Следы Изулт там, где они пересекали мягкий грунт были тоже уничтожены или спрятаны в деревьях и камнях. Припав к земле в сгущающемся мраке, Дженни дохнула на кристалл и прошептала: – Изулт?
Прошло несколько мгновений. У девушки не было собственного магического камня, и судя по всему, она склонилась над лужей за черным ходом.
– Изулт, я здесь. Я вхожу.
И если это ловушка, подумала она с кривой усмешкой, пусть мне будет стыдно.
Дом был разграблен много лет назад. Каменные стены жилища, где жила семья (до тех пор, пока не опустилась и не стала попрошайничать, потихоньку подворовывая по ночам), были обугленными и закопчеными. Грязные норки и холмики повсюду, где грабби в действительности спали и хранили еду, выглядели неповрежденными, но Дженни видела, что все входы были заделаны, оставляя обитателей умирать с голоду. В отличие от мьюинков, которые нападали на путешественников, потом убивали их и съедали, род грабби кормился отбросами, подбирая колосья на полях и помойках, и порой – украденным цыпленком или коровой. Однако в каком-то смысле их презирали даже больше: жестокие выродки, не имеющие никаких законов и знаний. Пелланор, который начал со стремления править всеми, кого нашел в этой части Уинтерленда, кончил тем, что просто изгнал их.
Сначала Дженни никак не могла заметить Изулт. Но она терпеливо ждала, показывая, что больше никого нет. Через несколько минут девушка выползла из одной из нор и встала, выдергивая из волос грязь. – Не давайте им меня забрать, – прошептала она и оглянулась. – Пожалуйста. – Под глазами у нее были синяки.
– Я обещаю. – По наклону головы Дженни увидела, что Я обещаю было чем-то из детства, чем-то, что означает – ее обманут.
– Вы заберите меня отсюда, ладно? – Изулт дрожала, но не сделала ни малейшей попытки убежать, когда Дженни подошла и мягко ее обняла. Она словно положила руки на деревянную куклу. – Мне все равно, даже если вы отдадите меня Роклис или демонам, или еще что. Я просто не могу больше с ним.
А если он вернется, подумала Дженни, вглядываясь в затененные глаза, ты снова полетишь к нему, и ты это знаешь. Однако если она оставит Пелланора сейчас, чтобы доставить это несчастное дитя на юго-запад, в Корфлин, то в Палмогрине, когда она вернется, будут только трупы. Она знала это так же отчетливо, как если бы видела в магическом камне.
– Ты можешь остаться здесь еще не сутки? – спросила она. – Я не могу оставить моих друзей, никак, пока не приму мер предосторожности для их безопасности. Балгодорус подумает, что ты в крепости с нами. Я заставлю его так думать. Он не будет охотиться на тебя здесь. Или ты хотела бы путешествовать в Корфлин с кем-нибудь еще?
Изулт перепугалась, даже глаза побелели; ее грубоватые детские руки вцепились в пледы Дженни. – А можно мне вас подождать? – спросила она. – Это ж не очень долго? Не должно бы. Ихние заклинания, которые я наложила на оружие, доспехи и все такое у Балгодоруса, мне приходится их накладывать снова каждый день. Они быстро изнашиваются.
Ну разумеется, они бы износились, подумала Дженни с приливом симпатии из-за этой разрушающей разум работы по созданию и воссозданию всех этих заклинаний. Она не может черпать энергию изо дня в день. Она, должно быть, держится из последних сил.
– С тобой тут все будет хорошо? – спросила она. – Я попытаюсь принести тебе еды, но не знаю, смогу ли.
Изулт пожала плечами и потерла нос. – Я и раньше голодала.
– Что бы ты ни делала, – сказала Дженни, открывая сумку, – не выходи за пределы этих стен. Я собираюсь усилить заклинания на них, чтобы люди Балгодоруса, которые тебя ищут, не увидели тебя тут. Они даже дома не увидят и не подумают о нем, будучи здесь. Они подумают, что находятся совсем в другой части леса. Но если ты выйдешь наружу, мало того, что они тебя увидят, но и сами заклинания разрушатся, и этот дом не будет больше защитой.
– Почему? – Изулт последовала за Дженни, когда та выложила пакетики размолотых трав и высушенной волчьей крови, серебристой пыли и охристой земли. Девушка держала руки за спиной, внимательно наблюдая, как Дженни воссоздает защиту на углах и начинает чертить линии силы, чтобы черпать магию неба, звезд и земли.
– Потому что заклинания ограничивают и стабилизируют ситуацию такой, какя она есть, – ответила Дженни. – Энергия движется по линиям, течет по кругу. Как только линии разрушены, энергия вытекает.
– И вы все это учили? – Впервые у нее на лице появилось другое выражение, кроме страха и апатии. – И я могу все это выучить, насчет колдовства? А сколько времени понадобится?
– Много лет. – Дженни наметила линию в воздухе и заметила, что взгляд Изулт проследовал за ней. Зрением мага ана должна видеть сияющий след заклинания. – Я начала учиться, когда была маленькой девочкой. В Холде жила Ледяная Наездница, Ледяная Ведьма…
Она заколебалась, видя, словно это было вчера, а не сорок лет назад, вытянутое изящное лицо, прозрачные глаза, застывшие от презрения к бессильной ярости Лорда Авера. – Сука! – кричал он ей. – Ведьма! – Дженни не могла вспомнить, из-за чего была ссора, если вообще знала. Теперь она поняла, что отец Джона ненавидел эту женщину, которая отдала ему свое тело в насмешку. Потому что он не мог отказаться.
Почему ты здесь? – спросила она однажды Ночную Птицу с искренним любопытством ребенка. – Если ты знаешь всю эту магию, почему ты с Лордом Авером? Ибо даже пятилетним ребенком она видела выражение глаз Ночной Птицы, с которым та рассматривала своего мужа/тюремщика, человека, который захватил ее мечом на поле брани. Почему просто не уйдешь?
Ночная Птица скрестила на груди невозможно тонкие руки. При ее росте, стройности и гибкости (словно у нее не было костей), она всегда казалась скорее рисунком, чем реальной женщиной; ее черные волосы, заплетенные в косы, свисали до бедер. У нее были очень яркие губы, и хотя они были полными и красивой формы, однако была в них та чувствительность, скрытность, что отмечали ее сына. Мой народ изгнал меня из-за моих ошибок и гордыни, сказала она. Они наложили путы, связывающие меня. Однажды они пошлют мне весть, что время моего изгнания прошло.
И. должно быть, так они и сделали. Потому что одним горьким осенним днем, когда ей было одиннадцать, Дженни выбежала из кухни, где спала, к комнатам Госпожи, и обнаружила, что та пропала, она и ее волк с ледяными глазами. Пропала, не сказав ни слова, только снежный водоворот на полу, оставив сбитого с толку рыжеволосого ребенка без матери и сложное любовное заклинание на человеке, который был ее тюремщиком – такое, что он никогда не полюбил снова и ни на ком не женился, чтобы у сына появилась мачеха или соперница памяти о Ночной Птице в его разбитом сердце.
– У Балгодоруса есть Ледяные Наездники, – робко осмелилась заметить Изулт, разрывая долгое молчание Дженни.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93
Прошло несколько мгновений. У девушки не было собственного магического камня, и судя по всему, она склонилась над лужей за черным ходом.
– Изулт, я здесь. Я вхожу.
И если это ловушка, подумала она с кривой усмешкой, пусть мне будет стыдно.
Дом был разграблен много лет назад. Каменные стены жилища, где жила семья (до тех пор, пока не опустилась и не стала попрошайничать, потихоньку подворовывая по ночам), были обугленными и закопчеными. Грязные норки и холмики повсюду, где грабби в действительности спали и хранили еду, выглядели неповрежденными, но Дженни видела, что все входы были заделаны, оставляя обитателей умирать с голоду. В отличие от мьюинков, которые нападали на путешественников, потом убивали их и съедали, род грабби кормился отбросами, подбирая колосья на полях и помойках, и порой – украденным цыпленком или коровой. Однако в каком-то смысле их презирали даже больше: жестокие выродки, не имеющие никаких законов и знаний. Пелланор, который начал со стремления править всеми, кого нашел в этой части Уинтерленда, кончил тем, что просто изгнал их.
Сначала Дженни никак не могла заметить Изулт. Но она терпеливо ждала, показывая, что больше никого нет. Через несколько минут девушка выползла из одной из нор и встала, выдергивая из волос грязь. – Не давайте им меня забрать, – прошептала она и оглянулась. – Пожалуйста. – Под глазами у нее были синяки.
– Я обещаю. – По наклону головы Дженни увидела, что Я обещаю было чем-то из детства, чем-то, что означает – ее обманут.
– Вы заберите меня отсюда, ладно? – Изулт дрожала, но не сделала ни малейшей попытки убежать, когда Дженни подошла и мягко ее обняла. Она словно положила руки на деревянную куклу. – Мне все равно, даже если вы отдадите меня Роклис или демонам, или еще что. Я просто не могу больше с ним.
А если он вернется, подумала Дженни, вглядываясь в затененные глаза, ты снова полетишь к нему, и ты это знаешь. Однако если она оставит Пелланора сейчас, чтобы доставить это несчастное дитя на юго-запад, в Корфлин, то в Палмогрине, когда она вернется, будут только трупы. Она знала это так же отчетливо, как если бы видела в магическом камне.
– Ты можешь остаться здесь еще не сутки? – спросила она. – Я не могу оставить моих друзей, никак, пока не приму мер предосторожности для их безопасности. Балгодорус подумает, что ты в крепости с нами. Я заставлю его так думать. Он не будет охотиться на тебя здесь. Или ты хотела бы путешествовать в Корфлин с кем-нибудь еще?
Изулт перепугалась, даже глаза побелели; ее грубоватые детские руки вцепились в пледы Дженни. – А можно мне вас подождать? – спросила она. – Это ж не очень долго? Не должно бы. Ихние заклинания, которые я наложила на оружие, доспехи и все такое у Балгодоруса, мне приходится их накладывать снова каждый день. Они быстро изнашиваются.
Ну разумеется, они бы износились, подумала Дженни с приливом симпатии из-за этой разрушающей разум работы по созданию и воссозданию всех этих заклинаний. Она не может черпать энергию изо дня в день. Она, должно быть, держится из последних сил.
– С тобой тут все будет хорошо? – спросила она. – Я попытаюсь принести тебе еды, но не знаю, смогу ли.
Изулт пожала плечами и потерла нос. – Я и раньше голодала.
– Что бы ты ни делала, – сказала Дженни, открывая сумку, – не выходи за пределы этих стен. Я собираюсь усилить заклинания на них, чтобы люди Балгодоруса, которые тебя ищут, не увидели тебя тут. Они даже дома не увидят и не подумают о нем, будучи здесь. Они подумают, что находятся совсем в другой части леса. Но если ты выйдешь наружу, мало того, что они тебя увидят, но и сами заклинания разрушатся, и этот дом не будет больше защитой.
– Почему? – Изулт последовала за Дженни, когда та выложила пакетики размолотых трав и высушенной волчьей крови, серебристой пыли и охристой земли. Девушка держала руки за спиной, внимательно наблюдая, как Дженни воссоздает защиту на углах и начинает чертить линии силы, чтобы черпать магию неба, звезд и земли.
– Потому что заклинания ограничивают и стабилизируют ситуацию такой, какя она есть, – ответила Дженни. – Энергия движется по линиям, течет по кругу. Как только линии разрушены, энергия вытекает.
– И вы все это учили? – Впервые у нее на лице появилось другое выражение, кроме страха и апатии. – И я могу все это выучить, насчет колдовства? А сколько времени понадобится?
– Много лет. – Дженни наметила линию в воздухе и заметила, что взгляд Изулт проследовал за ней. Зрением мага ана должна видеть сияющий след заклинания. – Я начала учиться, когда была маленькой девочкой. В Холде жила Ледяная Наездница, Ледяная Ведьма…
Она заколебалась, видя, словно это было вчера, а не сорок лет назад, вытянутое изящное лицо, прозрачные глаза, застывшие от презрения к бессильной ярости Лорда Авера. – Сука! – кричал он ей. – Ведьма! – Дженни не могла вспомнить, из-за чего была ссора, если вообще знала. Теперь она поняла, что отец Джона ненавидел эту женщину, которая отдала ему свое тело в насмешку. Потому что он не мог отказаться.
Почему ты здесь? – спросила она однажды Ночную Птицу с искренним любопытством ребенка. – Если ты знаешь всю эту магию, почему ты с Лордом Авером? Ибо даже пятилетним ребенком она видела выражение глаз Ночной Птицы, с которым та рассматривала своего мужа/тюремщика, человека, который захватил ее мечом на поле брани. Почему просто не уйдешь?
Ночная Птица скрестила на груди невозможно тонкие руки. При ее росте, стройности и гибкости (словно у нее не было костей), она всегда казалась скорее рисунком, чем реальной женщиной; ее черные волосы, заплетенные в косы, свисали до бедер. У нее были очень яркие губы, и хотя они были полными и красивой формы, однако была в них та чувствительность, скрытность, что отмечали ее сына. Мой народ изгнал меня из-за моих ошибок и гордыни, сказала она. Они наложили путы, связывающие меня. Однажды они пошлют мне весть, что время моего изгнания прошло.
И. должно быть, так они и сделали. Потому что одним горьким осенним днем, когда ей было одиннадцать, Дженни выбежала из кухни, где спала, к комнатам Госпожи, и обнаружила, что та пропала, она и ее волк с ледяными глазами. Пропала, не сказав ни слова, только снежный водоворот на полу, оставив сбитого с толку рыжеволосого ребенка без матери и сложное любовное заклинание на человеке, который был ее тюремщиком – такое, что он никогда не полюбил снова и ни на ком не женился, чтобы у сына появилась мачеха или соперница памяти о Ночной Птице в его разбитом сердце.
– У Балгодоруса есть Ледяные Наездники, – робко осмелилась заметить Изулт, разрывая долгое молчание Дженни.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93