Наказание выбирает само племя, им нельзя мешать, иначе можете распрощаться с новыми друзьями. Стойте, сэр, вы куда? Все-таки идете?
— Да.
— О Господи, ну что делать с этим гринхорном! Погодите, я позову Дика и Билла.
Он исчез и через минуту появился с двумя товарищами. Мы все спустились вниз, Ншо-Чи ушла далеко вперед. Кайова уже покинули долину Пекос, забрав с собой раненого Тангуа. Опасаясь, как бы те потихоньку не вернулись отомстить, Инчу-Чуна предусмотрительно выслал за ними разведчиков.
Я уже говорил, что на площади стоял наш фургон, и теперь вокруг него собралась толпа апачей. Инчу-Чуна и Виннету были в центре, рядом с ними я увидел Ншо-Чи. Хотя она и была дочерью вождя, тем не менее не имела права вмешиваться в дела мужчин. То, что девушка стояла среди них, а не с остальными женщинами, означало, что она сообщала им что-то очень важное. Заметив нас, она кивнула в нашу сторону и отошла к женщинам. Виннету пробрался сквозь толпу воинов и пошел нам навстречу:
— Почему мои белые братья не остались наверху в пуэбло? Вам не понравились наши жилища?
— Очень понравились, и мы благодарим нашего краснокожего брата за заботу. Мы пришли, потому что прослышали о готовящейся казни Рэттлера. Это правда? — спросил я.
— Да.
— Но я не вижу его.
— Он лежит в повозке рядом с телом Клеки-Петры.
— Какая смерть ждет его?
— Он умрет под пыткой.
— Это окончательное решение?
— Да.
— Мои глаза не вынесут такой смерти.
— Поэтому мой отец, Инчу-Чуна, отвел вас в пуэбло. Зачем вы снова пришли сюда, если ваши глаза не выдержат этого зрелища?
— Моя религия велит мне вступиться за Рэттлера.
— Твоя религия? А что, разве это и не его религия?
— Да. И его тоже.
— И он поступил, следуя ее заветам?
— К сожалению, нет.
— Тогда теперь ты тоже не должен следовать им. Твоя и его религия запрещает убивать, а он убил, поэтому сейчас забудем о ней.
— Я не могу поступать как он и должен выполнить свой долг, как велит моя совесть. Еще раз прошу, смягчите наказание. Пусть этот человек умрет легкой смертью.
— Будет так, как мы решили.
— Окончательно?
— Да.
— И нельзя исполнить мою просьбу?
Виннету замолк, но его искренняя, открытая натура заставила дать прямой ответ:
— Есть только один способ.
— Какой?
— Прежде чем ответить моему белому брату, я хочу попросить не прибегать к этому способу, иначе он потеряет свое доброе имя в глазах моих воинов.
— Значит, этот способ нечестен и заслуживает порицания?
— По понятиям краснокожего — да.
— Так что это за способ?
— Попросить нас отблагодарить тебя.
— Ага! И ни один честный человек не станет просить об этом!
— Конечно! Но мы обязаны тебе жизнью, и ты можешь заставить меня и моего отца выполнить твою просьбу.
— Как вы сделаете это?
— Соберем совет, скажем о твоей просьбе, и воины вынуждены будут выполнить ее в знак благодарности. Но в тот же час ты утратишь все то, чего с таким трудом добился. Стоит ли ради Рэттлера идти на такие жертвы?
— Конечно же, нет!
— Мой брат видит, я откровенен с ним. Я знаю, какие мысли и чувства терзают его сердце, но моим воинам этого не понять. Они презирают каждого, кто требует награду за доброе дело. Отныне Шеттерхэнд, который мог стать самым уважаемым и достойным воином апачей, подвергнется их презрению и должен будет покинуть нас.
Трудно было возразить Виннету. Сердце приказывало: настаивай на своем, а разум или, вернее, честолюбие говорило: откажись! Поняв, что творилось в моем сердце, благородный Виннету пошел мне навстречу:
— Подожди, брат мой, я поговорю с отцом, — и отошел.
— Сэр, не делайте глупостей! — убеждал меня Сэм. — Неужели вы не понимаете, что это заступничество может стоить вам жизни?
— С чего вы это взяли?
— А вот с того! Краснокожий действительно презирает каждого, кто требует от него награду за услугу. просьбу выполнит, но перестанет знаться с этим человеком. По правде, нам бы лучше всего сейчас уйти из лагеря апачей, но вокруг кайова, и не вам объяснять, что это для нас означает.
Инчу-Чуна и Виннету тем временем вели очень серьезный разговор. Закончив, вождь подошел к нам.
— Если бы Клеки-Петра не рассказал нам многое про вас, белых, я бы назвал тебя самым последним подлецом. Благодаря ему я тебя понимаю, но моим воинам объяснить это трудно, и они все равно станут тебя презирать.
— Дело не только во мне, но и в Клеки-Петре.
— Как это?
— Он исповедовал ту же веру, что и я, она призывает меня обратиться к тебе с этой просьбой. Поверь, останься жив Клеки-Петра, он никогда бы не позволил умереть его убийце в муках.
— Ты так думаешь?
— Я уверен.
Инчу-Чуна медленно покачал головой, сын и отец понимающе посмотрели друг другу в глаза. Инчу-Чуна снова повернулся ко мне:
— Этот убийца был и твоим врагом?
— Да.
— Тогда слушай мои слова! Мы поглядим, осталась ли в нем хоть капля порядочности. Если да, то я попытаюсь выполнить просьбу, не задевая твоей чести. Садитесь и смотрите, что сейчас произойдет. Как только подам знак, ты подойдешь к Рэттлеру и потребуешь у него извинения. Сделает так — умрет легкой смертью.
— Я могу сказать ему об этом?
— Да.
В сопровождении Виннету Инчу-Чуна возвратился к толпе воинов, а мы уселись там, где стояли.
— Вот не ожидал, что вождь согласится пойти вам навстречу. Вы, наверное, пользуетесь его особым расположением, — заметил Сэм.
— Причина не в этом.
— А в чем?
— Это все Клеки-Петра, он живет даже после смерти. Интересно, что теперь будет?
— Сейчас увидим. Смотрите!
С фургона сняли полог, спустили какой-то длинный, похожий на сундук предмет, к которому был привязан человек.
— Это гроб, его делают из обожженных бревен, обтягивают мокрыми шкурами, те высыхают, и таким образом гроб становится полностью герметичным, — объяснил Хокенс.
Там, где от главной долины отходило боковое ущелье, возвышалась скала, на которой из больших камней соорудили шестигранную постройку, с отверстием впереди; рядом валялись груды камней. Сюда принесли гроб с привязанным к нему человеком. Это был Рэттлер.
— Знаете, зачем туда принесли столько камней? — спросил Сэм.
— Догадываюсь.
— Ну и зачем?
— Чтобы построить склеп.
— Верно. Двойной склеп.
— И для Рэттлера?
— Да. Убийцу похоронят вместе с жертвой, и я считаю, так следует всегда поступать с убийцами.
— Ужасно! Быть живьем привязанным к гробу и знать, что это твое последнее пристанище!
— Вы что, действительно жалеете этого негодяя? Я понимаю вас, когда вы просите для него легкой смерти, но чтобы жалеть его — это выше моего понимания.
Гроб поставили таким образом, что Рэттлер оказался на ногах; затем и гроб, и пленника привязали к одной из стен. Индейцы — мужчины, женщины, дети — подступили ближе и замерли в ожидании.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98
— Да.
— О Господи, ну что делать с этим гринхорном! Погодите, я позову Дика и Билла.
Он исчез и через минуту появился с двумя товарищами. Мы все спустились вниз, Ншо-Чи ушла далеко вперед. Кайова уже покинули долину Пекос, забрав с собой раненого Тангуа. Опасаясь, как бы те потихоньку не вернулись отомстить, Инчу-Чуна предусмотрительно выслал за ними разведчиков.
Я уже говорил, что на площади стоял наш фургон, и теперь вокруг него собралась толпа апачей. Инчу-Чуна и Виннету были в центре, рядом с ними я увидел Ншо-Чи. Хотя она и была дочерью вождя, тем не менее не имела права вмешиваться в дела мужчин. То, что девушка стояла среди них, а не с остальными женщинами, означало, что она сообщала им что-то очень важное. Заметив нас, она кивнула в нашу сторону и отошла к женщинам. Виннету пробрался сквозь толпу воинов и пошел нам навстречу:
— Почему мои белые братья не остались наверху в пуэбло? Вам не понравились наши жилища?
— Очень понравились, и мы благодарим нашего краснокожего брата за заботу. Мы пришли, потому что прослышали о готовящейся казни Рэттлера. Это правда? — спросил я.
— Да.
— Но я не вижу его.
— Он лежит в повозке рядом с телом Клеки-Петры.
— Какая смерть ждет его?
— Он умрет под пыткой.
— Это окончательное решение?
— Да.
— Мои глаза не вынесут такой смерти.
— Поэтому мой отец, Инчу-Чуна, отвел вас в пуэбло. Зачем вы снова пришли сюда, если ваши глаза не выдержат этого зрелища?
— Моя религия велит мне вступиться за Рэттлера.
— Твоя религия? А что, разве это и не его религия?
— Да. И его тоже.
— И он поступил, следуя ее заветам?
— К сожалению, нет.
— Тогда теперь ты тоже не должен следовать им. Твоя и его религия запрещает убивать, а он убил, поэтому сейчас забудем о ней.
— Я не могу поступать как он и должен выполнить свой долг, как велит моя совесть. Еще раз прошу, смягчите наказание. Пусть этот человек умрет легкой смертью.
— Будет так, как мы решили.
— Окончательно?
— Да.
— И нельзя исполнить мою просьбу?
Виннету замолк, но его искренняя, открытая натура заставила дать прямой ответ:
— Есть только один способ.
— Какой?
— Прежде чем ответить моему белому брату, я хочу попросить не прибегать к этому способу, иначе он потеряет свое доброе имя в глазах моих воинов.
— Значит, этот способ нечестен и заслуживает порицания?
— По понятиям краснокожего — да.
— Так что это за способ?
— Попросить нас отблагодарить тебя.
— Ага! И ни один честный человек не станет просить об этом!
— Конечно! Но мы обязаны тебе жизнью, и ты можешь заставить меня и моего отца выполнить твою просьбу.
— Как вы сделаете это?
— Соберем совет, скажем о твоей просьбе, и воины вынуждены будут выполнить ее в знак благодарности. Но в тот же час ты утратишь все то, чего с таким трудом добился. Стоит ли ради Рэттлера идти на такие жертвы?
— Конечно же, нет!
— Мой брат видит, я откровенен с ним. Я знаю, какие мысли и чувства терзают его сердце, но моим воинам этого не понять. Они презирают каждого, кто требует награду за доброе дело. Отныне Шеттерхэнд, который мог стать самым уважаемым и достойным воином апачей, подвергнется их презрению и должен будет покинуть нас.
Трудно было возразить Виннету. Сердце приказывало: настаивай на своем, а разум или, вернее, честолюбие говорило: откажись! Поняв, что творилось в моем сердце, благородный Виннету пошел мне навстречу:
— Подожди, брат мой, я поговорю с отцом, — и отошел.
— Сэр, не делайте глупостей! — убеждал меня Сэм. — Неужели вы не понимаете, что это заступничество может стоить вам жизни?
— С чего вы это взяли?
— А вот с того! Краснокожий действительно презирает каждого, кто требует от него награду за услугу. просьбу выполнит, но перестанет знаться с этим человеком. По правде, нам бы лучше всего сейчас уйти из лагеря апачей, но вокруг кайова, и не вам объяснять, что это для нас означает.
Инчу-Чуна и Виннету тем временем вели очень серьезный разговор. Закончив, вождь подошел к нам.
— Если бы Клеки-Петра не рассказал нам многое про вас, белых, я бы назвал тебя самым последним подлецом. Благодаря ему я тебя понимаю, но моим воинам объяснить это трудно, и они все равно станут тебя презирать.
— Дело не только во мне, но и в Клеки-Петре.
— Как это?
— Он исповедовал ту же веру, что и я, она призывает меня обратиться к тебе с этой просьбой. Поверь, останься жив Клеки-Петра, он никогда бы не позволил умереть его убийце в муках.
— Ты так думаешь?
— Я уверен.
Инчу-Чуна медленно покачал головой, сын и отец понимающе посмотрели друг другу в глаза. Инчу-Чуна снова повернулся ко мне:
— Этот убийца был и твоим врагом?
— Да.
— Тогда слушай мои слова! Мы поглядим, осталась ли в нем хоть капля порядочности. Если да, то я попытаюсь выполнить просьбу, не задевая твоей чести. Садитесь и смотрите, что сейчас произойдет. Как только подам знак, ты подойдешь к Рэттлеру и потребуешь у него извинения. Сделает так — умрет легкой смертью.
— Я могу сказать ему об этом?
— Да.
В сопровождении Виннету Инчу-Чуна возвратился к толпе воинов, а мы уселись там, где стояли.
— Вот не ожидал, что вождь согласится пойти вам навстречу. Вы, наверное, пользуетесь его особым расположением, — заметил Сэм.
— Причина не в этом.
— А в чем?
— Это все Клеки-Петра, он живет даже после смерти. Интересно, что теперь будет?
— Сейчас увидим. Смотрите!
С фургона сняли полог, спустили какой-то длинный, похожий на сундук предмет, к которому был привязан человек.
— Это гроб, его делают из обожженных бревен, обтягивают мокрыми шкурами, те высыхают, и таким образом гроб становится полностью герметичным, — объяснил Хокенс.
Там, где от главной долины отходило боковое ущелье, возвышалась скала, на которой из больших камней соорудили шестигранную постройку, с отверстием впереди; рядом валялись груды камней. Сюда принесли гроб с привязанным к нему человеком. Это был Рэттлер.
— Знаете, зачем туда принесли столько камней? — спросил Сэм.
— Догадываюсь.
— Ну и зачем?
— Чтобы построить склеп.
— Верно. Двойной склеп.
— И для Рэттлера?
— Да. Убийцу похоронят вместе с жертвой, и я считаю, так следует всегда поступать с убийцами.
— Ужасно! Быть живьем привязанным к гробу и знать, что это твое последнее пристанище!
— Вы что, действительно жалеете этого негодяя? Я понимаю вас, когда вы просите для него легкой смерти, но чтобы жалеть его — это выше моего понимания.
Гроб поставили таким образом, что Рэттлер оказался на ногах; затем и гроб, и пленника привязали к одной из стен. Индейцы — мужчины, женщины, дети — подступили ближе и замерли в ожидании.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98