И причинял увечья многим из них, некоторым очень серьезные. Теперь он был рад, что в колледже Стоуни-Брук не было футбольной команды. Иначе он, вероятно, играл бы в ней, и бойня продолжалась бы. Повзрослев, он научился сдерживать свою склонность к насилию. В этом помогла женитьба на Кэрол.
Интересно, доктором Хэнли тоже владела страсть к насилию? Сумел ли он побороть ее, как это сделал Джим?
Он снова стал думать о Билле. Райан был уважаемым членом футбольной команды, но никогда по-настоящему не принадлежал к их компании. Когда разговоры в раздевалке переходили от школьных дел и спорта к тому, кто последний щупал Мэри Джо Манси, Билл незаметно уходил. Тем не менее он был нормальным парнем. Он творил чудеса с карбюраторами и ходил на танцы Организации католической молодежи, танцевал там с девушками и даже в течение нескольких лет довольно постоянно встречался с Кэрол. Но он всегда оказывался на шаг в стороне от остальных ребят, у него как-то не получалось петь с ними хором. Он был одним из тех, кто слышит другую, свою музыку.
Некоторые из ребят дразнили его за то, что он такой правильный, но Джим никогда в этом не участвовал. Билл ему всегда нравился. С Биллом он мог обсуждать проблемы, о которых другие ребята и понятия не имели. Серьезные вещи, идеи. Они оба очень много читали и часто обсуждали книга. Он до сих пор помнил их спор о книге Эйна Рэвда «Атлас пожал плечами» сразу после того, как она вышла в свет. Они редко соглашались в чем-нибудь. Именно поэтому их разговоры были такими интересными. Билл всегда воспринимал вещи возвышенно. Джим называл его идеалистом, а Билл окрестил Джима циником. Сначала Джима поразило, что Билл после школы поступил в семинарию иезуитов.
– А я-то думал, ты пойдешь в механики, – вспоминал он свою шутливую реплику в адрес Билла. Но, поразмыслив, Джим пришел к выводу, что этого следовало ожидать. Он ведь знал, что Билл верит в Бога и в Человека, в добродетель и порядочность как воздаяние. Верил тогда и, очевидно, верит и теперь. В этом было нечто обнадеживающее в наш век, когда Бог умер.
А теперь Билл служит в приюте Святого Франциска. Забавно, как все возвращается на круги своя.
– Приятно видеть, что ты смеешься, старик, – сказал Билл.
– Что ты имеешь в виду?
– Ты выглядел довольно мрачным для парня, только что ставшего богачом.
– Сожалею, – ответил Джим, зная, что Билл прав, и действительно не желая омрачать своим видом радостное событие. – Да, Хэнли этим завещанием отвалил мне кучу денег. Жаль только, что он не добавил к ним парочку слов.
– Таких, как «моему сыну»? – сказал Билл.
Джим кивнул. Ему было приятно, что Билл настроен на его волну. Старая связь, не подверженная помехам, волна дружбы, на которой они всегда общались, продолжала действовать.
– Да, это было бы здорово.
– Вряд ли кто-нибудь станет сомневаться, что ты его сын.
– Но этого недостаточно. Я хочу знать о себе все. Какой я национальности? При звуках какого гимна я должен салютовать? Вскакивать при первых нотах Марсельезы или плакать от умиления, когда слышу «Дэнни бой»? Должен ли я прятать в спальне свастику и каждый вечер тайно возглашать «Зиг хайль» или мне следует поехать на несколько лет в кибуц? Если мой родитель – Хэнли, откуда, черт побери, родом он сам?
– Если судить по твоим гастрономическим пристрастиям, – сказала Кэрол, – ты, хотя бы отчасти, итальянец.
– По крайней мере, ты знаешь, кто твой отец, – сказал Билл. – Кто был твой отец. Ясно, что он никогда не забывал тебя.
– Да, но он мог узаконить меня в письменном виде.
Он почувствовал, как Кэрол накрыла его руку своей.
– Ты вполне законный для меня, – сказала она.
– Я тоже считаю, что ты вполне законный, – добавил Билл. – Чего еще ты хочешь?
– Ничего, – ответил Джим, не в силах сдержать улыбку. – Может быть, только сообразить, кто моя мама.
Билл возвел глаза к небу.
– Боже, научи этого человека довольствоваться тем, что он имеет... хотя бы на сегодняшний вечер. – Он посмотрел Джиму в глаза. – А позже я сделаю все, что в моих силах, чтобы помочь.
– Замечательно! А что, если мы слиняем отсюда и направимся в Гринвич-Виллидж? В кафе «Что?» сегодня вечер любительских групп.
4
Кафе «Что?» В Гринвич-Виллидже
Билл потряс головой: в ушах у него звенело. «Что?» представляло собой длинную узкую комнату. У левой стены посредине была устроена сцена. Квартет типа группы «Любители полных ляжек», называвший себя «Пурпурная пастель Гарольда», освобождал сцену от своих инструментов для следующего выступления.
– Громко, но неплохо, – сказал Билл Джиму и Кэрол. – Довольно гармонично. И мне понравился номер на стиральной доске.
– Они не перспективны, – возразил Джим, одним глотком допивая бутылку пива. – Немного от «Роллинг Стоунз», немного от «Ложек», кое-что от «Битлов», чуточку «Бирдсов». Мне лично они понравились, но хороших сборов они не сделают. Не то звучание. Какая-то мешанина. Но все же лучше тех, что выступали первыми и исполняли Халила Джибрана в стиле ядреного рока. Ух!
Билл не удержался от смеха.
– Джим Стивенс – самый строгий в мире критик. Джибран не так уж плох.
Кэрол тронула Билла за руку.
– Давай вернемся к тому, о чем ты говорил, пока эта музыка не оглушила нас. Насчет поездки в Нъю-Хэмпшир. Ты действительно считаешь, что у Маккарти есть шанс на первичных выборах?
– Думаю, да.
Он потянулся за пивом не потому, что хотел сделать глоток, а для того, чтобы избежать прикосновения руки Кэрол. Оно было так приятно – ее рука, теплая и мягкая, пробуждала воспоминания, которым лучше было не просыпаться. Он посмотрел на Кэрол.
Кэрол Невинс – теперь Стивенс. Девочка, неужели я когда-то был влюблен в тебя? Водил в кино, держал тебя за руку, обнимал за плечи и за талию, целовал на прощание. Не больше. Детская любовь. Теперь ты – женщина. У тебя изменилась прическа, фигура стала женственней, но твоя улыбка так же дразнит, а глаза у тебя все такие же лучистые и голубые.
Билл понимал, что Кэрол станет для него проблемой. Уже стала. Сколько ночей он не мог уснуть в обычное для себя время из-за эротических мыслей о Кэрол!
Все годы в семинарии он старался приучить себя к автоматическому соблюдению обета целомудрия, к тому, чтобы стать в известном смысле бесполым. Это оказалось не так трудно, как он думал. Сначала он научился подходить к этой проблеме как к форме добровольного откладывания исполнения желаний на более поздний срок. День за днем он откладывал сегодняшние сексуальные порывы на завтра, но это завтра никогда не наступало. Откладывание было бесконечным.
С годами это стало проще. Потребовалось время, но теперь он умел мысленно отгораживаться от соблазнов и желаний, грозящих бедой, и предавать их забвению до того, как они проникнут в его сознание или повлияют на его либидо.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92
Интересно, доктором Хэнли тоже владела страсть к насилию? Сумел ли он побороть ее, как это сделал Джим?
Он снова стал думать о Билле. Райан был уважаемым членом футбольной команды, но никогда по-настоящему не принадлежал к их компании. Когда разговоры в раздевалке переходили от школьных дел и спорта к тому, кто последний щупал Мэри Джо Манси, Билл незаметно уходил. Тем не менее он был нормальным парнем. Он творил чудеса с карбюраторами и ходил на танцы Организации католической молодежи, танцевал там с девушками и даже в течение нескольких лет довольно постоянно встречался с Кэрол. Но он всегда оказывался на шаг в стороне от остальных ребят, у него как-то не получалось петь с ними хором. Он был одним из тех, кто слышит другую, свою музыку.
Некоторые из ребят дразнили его за то, что он такой правильный, но Джим никогда в этом не участвовал. Билл ему всегда нравился. С Биллом он мог обсуждать проблемы, о которых другие ребята и понятия не имели. Серьезные вещи, идеи. Они оба очень много читали и часто обсуждали книга. Он до сих пор помнил их спор о книге Эйна Рэвда «Атлас пожал плечами» сразу после того, как она вышла в свет. Они редко соглашались в чем-нибудь. Именно поэтому их разговоры были такими интересными. Билл всегда воспринимал вещи возвышенно. Джим называл его идеалистом, а Билл окрестил Джима циником. Сначала Джима поразило, что Билл после школы поступил в семинарию иезуитов.
– А я-то думал, ты пойдешь в механики, – вспоминал он свою шутливую реплику в адрес Билла. Но, поразмыслив, Джим пришел к выводу, что этого следовало ожидать. Он ведь знал, что Билл верит в Бога и в Человека, в добродетель и порядочность как воздаяние. Верил тогда и, очевидно, верит и теперь. В этом было нечто обнадеживающее в наш век, когда Бог умер.
А теперь Билл служит в приюте Святого Франциска. Забавно, как все возвращается на круги своя.
– Приятно видеть, что ты смеешься, старик, – сказал Билл.
– Что ты имеешь в виду?
– Ты выглядел довольно мрачным для парня, только что ставшего богачом.
– Сожалею, – ответил Джим, зная, что Билл прав, и действительно не желая омрачать своим видом радостное событие. – Да, Хэнли этим завещанием отвалил мне кучу денег. Жаль только, что он не добавил к ним парочку слов.
– Таких, как «моему сыну»? – сказал Билл.
Джим кивнул. Ему было приятно, что Билл настроен на его волну. Старая связь, не подверженная помехам, волна дружбы, на которой они всегда общались, продолжала действовать.
– Да, это было бы здорово.
– Вряд ли кто-нибудь станет сомневаться, что ты его сын.
– Но этого недостаточно. Я хочу знать о себе все. Какой я национальности? При звуках какого гимна я должен салютовать? Вскакивать при первых нотах Марсельезы или плакать от умиления, когда слышу «Дэнни бой»? Должен ли я прятать в спальне свастику и каждый вечер тайно возглашать «Зиг хайль» или мне следует поехать на несколько лет в кибуц? Если мой родитель – Хэнли, откуда, черт побери, родом он сам?
– Если судить по твоим гастрономическим пристрастиям, – сказала Кэрол, – ты, хотя бы отчасти, итальянец.
– По крайней мере, ты знаешь, кто твой отец, – сказал Билл. – Кто был твой отец. Ясно, что он никогда не забывал тебя.
– Да, но он мог узаконить меня в письменном виде.
Он почувствовал, как Кэрол накрыла его руку своей.
– Ты вполне законный для меня, – сказала она.
– Я тоже считаю, что ты вполне законный, – добавил Билл. – Чего еще ты хочешь?
– Ничего, – ответил Джим, не в силах сдержать улыбку. – Может быть, только сообразить, кто моя мама.
Билл возвел глаза к небу.
– Боже, научи этого человека довольствоваться тем, что он имеет... хотя бы на сегодняшний вечер. – Он посмотрел Джиму в глаза. – А позже я сделаю все, что в моих силах, чтобы помочь.
– Замечательно! А что, если мы слиняем отсюда и направимся в Гринвич-Виллидж? В кафе «Что?» сегодня вечер любительских групп.
4
Кафе «Что?» В Гринвич-Виллидже
Билл потряс головой: в ушах у него звенело. «Что?» представляло собой длинную узкую комнату. У левой стены посредине была устроена сцена. Квартет типа группы «Любители полных ляжек», называвший себя «Пурпурная пастель Гарольда», освобождал сцену от своих инструментов для следующего выступления.
– Громко, но неплохо, – сказал Билл Джиму и Кэрол. – Довольно гармонично. И мне понравился номер на стиральной доске.
– Они не перспективны, – возразил Джим, одним глотком допивая бутылку пива. – Немного от «Роллинг Стоунз», немного от «Ложек», кое-что от «Битлов», чуточку «Бирдсов». Мне лично они понравились, но хороших сборов они не сделают. Не то звучание. Какая-то мешанина. Но все же лучше тех, что выступали первыми и исполняли Халила Джибрана в стиле ядреного рока. Ух!
Билл не удержался от смеха.
– Джим Стивенс – самый строгий в мире критик. Джибран не так уж плох.
Кэрол тронула Билла за руку.
– Давай вернемся к тому, о чем ты говорил, пока эта музыка не оглушила нас. Насчет поездки в Нъю-Хэмпшир. Ты действительно считаешь, что у Маккарти есть шанс на первичных выборах?
– Думаю, да.
Он потянулся за пивом не потому, что хотел сделать глоток, а для того, чтобы избежать прикосновения руки Кэрол. Оно было так приятно – ее рука, теплая и мягкая, пробуждала воспоминания, которым лучше было не просыпаться. Он посмотрел на Кэрол.
Кэрол Невинс – теперь Стивенс. Девочка, неужели я когда-то был влюблен в тебя? Водил в кино, держал тебя за руку, обнимал за плечи и за талию, целовал на прощание. Не больше. Детская любовь. Теперь ты – женщина. У тебя изменилась прическа, фигура стала женственней, но твоя улыбка так же дразнит, а глаза у тебя все такие же лучистые и голубые.
Билл понимал, что Кэрол станет для него проблемой. Уже стала. Сколько ночей он не мог уснуть в обычное для себя время из-за эротических мыслей о Кэрол!
Все годы в семинарии он старался приучить себя к автоматическому соблюдению обета целомудрия, к тому, чтобы стать в известном смысле бесполым. Это оказалось не так трудно, как он думал. Сначала он научился подходить к этой проблеме как к форме добровольного откладывания исполнения желаний на более поздний срок. День за днем он откладывал сегодняшние сексуальные порывы на завтра, но это завтра никогда не наступало. Откладывание было бесконечным.
С годами это стало проще. Потребовалось время, но теперь он умел мысленно отгораживаться от соблазнов и желаний, грозящих бедой, и предавать их забвению до того, как они проникнут в его сознание или повлияют на его либидо.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92