Мне необходимо с тобой серьёзно поговорить. Дело очень важное, не терпит отлагательств.
В последнее время я пришёл к убеждению, что мой режим дня нуждается в серьёзном изменении. В моём возрасте надо, как минимум, гулять четыре часа (см. журнал «Здоровье»). Мой неокрепший организм может не выдержать такой непосильной нагрузки, и последствия могут быть самыми плачевными. Пока не поздно, надо предпринять решительные меры.
Твой сын Всеволод».
Письмо я вручил папе утром, когда он, позёвывая, вышел из спальни.
– Что это? – испуганно спросил папа.
– Прочти, пожалуйста, – попросил я и помчался к троллейбусу.
Я надеялся, что вечером папа будет меня ждать. Но я ошибся. Когда я пришёл, папа уже спал.
На телефонном столике белел лист бумаги. Письмо! Мне! Я торопливо развернул листок и прочитал:
«Отец!
Что у тебя стряслось? Отчего такая паника? Всё будет хорошо. Ты ещё молодой, у тебя вся жизнь впереди.
В другой раз пиши разборчивее. У тебя ужасный почерк, и я половины не понял.
Твой папа».
Не раздеваясь, я так и сел на стул. Никак не получается поговорить с папой по душам.
Что ж, ничего не поделаешь – придётся ещё раз написать папе и всё объяснить. Моё первое письмо он наполовину прочёл. Наверное, прочтёт и второе. Только надо писать поразборчивее. Неужели у меня ужасный почерк? Никогда бы не поверил, но раз папа говорит, наверное, так оно и есть… И если он просит писать поразборчивее, постараюсь выводить каждую буковку. Мне ничего другого не остаётся, раз я хочу, чтобы папа меня понял.
Не откладывая дела в долгий ящик, я сразу взялся за новое письмо. И вот что у меня получилось:
«Дорогой папа!
Очень жаль, что ты сильно устал и меня не дождался, и потому нам не удалось поговорить по душам.
В последнее время я много размышлял и пришёл к выводу, что мне следует отказаться от двух учителей.
Во-первых, от учителя математики. Всё время, когда я бываю у него, я занят только одним – листаю книги. Это очень интересные книги – про диковинных зверей и про разные страны. Но какое они имеют отношение к математике? Короче говоря, все занятия по математике – напрасная трата времени.
Придётся расстаться и с учительницей музыки. Хотя я и очень привязался к ней и к её семье. Валентина Михайловна живёт очень далеко, и поездки к ней отнимают много времени. И потом – и это главная причина – с моими данными нет никакого смысла заниматься музыкой.
В результате сокращения двух занятий у меня освободится много времени, которое я могу посвятить общему развитию.
Твой сын Всеволод».
Утром я протянул папе незапечатанный конверт, в который было вложено моё письмо.
Папа прервал свой зевок и недоуменно поглядел на конверт.
– Это кому?
– Тебе, – ответил я, торопливо застёгивая пальто.
– От кого? – папино изумление не поддавалось описанию.
– От меня, – я нахлобучил шапку и закрыл за собой дверь.
К сожалению, я не успел увидеть, как отнёсся папа к моему письму. Но у меня не было ни капли времени. Задержись я хоть на минутку, чтобы поглазеть, какое впечатление произвело на папу моё послание, я бы наверняка опоздал в школу.
Только вечером я узнал, какие чувства всколыхнуло в папе моё письмо.
Когда вечером я приехал домой, родители, конечно, спали. На столике у телефона я нашёл сложенный вдвое лист бумаги.
У меня сразу пересохло в горле. Дрожащей рукой я взял письмо и прочёл:
«Дорогой сын!
Ты с ума сошёл. Тебе созданы условия, о которых только можно мечтать, а ты фыркаешь. Мы с мамой, бабушкой и дедушкой не жалеем сил, делаем всё, чтобы ты вырос разносторонне – и умственно, и физически – развитым.
Выкинь немедленно из головы эти глупые мысли.
Нет и ещё раз нет! Всё остаётся по-прежнему.
Твой папа».
Д-да! Хорошо хоть, что папа понял, о чём я написал. Значит, всё остаётся по-прежнему.
Ну нет! Сам не знаю откуда, но у меня появилось упрямство. Я снова сел за стол и на обороте папиного письма сочинил своё.
«Дорогой папа!
Я чрезвычайно благодарен тебе и маме и бесконечно ценю ту заботу, которую вы проявляете, чтобы я вырос разносторонне развитым – и умственно, и физически.
Но, дорогой папа, у меня совсем нет детства. Я всего один раз в жизни катался на портфеле с ледяной горки. У меня никогда не было своей собаки. Я никогда ни с кем не дрался, никому не расквасил нос. Я ни с кем не подружился.
У меня нет ни на что времени.
С утра до вечера я развиваюсь, накапливаю знания, чтобы когда-нибудь удивить мир.
Папа, вспомни своё детство, и ты поймёшь меня.
Твой сын Сева».
Письмо я положил на тот же столик у телефона. Вечером на том же месте меня ждал ответ от папы.
«Дорогой сын!
Да если бы у меня в детстве была хотя бы капля тех возможностей, что есть у тебя, знаешь, кем бы я был? Я бы развернулся, я бы показал, на что способен. Во всяком случае, не был бы тем обыкновенным инженером, каким сейчас являюсь.
А всё потому, что у меня в детстве ровным счётом ничего не было – ноль: ноль. Никто ничему меня не учил, никто не развивал моих способностей. Родители считали – здоров, и слава богу.
Телевидения тогда не было, книжек не хватало.
Мало было стадионов, катков, бассейнов. Про хоккей с шайбой никто из нас, мальчишек, и не слыхал. В него взрослые ещё учились играть. О фигурном катании тоже никто не знал.
А теперь? К твоим услугам лучшие тренеры и лучшие учителя, да ещё телевизор горит с утра до вечера, а в библиотеках полки ломятся от замечательных книг.
А ты от всего нос воротишь. Зажрался ты, брат. Вот так. Поэтому мой совет тебе – учись и тренируйся с полной отдачей сил. Помни – упустишь время, потом в моём возрасте крепко пожалеешь, да поздно будет.
Твой папа».
На этом папино письмо оканчивалось, и тут же начиналось мамино.
«Дорогой сыночек!
Мне совершенно ясно, откуда ветер дует и откуда у тебя такие глупые мысли. На тебя кто-то дурно влияет. И я догадываюсь кто.
Мне передали, что ты связался с Гришей, тебя видели несколько раз с ним в одной компании.
Гриша – двоечник и лентяй, ничему хорошему он тебя не научит. Поэтому я категорически запрещаю тебе видеться и тем более дружить с ним.
Вероятно, у тебя много свободного времени, если ты катаешься с ледяной горки с этим сорванцом. Поэтому мы решили, что тебе необходимо добавить ещё одно занятие. Какое, ты скоро узнаешь.
Осторожнее переходи улицу.
Твоя мама».
Вот так так! Не только не избавился от занятий, но и получу скоро ещё одно, добавочное.
Зря послушался Гришу. Я как чувствовал, что ничего хорошего из разговора с родителями не выйдет.
Надо сейчас же написать покаянное письмо, признаться, что я пошутил, разыграл родителей, не надо придавать серьёзного значения моим посланиям.
Но что-то меня остановило. Я решил подождать с ответом до утра.
Утро вечера мудренее, как сказал однажды некий вундеркинд.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34