– Может быть, – я все еще держал открытой свою записную книжку, – вы, господа, могли бы понять, что мы имеем в виду дело. Мы не просто забавляемся, мы зарабатываем этим на жизнь. Я не верю, что вы можете отговорить ее. Это место принадлежит ей. Но я готов принять отказ прямо сию минуту: пойдемте в ее спальню или туда, куда она пошла, и спросим, уволен ли я? – Я направил свой взгляд на миссис Фрост. – Или поговорим немного прямо здесь. Вы знаете, они могли бы найти красную коробку, да при этом еще в доме Мак-Нэра. Как бы вам это понравилось?
Миссис Фрост сказала:
– Глупые, бессмысленные штучки.
– Да, конечно, но думаю, это не так. Свели счеты. Если бы вы уволили меня, инспектор Кремер послал бы меня назад сюда с кем-нибудь, если бы Вулф попросил его это сделать, а вы не сможете царапать копов, потому что они чувствительные и лишь стали бы еще подозрительнее. Сейчас они фактически не подозрительны, они просто думают, что вы скрываете что-то, потому что люди, подобные вам, не хотят никакой гласности, за исключением светской хроники и папиросной рекламы. Например, они считают, что вы знаете, где находится красная коробка. Вам известно, наверное, что она считается собственностью Ниро Вулфа; Мак-Нэр оставил ее ему. Мы действительно хотели иметь ее просто из любопытства.
Геберт вежливо выслушал меня, повернулся к миссис Фрост и улыбнулся ей.
– Вы видите, Каллида, этот парень действительно верит, что мы могли бы сообщить ему что-то. Полиции тоже. Единственный способ отделаться от них – это ублажать их. Почему бы не сообщить им что-нибудь…
Он сделал широкий, обобщающий жест.
– Да, все подряд.
Она неодобрительно покачала головой.
– Здесь не над чем шутить. Тем более так, как вы.
– Я и не собираюсь шутить. Им нужна информация о Бойде, и, несомненно, у вас она есть, множество сведений. – Он посмотрел на меня. – Вы стенографируете в своей книжке? Хорошо… Запишите: Мак-Нэр обожал устрицы, он предпочитал яблочную настойку коньяку. Его жена умерла при родах, потому что он непременно хотел быть художником, и был слишком беден, чтобы обеспечить должный уход за ней. Ну как, Каллида? Но этот парень хочет фактов!.. Эдвин Фрост однажды заплатил Мак-Нэру две тысячи франков (в то время четыреста долларов) за одну из его картин, а на следующий день отдал ее цветочнице за фиалку – не за пучок, а за одну. Мак-Нэр назвал свою дочь Гленна потому, что это означает долина, а они вышли из долины смерти, так как ее мать умерла, родив ее… просто пример кальвинистской игривости… Беспечный человек, Бойд был одним из самых давних друзей миссис Фрост, сидящей здесь, и она однажды спасла его от отчаяния и нужды. Однако, когда он стал выдающимся современным дизайнером и изготовителем женской шерстяной одежды, он неизменно назначал самые большие цены за все, что она покупала. И он никогда…
– Перрен! Прекратите!
– Моя дорогая Каллида! Прекратить, когда я только что начал? Дайте этому парню то, что он хочет, и он оставил вас в покое… Жаль, что мы не можем ему дать его красную коробку; в самом деле, Бойду следовало бы сказать вам об этом. Но я понимаю, его главным образом интересует смерть Бойда, а не его жизнь. Я могу быть ему полезен в этом тоже. Зная так хорошо, как жил Бойд, несомненно, мне следует знать, как он умер…
Когда я услышал о его смерти вчера вечером, мне вспомнилась цитата из Норбуазена… девушка по имени Дениз произносит ее по-французски с последним дыханием, когда умирает: «По крайней мере, я умираю без сожаления». Разве не мог бы Бойд употребить эти же самые слова, Каллида? Конечно, произнесенные Дениз они относились к ней самой, тогда как в случае Бойда высказывание подошло бы к виновнику смерти…
– Перрен!
На этот раз это был уже не протест, а приказ. Тон и взгляд миссис Фрост заморозили его, и он замолчал. Она оглядела его.
– Вы болтливый дурак, разве можно шутить над смертью? Никто, кроме идиота, не шутит над этим.
Геберт слегка поклонился ей.
– За исключением своей собственной, может быть, Каллида. Чтобы соблюдать приличия.
– Вы можете. Но я шотландка, так же как и Бойд. Для меня это не шутка.
– Она повернула голову, и я опять увидел ее тяжелый взгляд. – Вы можете тоже уходить. Как вы говорите, это дом моей дочери; мы не выгоняем вас. Но моя дочь все еще несовершеннолетняя… и во всяком случае, мы не можем быть вам полезны… Мне совершенно нечего сказать, кроме того, что я уже сообщила полиции. Если водевиль мистера Геберта доставляет вам удовольствие, я могу оставить вас с ним.
Я отрицательно помотал головой.
– Нет, мне не очень нравится. – Я сунул свою записную книжку в карман.
– Как бы то ни было, у меня назначено свидание в деловой части города, мне нужно расшевелить кое-кого, и тогда уже это будет дело верное. – Затем я добавил: – Возможно, мистер Вулф позвонит, чтобы пригласить вас в свою контору побеседовать. У вас что-нибудь запланировано на сегодняшний вечер?
Она бросила на меня ледяной взгляд.
– Мистер Вулф пользуется эмоциональным порывом моей дочери, и это отвратительно. Я не желаю видеть его. Если он придет сюда…
– Пусть это вас не беспокоит. – Я ухмыльнулся. – Он уже совершил все свои путешествия на это время года и даже сверх того. Между прочим, если бы я был на вашем месте, я бы не очень старался убедить дочь уволить меня. Это просто сделало бы мистера Вулфа подозрительным, и уж тогда он превратился бы в демона. Я уже не смогу справиться с ним в таком состоянии.
Похоже на то, что даже это не могло заставить ее разразиться рыданиями, поэтому я удрал. В прихожей я пытался открыть не ту зеркальную дверь, затем нашел ту, которую нужно, и достал свою шляпу. Этикет, по-видимому, был отменен, поэтому я, не дожидаясь провожатых, вышел сам и направился к лифту.
Мне пришлось поймать такси, потому что туда я ехал с нашей клиенткой и ее кузеном, не желая оставлять их вдвоем в тот момент.
Было уже больше шести часов, когда я добрался домой. Я пошел в кухню и по-хозяйски налил себе стакан молока, нюхнул пару раз гуляш, который потихоньку тушился на медленном огне, и сказал Фрицу, что запах, по-моему, не очень похож на запах свежезарезанного козленка. Я выскользнул, когда он замахнулся на меня шумовкой.
Вулф сидел за своим письменным столом с книгой «Семь столпов мудрости» Лоренса, которую он уже читал два раза. И я знал, в каком он был настроении, когда увидел, что поднос и стакан были у него на столе, но ни одной пустой бутылки. Это была одна из его самых детских проделок, время от времени, в особенности, когда он превышал свою норму больше чем обычно, он бросал бутылку в корзину для бумаг, как только опоражнивал ее, и если я был в кабинете, он проделывал это, когда я не смотрел. Именно такого сорта штучки заставляли меня скептически относиться к его основным умственным способностям.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60