Она взглянула на брата и прочла в его глазах странное выражение, словно он был немного озадачен, но в то же время спокоен и готов к бою.
— Зря ты сюда пришла, — сказал Лестер, не дав Луизе времени задать вопрос, который так и вертелся у нее на языке.
— Почему же зря? — воскликнула она, возмущенная его дерзкой откровенностью. — Брат ты мне или нет? А если брат, я могу прийти к тебе куда угодно. Как вам это нравится? И ты говоришь мне такие вещи?
— Послушай, Луиза, — продолжал Лестер, выше приподнимаясь на локте. — Мы ведь не дети. Ссориться нам нет смысла. Я не знал, что ты приедешь, а то принял бы известные меры.
— Известные меры! — передразнила она злобно. — Ну, еще бы! Как же иначе!
Она чувствовала, что попала в ловушку, и негодовала за это на Лестера.
А Лестер даже покраснел от гнева.
— Напрасно ты задираешь нос, — заявил он решительно. — Я ни в чем не оправдываюсь перед тобой. Я говорю, что принял бы известные меры, но это вовсе не значит, что я прошу извинения. Если ты не желаешь разговаривать вежливо, воля твоя.
— Ну знаешь, Лестер! — вспыхнула она. — Этого я от тебя не ожидала. Я думала, ты постыдишься открыто жить с… — она замялась, не решаясь произнести страшное слово, — когда у нас в Чикаго полно знакомых. Это ужасно! Я думала, у тебя все же есть чувство приличия и уважения к мнению…
— К черту приличия! — возразил Лестер. — Пойми ты наконец, что я не прошу у тебя прощения. Если тебе здесь не нравится, ты отлично знаешь, что тебе делать.
— О боже! — воскликнула она. — И это говорит мой брат! И все из-за этой твари! Чей это ребенок? — спросила она вдруг с яростью, но и с любопытством.
— Можешь успокоиться, не мой. Впрочем, хоть бы и мой, тебе-то что? Прошу не вмешиваться в мою жизнь.
Дженни слышала все, включая оскорбительные замечания по своему адресу, и сердце ее сжалось от боли.
— Успокойся, больше я не буду вмешиваться в твою жизнь, — бушевала Луиза. — Скажу только, что от кого другого, а от тебя я этого не ожидала. Да еще с женщиной, которая настолько ниже тебя! Я сначала подумала, что она… — Луиза опять хотела сказать «твоя экономка», но Лестер, не помня себя от бешенства, грубо перебил ее:
— Мне все равно, что ты о ней подумала. Она лучше многих, кто воображает себя высшими существами. Знаю я, что ты думаешь. Это все ерунда. Я поступаю, как хочу, и твое мнение меня не интересует. Я сам за себя отвечаю и прошу обо мне не заботиться.
— И не буду, можешь быть уверен, — отпарировала Луиза. — Что семья для тебя ничего не значит, это мне теперь совершенно ясно. Но будь у тебя хоть капля совести, ты никогда бы не допустил, чтобы твоя сестра очутилась в таком месте. Мне просто противно, и другие, когда узнают, скажут то же самое, вот и все.
Она круто повернулась и вышла вон, по дороге бросив уничтожающий взгляд на Дженни, которая на беду оказалась в дверях гостиной. Весты в комнате не было. Дженни немного погодя вошла к Лестеру и закрыла за собой дверь. Сказать ей было нечего. Лестер, откинув густые волосы с высокого лба, лежал на подушке, усталый и хмурый. «Какая злая ирония судьбы! — думал он. — Теперь она приедет домой и всем все расскажет. Отец узнает, и мать, Роберт, Имоджин, Эми — все узнают. И отрицать невозможно: Луиза видела достаточно». Лестер в задумчивости устремил взгляд на стену.
Тем временем Дженни, занимаясь своими домашними делами, тоже предавалась размышлениям. Так вот какого мнения о ней другая женщине! Теперь понятно, что думает свет. До семьи Лестера ей так же далеко, как до другой планеты. Для его родителей, братьев и сестер она дурная женщина, неизмеримо ниже его по своему положению в обществе, неизмеримо ниже его морально и умственно, она уличная девка, тварь. А она-то надеялась со временем восстановить свою репутацию. Эта мысль была ей всего больнее, ранила как ножом. Да, она действительно дурная и низкая в глазах Луизы, в глазах света, а главное, в глазах Лестера. Может ли быть иначе? Она молчала и не жаловалась, но боль унижения и стыда не отпускала ее. Ах, если бы как-нибудь оправдаться во мнении всех этих людей; жить честно, стать порядочной женщиной! Как это сделать? Добиться этого необходимо, но как?
Глава XXXIII
Луиза, глубоко уязвленная в своей семейной гордости, тут же возвратилась в Цинциннати, где и рассказала про свое открытие, не скупясь на подробности. По ее словам, ей отворила дверь «совсем простая, глупая на вид женщина», которая, услышав, кто она, даже не пригласила ее войти, а застыла на месте «с самым, что ни на есть виноватым выражением лица». Лестер — тот вел себя бессовестно, так и выложил ей всю правду. Когда она спросила, чей это ребенок живет с ними, он отказался ответить. «Не мой», — вот и все, что он ей сказал.
— Ах, боже мой, боже мой! — вздыхала миссис Кейн, первой узнавшая новость. — Мой сын, мой Лестер! Как он мог?
— И такая низкая тварь! — не уставала восклицать Луиза, словно желая бесконечным повторением придать больше убедительности своим словам.
— Я пошла туда просто потому, что хотела ему помочь, — продолжала она. — Мне сказали, что он нездоров, я думала, может быть, он серьезно заболел. Разве могла я предположить?..
— Бедный Лестер! — воскликнула мать. — Подумать только, что он мог до этого дойти!
Миссис Кейн попыталась разобраться в трудной задаче, но, не зная, с какой меркой к ней подойти, вызвала по телефону мужа, который пришел с фабрики и выслушал рассказ молча, с застывшим лицом. Так, значит, Лестер открыто живет с женщиной, о которой они до сих пор даже не слышали. Что же им предпринять? Родительский авторитет не поможет. Лестер сам себе авторитет, это сильная натура, и на упреки он ответит равнодушием, а может быть, и даст отпор. Если попытаться на него воздействовать, нужно пустить в ход дипломатию.
Арчибалд Кейн возвратился на фабрику огорченный и негодующий, с твердым решением что-то предпринять. Вечером у него состоялась беседа с Робертом, который сознался, что до него уже доходили тревожные слухи, но он предпочитал молчать. Миссис Кейн подала мысль — не съездить ли Роберту в Чикаго поговорить с Лестером.
— Он обязан понять, что своим поведением наносит себе непоправимый вред, — сказал старик Кейн. — Такие вещи никому не сходят безнаказанно. Он должен либо жениться на этой женщине, либо порвать с нею. Так и передай ему от меня.
— Все это очень хорошо, — сказал Роберт, — но кто будет его убеждать? У меня, по правде сказать, нет желания этим заниматься.
— Я не теряю надежды, — сказал старик. — Ты поезжай, попробуй. Вреда от этого не будет. А может, он и одумается.
— Едва ли, — возразил Роберт — Он большой упрямец. Особой пользы я в таких разговорах не вижу Но раз ты просишь, я, конечно, съезжу. И маме этого хочется.
— Да, да, — сказал вконец расстроенный старик, — ты все-таки съезди.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101
— Зря ты сюда пришла, — сказал Лестер, не дав Луизе времени задать вопрос, который так и вертелся у нее на языке.
— Почему же зря? — воскликнула она, возмущенная его дерзкой откровенностью. — Брат ты мне или нет? А если брат, я могу прийти к тебе куда угодно. Как вам это нравится? И ты говоришь мне такие вещи?
— Послушай, Луиза, — продолжал Лестер, выше приподнимаясь на локте. — Мы ведь не дети. Ссориться нам нет смысла. Я не знал, что ты приедешь, а то принял бы известные меры.
— Известные меры! — передразнила она злобно. — Ну, еще бы! Как же иначе!
Она чувствовала, что попала в ловушку, и негодовала за это на Лестера.
А Лестер даже покраснел от гнева.
— Напрасно ты задираешь нос, — заявил он решительно. — Я ни в чем не оправдываюсь перед тобой. Я говорю, что принял бы известные меры, но это вовсе не значит, что я прошу извинения. Если ты не желаешь разговаривать вежливо, воля твоя.
— Ну знаешь, Лестер! — вспыхнула она. — Этого я от тебя не ожидала. Я думала, ты постыдишься открыто жить с… — она замялась, не решаясь произнести страшное слово, — когда у нас в Чикаго полно знакомых. Это ужасно! Я думала, у тебя все же есть чувство приличия и уважения к мнению…
— К черту приличия! — возразил Лестер. — Пойми ты наконец, что я не прошу у тебя прощения. Если тебе здесь не нравится, ты отлично знаешь, что тебе делать.
— О боже! — воскликнула она. — И это говорит мой брат! И все из-за этой твари! Чей это ребенок? — спросила она вдруг с яростью, но и с любопытством.
— Можешь успокоиться, не мой. Впрочем, хоть бы и мой, тебе-то что? Прошу не вмешиваться в мою жизнь.
Дженни слышала все, включая оскорбительные замечания по своему адресу, и сердце ее сжалось от боли.
— Успокойся, больше я не буду вмешиваться в твою жизнь, — бушевала Луиза. — Скажу только, что от кого другого, а от тебя я этого не ожидала. Да еще с женщиной, которая настолько ниже тебя! Я сначала подумала, что она… — Луиза опять хотела сказать «твоя экономка», но Лестер, не помня себя от бешенства, грубо перебил ее:
— Мне все равно, что ты о ней подумала. Она лучше многих, кто воображает себя высшими существами. Знаю я, что ты думаешь. Это все ерунда. Я поступаю, как хочу, и твое мнение меня не интересует. Я сам за себя отвечаю и прошу обо мне не заботиться.
— И не буду, можешь быть уверен, — отпарировала Луиза. — Что семья для тебя ничего не значит, это мне теперь совершенно ясно. Но будь у тебя хоть капля совести, ты никогда бы не допустил, чтобы твоя сестра очутилась в таком месте. Мне просто противно, и другие, когда узнают, скажут то же самое, вот и все.
Она круто повернулась и вышла вон, по дороге бросив уничтожающий взгляд на Дженни, которая на беду оказалась в дверях гостиной. Весты в комнате не было. Дженни немного погодя вошла к Лестеру и закрыла за собой дверь. Сказать ей было нечего. Лестер, откинув густые волосы с высокого лба, лежал на подушке, усталый и хмурый. «Какая злая ирония судьбы! — думал он. — Теперь она приедет домой и всем все расскажет. Отец узнает, и мать, Роберт, Имоджин, Эми — все узнают. И отрицать невозможно: Луиза видела достаточно». Лестер в задумчивости устремил взгляд на стену.
Тем временем Дженни, занимаясь своими домашними делами, тоже предавалась размышлениям. Так вот какого мнения о ней другая женщине! Теперь понятно, что думает свет. До семьи Лестера ей так же далеко, как до другой планеты. Для его родителей, братьев и сестер она дурная женщина, неизмеримо ниже его по своему положению в обществе, неизмеримо ниже его морально и умственно, она уличная девка, тварь. А она-то надеялась со временем восстановить свою репутацию. Эта мысль была ей всего больнее, ранила как ножом. Да, она действительно дурная и низкая в глазах Луизы, в глазах света, а главное, в глазах Лестера. Может ли быть иначе? Она молчала и не жаловалась, но боль унижения и стыда не отпускала ее. Ах, если бы как-нибудь оправдаться во мнении всех этих людей; жить честно, стать порядочной женщиной! Как это сделать? Добиться этого необходимо, но как?
Глава XXXIII
Луиза, глубоко уязвленная в своей семейной гордости, тут же возвратилась в Цинциннати, где и рассказала про свое открытие, не скупясь на подробности. По ее словам, ей отворила дверь «совсем простая, глупая на вид женщина», которая, услышав, кто она, даже не пригласила ее войти, а застыла на месте «с самым, что ни на есть виноватым выражением лица». Лестер — тот вел себя бессовестно, так и выложил ей всю правду. Когда она спросила, чей это ребенок живет с ними, он отказался ответить. «Не мой», — вот и все, что он ей сказал.
— Ах, боже мой, боже мой! — вздыхала миссис Кейн, первой узнавшая новость. — Мой сын, мой Лестер! Как он мог?
— И такая низкая тварь! — не уставала восклицать Луиза, словно желая бесконечным повторением придать больше убедительности своим словам.
— Я пошла туда просто потому, что хотела ему помочь, — продолжала она. — Мне сказали, что он нездоров, я думала, может быть, он серьезно заболел. Разве могла я предположить?..
— Бедный Лестер! — воскликнула мать. — Подумать только, что он мог до этого дойти!
Миссис Кейн попыталась разобраться в трудной задаче, но, не зная, с какой меркой к ней подойти, вызвала по телефону мужа, который пришел с фабрики и выслушал рассказ молча, с застывшим лицом. Так, значит, Лестер открыто живет с женщиной, о которой они до сих пор даже не слышали. Что же им предпринять? Родительский авторитет не поможет. Лестер сам себе авторитет, это сильная натура, и на упреки он ответит равнодушием, а может быть, и даст отпор. Если попытаться на него воздействовать, нужно пустить в ход дипломатию.
Арчибалд Кейн возвратился на фабрику огорченный и негодующий, с твердым решением что-то предпринять. Вечером у него состоялась беседа с Робертом, который сознался, что до него уже доходили тревожные слухи, но он предпочитал молчать. Миссис Кейн подала мысль — не съездить ли Роберту в Чикаго поговорить с Лестером.
— Он обязан понять, что своим поведением наносит себе непоправимый вред, — сказал старик Кейн. — Такие вещи никому не сходят безнаказанно. Он должен либо жениться на этой женщине, либо порвать с нею. Так и передай ему от меня.
— Все это очень хорошо, — сказал Роберт, — но кто будет его убеждать? У меня, по правде сказать, нет желания этим заниматься.
— Я не теряю надежды, — сказал старик. — Ты поезжай, попробуй. Вреда от этого не будет. А может, он и одумается.
— Едва ли, — возразил Роберт — Он большой упрямец. Особой пользы я в таких разговорах не вижу Но раз ты просишь, я, конечно, съезжу. И маме этого хочется.
— Да, да, — сказал вконец расстроенный старик, — ты все-таки съезди.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101