Мы подошли к кедру и развязали вождя. Виннету осмотрел отца и заметил:
— Он жив, но долго еще не проснется, а потом у него будет болеть голова. Я не могу оставаться здесь, пришлю сюда несколько человек. Пусть мой брат идет со мной!
Так он впервые назвал меня братом. Сколько раз потом он обращался так же ко мне, с любовью и глубоким уважением произнося эти дорогие для меня слова!
Мы подошли к реке и вместе переплыли на другой берег. Краснокожие с нетерпением ждали нас.
Выйдя из воды, Виннету взял меня за руку и громко объявил:
— Сэки-Лата победил! Он и его три товарища — свободны!
— Уфф, уфф, уфф! — раздались крики апачей.
Тангуа стоял в стороне и угрюмо смотрел вдаль. Мне еще предстояло свести с ним счеты, наказать его, и не только за то, что он оклеветал нас: нельзя было допускать, чтобы такой мерзавец мог и в будущем убивать и грабить ни в чем не повинных людей.
Виннету прошел мимо него, не удостоив взглядом, и подвел меня к столбам, к которым все еще были привязаны мои друзья.
— Мы спасены, — воскликнул Сэм. — Нас не угробят! Дорогой сэр, друг, воин и гринхорн, как вам это удалось?
Виннету протянул мне свой нож и предложил:
— Освободи их! Ты это заслужил.
Я разрезал путы. Мои товарищи, как только почувствовали свободу, схватили меня в объятия сразу все вместе, тискали и давили так, что я испугался за свои ребра. Сэм даже поцеловал мне руку, а из его маленьких глазок в густую бороду текли слезы.
— Сэр, — говорил он, — пусть меня слопает первый встречный медведь, если я забуду, чем вам обязан. Как же вам это удалось? Вы просто исчезли. Вы так боялись воды, и все подумали, что вы утонули.
— Разве я не сказал: если утону, мы будем спасены?
— Сэки-Лата так сказал? — спросил Виннету. — Значит, ты притворялся?
— Да, — признался я.
— Мой брат знал, что делал. Я думаю, ты поплыл под водой против течения, а потом вниз по реке. Мой брат не только силен как медведь, но и хитер как лисица. Враги должны бояться его!
— Виннету был моим врагом…
— Да, но не сейчас.
— Ты не веришь больше этому лжецу Тангуа?
Тот же долгий, испытующий взгляд, как и на том берегу, потом крепкое пожатие руки.
— В твоих глазах я вижу доброту, а твоему сердцу чужда несправедливость. Я верю тебе.
Я оделся, достал из кармана блузы жестянку из-под сардин и сказал:
— Мой брат Виннету хорошо меня понял. А сейчас я еще раз докажу, что сердце мое не знает измены. Ты увидишь предмет, который должен узнать.
Я открыл банку, достал из нее прядь волос и подал Виннету. Он уже протянул руку, чтобы взять «предмет», но, увидев его, пораженный, воскликнул:
— Это мои волосы! Кто их тебе дал?
— Инчу-Чуна в своей торжественной речи упомянул, что, когда вы стояли, привязанные к деревьям, добрый Маниту послал вам незримого спасителя. Да, его не было видно, тогда он не мог показаться на глаза кайова, но сейчас у него нет причины скрываться от них. Мне кажется, ты должен поверить, что я всегда был твоим Другом.
— Значит, это ты… ты… ты нас освободил? Тебе мы обязаны и свободой, и жизнью! — донельзя взволнованный, вскричал Виннету.
Куда подевались его обычная невозмутимость! Он взял меня за руку и повел к сестре, которая стояла в стороне, не сводя с нас глаз. Он остановился перед ней и сказал:
— Ншо-Чи видит смелого воина, который освободил меня и отца, когда кайова привязали нас к деревьям. Пусть Ншо-Чи поблагодарит его!
Виннету прижал меня к груди и поцеловал в обе щеки, а Ншо-Чи подала мне руку и произнесла только одно слово:
— Прости!
Вместо благодарности девушка просила прощения! За что? Я все понял. За то, что в душе она усомнилась во мне. Она знала меня лучше других, но поверила в мою мнимую трусость. Усомнилась в моей честности и отваге; для нее важнее благодарности, которой требовал от нее Виннету, было получить мое прощение. Я пожал ей руку и ответил:
— Ншо-Чи вспомнила, о чем я ей говорил? Мои слова сбылись. Теперь моя сестра верит мне?
— Я верю моему белому брату!
Тангуа стоял поблизости, злой и угрюмый. Я подошел к нему и, глядя прямо в глаза, спросил:
— Вождь кайова Тангуа лжец или он предпочитает правду?
— Ты хочешь меня обидеть?
— Нет, но я хочу знать, что думать о тебе. Отвечай!
— Шеттерхэнд знает, что я люблю правду.
— Проверим! Ты всегда выполняешь условия договора?
— Да.
— Тогда так должно быть всегда, ибо тот, кто не соблюдает обещание, достоин презрения. Помнишь, что ты мне обещал?
— Когда?
— Когда я стоял у столба.
— Тогда я о многом говорил.
— Это правда, но ведь ты догадываешься, о чем я веду речь?
— Нет.
— Тогда я вынужден напомнить тебе — ты желал разделаться со мной.
Он весь съежился.
— В самом деле?
— Да. Тебе хотелось размозжить мне череп.
Тангуа явно испугался.
— Не… помню… — запинаясь, прошептал он. — Шеттерхэнд неправильно меня понял.
— Виннету все слышал и может подтвердить.
— Да, — с готовностью подтвердил Виннету. — Тангуа хотел рассчитаться с Шеттерхэндом и хвастался, что размозжит ему череп.
— Слышишь? Это твои слова! Что ж, выполняй обещание!
— Ты этого требуешь?
— Да. Ты назвал меня трусливой жабой. Ты оклеветал меня и сделал все, чтобы погубить нас. Тогда ты был храбрым. Хватит ли тебе теперь храбрости, чтобы сражаться со мной?
— Я сражаюсь только с вождями!
— Я и есть вождь!
— Как это ты докажешь?
— Просто: повешу тебя на первом попавшемся дереве, если ты откажешься от боя со мной.
Для индейца угроза быть повешенным является смертельной обидой. Выхватив из-за пояса нож, Тангуа разразился угрозами и бранью:
— Собака, я заколю тебя!
— Хорошо, но только в честном поединке!
— И не подумаю! Я не хочу иметь дела с Шеттерхэндом!
— А когда я был связан и беззащитен, ты хотел иметь со мной дело, подлый трус!
Тангуа был готов кинуться на меня, но между нами встал Виннету.
— Мой брат Сэки-Лата прав. Тангуа пытался очернить и погубить тебя. Если теперь Тангуа не сдержит слово, значит, он трус и должен быть изгнан из своего племени. Решай немедленно, мы не хотим, чтобы говорили, будто апачи принимают у себя трусов. Что собирается сделать вождь кайова?
Тангуа обвел взглядом плотные ряды индейцев. Апачей было в четыре раза больше, чем кайова, к тому же последние находились на чужой территории. Нельзя было допустить ссоры между двумя племенами, особенно сейчас, когда кайова доставили богатый выкуп, а их вождь все еще был пленником апачей.
— Я подумаю, — ответил уклончиво Тангуа.
— Мужественный воин долго не думает. Либо будешь бороться, либо тебя всю жизнь будут называть трусом.
— Тангуа трус? Тому, кто осмелится так сказать, я вонжу нож в сердце!
— Я так скажу, — гордо и спокойно произнес Виннету, — если ты не сдержишь слово, данное Шеттерхэнду.
— Сдержу!
— Значит, ты готов сразиться с ним?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98