ничего больше не случится.
Питер продолжал стоять передо мной в сильной тревоге. Хотел ли он
что-нибудь еще сказать мне? Хотел - и через несколько секунд, набравшись
смелости, произнес:
- Весьма любезно с вашей стороны, что вы пришли к нам и предложили
новую информацию, даже если она не оказалась очень важной. Я поражен
образцом марсианской чести и хочу извиниться за наше вчерашнее недоверие к
вам.
Но это было лишь красивым вступлением. Он сделал небольшую паузу.
- В известном смысле вы все же не выполнили обязательство, -
продолжал Питер, - может быть, вы позволите мне просить вас... э...
воздержаться от упоминания факта, что...
Внезапно я пришел в ярость. Я шагнул к нему, возвышаясь над его
приземистой фигурой.
- Вы что, обращаетесь с марсианской честью, как с разновидностью
денег? Во сколько вы оцениваете ее, что до сих пор считаете меня своим
должником?!
- Нет, я не хочу сказать...
- Тогда что, во имя космоса, вы хотите сказать?
Я ясно видел его намерения, вызывавшие во мне ярость. Невольно мне
пришла в голову мысль, что лучше разрешить ему думать, будто он оскорбил
меня и прогнал прочь, чем показать себя очень умным, способным разгадать
его хитрости. Он наверняка даже и не предположил, что я могу сделать
определенные выводы относительно появления медведианина, существование
которого нужно держать в секрете. Я продолжал кричать:
- Это похоже на грязную коммерческую сделку. Мы, марсиане, всегда
ждали подобного от землян! Если бы вы подольше пожили на моей планете, то
навсегда излечились бы от этих низких второсортных мыслей!
На минуту наступила тишина.
- Извините, - сказал Питер наконец таким несчастным голосом, что я
едва не раскаялся. - Пожалуйста, отнеситесь к моим словам снисходительно:
я не знаю ваших традиций.
- Я тоже не знал ваших, - выпалил я. - Но сейчас узнал больше, чем
того хотел бы. До свидания!
На улице, в разреженной естественной атмосфере, чувствуя легкий озноб
от прикосновения к телу липкой влажной одежды, я рассмотрел свое
затруднительное положение. Мой план обратиться за помощью к Питеру и Лилит
не удался. Я почти ничего не узнал от Хоуска. Теперь я должен пойти и
смело выступить против Тодера - другого выбора не было. И я пошел, пытаясь
подытожить своим знания о нем. Кем бы он ни стал, но он уже не был мудрым,
многоуважаемым учителем из моего детства.
12
И тем не менее я колебался. Тодер был одной из нитей паутины,
сотканной вокруг меня, и я ему не доверял, даже боялся. Но мне казалось
странным, что он мог так сильно измениться. Разговаривая с ним вчера, я не
почувствовал никакого отчуждения. Он позволил себе несколько уклончивых
ответов, чтобы не допустить моей встречи с Лугасом, а в целом старик
оставался прежним Тодером.
Однако, если не он, кто же вмешался в мою память, после того как я,
измученный пыткой нейрохлыстом и потрясенный появлением у учителя Лугаса,
потерял сознание?
Может быть, действия Тодера имеют благородные мотивы?
Он говорил, что я владею большим количеством данных, чем сознаю это.
Предположим, Тодер был осведомлен о смысле событий, и боялся, что я могу
случайно найти ключ к разгадке, что насторожит другую заинтересованную
сторону, скажем, медведианскую фракцию, которая не замедлит организовать
еще одну ночь пыток.
Мне пришлось составить невероятно тонкую цепь рассуждений.
И тем не менее моя память восстановилась легко и быстро, а это было
не похоже на Тодера. Возможно, провалы моей памяти не должны были длиться
долго - на это намекали и некоторые факты. К тому же оставался один
пробел, не замаскированный фальшивыми воспоминаниями. Даже если бы я не
объединил все фрагменты прошлого и ошибочно считал их элементами яркого
сна, я достаточно скоро встревожился бы, увидев дату.
И еще одно, с возвращением памяти я приобрел очень ценное
воспоминание. Попросту говоря, когда я оказался лицом к лицу с Хоуском и
был так потрясен, что не мог сдвинуться с места, я выполнил - быстро и
верно - умственную гимнастику, ту, которую уже не пробовал четыре года и
никогда раньше не делал полностью, даже под терпеливым руководством
Тодера.
Как будто Тодер хотел заплатить таким образом за свое вторжение в мой
мозг.
В таком случае была ли его цель такой же честной, как желание
непременно удержать меня от мести? Я хорошо понимаю, что не смог бы жить
спокойно до тех пор, пока не сведу счеты с палачами в масках. Зная больше,
чем я, он мог действовать по двум причинам: отчасти - чтобы защитить меня,
отчасти - чтобы задержать мое вмешательство.
Но Тодер должен был действовать открыто, а не идти окольным путем, с
обидой подумал я и сразу же понял свою глупость.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38
пожалуй, он не был ни местным, ни даже землянином.
Я обратился к нему на трудно произносимом медведианском диалекте:
- Добрый день, доктор!
Он держался слишком хорошо для медведианина, но не осмелился пойти
так далеко, чтобы ответить мне на скрытый вопрос о его национальности. Он
проворчал что-то и спросил у Лилит, где ребенок, тщетно стараясь скрыть
свое произношение.
Я решил не продолжать разговора и отошел в сторону, а Лилит повела
"доктора" в комнату с ребенком. Теперь ребенок кричал, явно капризничая, и
я был готов держать пари, что ему не больше двух недель.
Такой маленький? Достаточно большой, чтобы нуждаться в докторе, но
все же оставленный родителями на попечение друзей? Даже если я до сих пор
ничего бы не подозревал, доверяя Питеру и Лилит, и проглотил подобную
выдумку, то все равно встревожился бы.
Да, поговорка о враге моего врага, как и многие другие, не всегда
истина. Я рассчитывал на открытый разговор с ними, в ходе которого смог бы
обменять свою информацию на объяснение всеобщего интереса к "Хипподамии".
Это был удар. Я отдавал землянам должное и действительно уважал их: они
обошлись со мной лучше, чем даже Тодер, который, как мне казалось, не
способен на такие жестокие шутки, какие он позволил себе прошлой ночью.
Однако в головоломке появился еще один элемент - ребенок. И хотя это
обстоятельство усложняло задачу, но зато позволяло сделать два вывода:
во-первых, земляне что-то скрывали от меня, а во-вторых, к тайне о
"Хипподамии" причастны и медведиане.
Центавриане, земляне, марсиане (принимая во внимание, что Лугас
встречался с Тодером), теперь медведиане! Выход в космос начал пугать
меня.
Не существовало человека, который не способен испытать страх. Мне
захотелось бросить все и надеяться, что со мной ничего больше не случится.
Питер продолжал стоять передо мной в сильной тревоге. Хотел ли он
что-нибудь еще сказать мне? Хотел - и через несколько секунд, набравшись
смелости, произнес:
- Весьма любезно с вашей стороны, что вы пришли к нам и предложили
новую информацию, даже если она не оказалась очень важной. Я поражен
образцом марсианской чести и хочу извиниться за наше вчерашнее недоверие к
вам.
Но это было лишь красивым вступлением. Он сделал небольшую паузу.
- В известном смысле вы все же не выполнили обязательство, -
продолжал Питер, - может быть, вы позволите мне просить вас... э...
воздержаться от упоминания факта, что...
Внезапно я пришел в ярость. Я шагнул к нему, возвышаясь над его
приземистой фигурой.
- Вы что, обращаетесь с марсианской честью, как с разновидностью
денег? Во сколько вы оцениваете ее, что до сих пор считаете меня своим
должником?!
- Нет, я не хочу сказать...
- Тогда что, во имя космоса, вы хотите сказать?
Я ясно видел его намерения, вызывавшие во мне ярость. Невольно мне
пришла в голову мысль, что лучше разрешить ему думать, будто он оскорбил
меня и прогнал прочь, чем показать себя очень умным, способным разгадать
его хитрости. Он наверняка даже и не предположил, что я могу сделать
определенные выводы относительно появления медведианина, существование
которого нужно держать в секрете. Я продолжал кричать:
- Это похоже на грязную коммерческую сделку. Мы, марсиане, всегда
ждали подобного от землян! Если бы вы подольше пожили на моей планете, то
навсегда излечились бы от этих низких второсортных мыслей!
На минуту наступила тишина.
- Извините, - сказал Питер наконец таким несчастным голосом, что я
едва не раскаялся. - Пожалуйста, отнеситесь к моим словам снисходительно:
я не знаю ваших традиций.
- Я тоже не знал ваших, - выпалил я. - Но сейчас узнал больше, чем
того хотел бы. До свидания!
На улице, в разреженной естественной атмосфере, чувствуя легкий озноб
от прикосновения к телу липкой влажной одежды, я рассмотрел свое
затруднительное положение. Мой план обратиться за помощью к Питеру и Лилит
не удался. Я почти ничего не узнал от Хоуска. Теперь я должен пойти и
смело выступить против Тодера - другого выбора не было. И я пошел, пытаясь
подытожить своим знания о нем. Кем бы он ни стал, но он уже не был мудрым,
многоуважаемым учителем из моего детства.
12
И тем не менее я колебался. Тодер был одной из нитей паутины,
сотканной вокруг меня, и я ему не доверял, даже боялся. Но мне казалось
странным, что он мог так сильно измениться. Разговаривая с ним вчера, я не
почувствовал никакого отчуждения. Он позволил себе несколько уклончивых
ответов, чтобы не допустить моей встречи с Лугасом, а в целом старик
оставался прежним Тодером.
Однако, если не он, кто же вмешался в мою память, после того как я,
измученный пыткой нейрохлыстом и потрясенный появлением у учителя Лугаса,
потерял сознание?
Может быть, действия Тодера имеют благородные мотивы?
Он говорил, что я владею большим количеством данных, чем сознаю это.
Предположим, Тодер был осведомлен о смысле событий, и боялся, что я могу
случайно найти ключ к разгадке, что насторожит другую заинтересованную
сторону, скажем, медведианскую фракцию, которая не замедлит организовать
еще одну ночь пыток.
Мне пришлось составить невероятно тонкую цепь рассуждений.
И тем не менее моя память восстановилась легко и быстро, а это было
не похоже на Тодера. Возможно, провалы моей памяти не должны были длиться
долго - на это намекали и некоторые факты. К тому же оставался один
пробел, не замаскированный фальшивыми воспоминаниями. Даже если бы я не
объединил все фрагменты прошлого и ошибочно считал их элементами яркого
сна, я достаточно скоро встревожился бы, увидев дату.
И еще одно, с возвращением памяти я приобрел очень ценное
воспоминание. Попросту говоря, когда я оказался лицом к лицу с Хоуском и
был так потрясен, что не мог сдвинуться с места, я выполнил - быстро и
верно - умственную гимнастику, ту, которую уже не пробовал четыре года и
никогда раньше не делал полностью, даже под терпеливым руководством
Тодера.
Как будто Тодер хотел заплатить таким образом за свое вторжение в мой
мозг.
В таком случае была ли его цель такой же честной, как желание
непременно удержать меня от мести? Я хорошо понимаю, что не смог бы жить
спокойно до тех пор, пока не сведу счеты с палачами в масках. Зная больше,
чем я, он мог действовать по двум причинам: отчасти - чтобы защитить меня,
отчасти - чтобы задержать мое вмешательство.
Но Тодер должен был действовать открыто, а не идти окольным путем, с
обидой подумал я и сразу же понял свою глупость.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38