Он скрипел, трещал, казалось, что сварные швы на его корпусе не выдержат такого напряжения и лопнут, машина начнет разваливаться, теряя сперва крылья, потом выпадут двери, сорвется брезентовая крыша. Он трансформируется в модификацию, предназначенную для более теплого климата: для Африки, Средней Азии или Латинской Америки. Потом останется только рама со все еще работающим двигателем, а затем и она осядет носом в снег, потому что сдуются шины.
Алазаев поймал на мушку автомата смутно видневшегося за лобовым стеклом водителя. Стрельнуть или не стрельнуть - вот в чем вопрос. Водителя убить нетрудно, но потерявшая управление машина может перевернуться, пассажиры получат травмы. Зачем рисковать?
Машину постоянно заносило от того, что задние колеса старались обогнать передние. Чтобы не дать им этого сделать, водитель с нечеловеческой скоростью вертел руль, который, кстати, не снабдили гидроусилителем, и потому он требовал колоссальных усилий - час такой дороги накачивал мышцы на руках получше любого тренажерного зала, причем бесплатно.
Малик бежал навстречу автомобилю, смешно размахивая руками. Он то ли отбивался от насекомых, то ли вообразил себя мельницей или вертолетом. Задыхаясь, он что-то кричал, но ветер уносил в сторону почти все слова. На холм, на котором укрылись боевики, ветер забрасывал какие-то обрывки, точно Малик в одночасье выучил непонятный язык и теперь изъяснялся только на нем, забыв родной.
Водитель, увидев приближающегося человека, ударил по тормозам. Колеса, взвизгнув, замерли - их заклинило, будто в них кто-то загнал железный штырь, но машина продолжала ехать вперед, как на лыжах, медленно разворачиваясь левым боком, надвигаясь, как снежная лавина, на остановившегося и онемевшего Малика. Колеса загребали снег, счищали его с дороги, как скребки. Малик стоял, как столб, который установили посреди дороги сильно подвыпившие ремонтники, и боялся сойти с места, точно очертил вокруг себя мелом круг, через который не могла пробраться никакая нечистая сила, а к ней можно было отнести и извергающий черный дым и пышущий жаром автомобиль - этакий дракон, сделанный колдуном-неоконструктивистом.
"Газик" сбил бы его, как бита городошную фигуру, как шар для боулинга кеглю. Алазаев закрыл глаза, потому что ему было больно видеть, как Малика превращают в мешок из невыделанной кожи, набитый переломанными костями, причем помешать этому, даже если выпустит по автомобилю весь автоматный рожок, а потом еще один, он все равно не сможет. Сердце защемило, только бы не издохнуть от сердечного приступа.
Малик сдвинулся с места, сделал сперва один нерешительный шаг, потом другой, гипнотическое очарование надвигающейся смерти ослабло, он отскочил в сторону - прямо на обочину, которая казалась такой же твердой, что и дорога, но на самом деле оказалась ненадежной, как болотная топь, в которую он провалился по колени.
Автомобиль, едва не задев его, припорошив снегом и обдав ветром, проскочил мимо, остановился, оставив Малика метрах в десяти позади себя.
Водитель ногой пихнул дверь. На ней синей изолентой были выведены две буквы - TV.
Дверь отворилась, болталась на петлях туда и обратно. В эту секунду автомобиль стал напоминать старую развалившуюся избушку.
Малик выбрался из снежной топи. Коленки его дрожали от пережитого страха. Шел он нетвердой походкой, точно сильно нагрузившись спиртным. Ноги прогибались в коленках, тело клонилось к земле, и, чтобы не упасть, Малик, доковыляв до машины, ухватился за борт, как за спасательный круг.
- Ты что под колеса лезешь? - закричал водитель.
Он спрыгнул в снег, распрямился и смотрел на Малика. У того дрожали губы, отвечал он заикаясь, точно сильно продрог, с трудом складывая в слова отдельные звуки, чему очень мешали стучащие друг о друга зубы.
- Т-там-м, рас-ссс-т-тяжка на до-дор-роге.
На водителе был серый маскировочный комбинезон, но без знаков отличия и нашивок, говорящих о его принадлежности к тому или иному подразделению. Очевидно, водитель был штатским, а комбинезон раздобыл либо на базаре, либо выпросил у федералов, у которых на складах такого добра хватило бы, чтобы одеть армию, по численности не уступающую той, что была в Советском Союзе.
Водитель стоял раскованно, широко расставив ноги. Он никого не боялся, смотрел на Малика с каким-то пренебрежением и превосходством, точно хозяин, к которому подбирается недостойный слуга, чтобы вымаливать прощение. Он недоволен тем, что слуга идет, а не ползет на коленях. Водителю очень подошла бы в эту минуту сигара, гуляющая из одного угла рта в другой, а в руке - стек или плетка, которыми он должен отхлестать провинившегося слугу, чтобы впредь он никаких ошибок не совершал и не становился причиной беспокойств для хозяина. Слишком самоуверенный тип. И это несмотря на грязную черную куртку, затертые вылинявшие джинсы и стоптанные ботинки, несмотря на небритость, синяки под глазами от недосыпа и запущенный опухший вид, будто минувшим вечером водитель страшно пил и все еще мучился от похмелья. Изо рта у него несло не спиртным, а табаком, смешанным с чем-то кислым. Он обнажил желтые зубы. С одного взгляда становилось понятно, что он не следует советам рекламы, зубы чистит очень редко, совершенно не заботясь об их белизне. Он был выше Малика минимум на две головы и примерно в полтора раза шире его в плечах. Малик смотрелся рядом с ним этаким пигмеем или обычным человеком, но попавшим в страну великанов. В присутствии таких людей Малик испытывал чувство неполноценности из-за своей комплекции, замыкался, становился угрюмым и старался побыстрее уйти куда-нибудь, чтобы и его никто не видел, и ему на глаза не попадались такие великаны.
Отворились задние дверцы машины. На снег по обе стороны автомобиля вывалилось еще два человека. Один из них поскользнулся, невольно толкнул Малика. Тот полетел прямо на водителя, который, чтобы избежать столкновения, выставил вперед руки, но получилось, что он будто приготовил их для объятий и спешит заключить в них Малика. Тот не преминул этим воспользоваться, налетел на водителя, легонько сжал его, а потом отступил на шаг-другой.
Окровавленное лезвие кинжала тускло блеснуло в его руке.
Водитель крякнул. На лице его появилось недоумение. До бронтозавра так же долго доходит, что на него кто-то напал, вгрызается в бок огромными челюстями, но боль еще не докатилась до мозга. Водитель начал медленно оседать в снег, а ноги его словно плавились, как кусочек масла, попавший на горячую сковородку. Они подломились. Водитель осел на колени, откинулся назад, а потом и вовсе сложился, совсем как резиновая надувная кукла, из которой наполовину спустили воздух.
- Э-э-э?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106
Алазаев поймал на мушку автомата смутно видневшегося за лобовым стеклом водителя. Стрельнуть или не стрельнуть - вот в чем вопрос. Водителя убить нетрудно, но потерявшая управление машина может перевернуться, пассажиры получат травмы. Зачем рисковать?
Машину постоянно заносило от того, что задние колеса старались обогнать передние. Чтобы не дать им этого сделать, водитель с нечеловеческой скоростью вертел руль, который, кстати, не снабдили гидроусилителем, и потому он требовал колоссальных усилий - час такой дороги накачивал мышцы на руках получше любого тренажерного зала, причем бесплатно.
Малик бежал навстречу автомобилю, смешно размахивая руками. Он то ли отбивался от насекомых, то ли вообразил себя мельницей или вертолетом. Задыхаясь, он что-то кричал, но ветер уносил в сторону почти все слова. На холм, на котором укрылись боевики, ветер забрасывал какие-то обрывки, точно Малик в одночасье выучил непонятный язык и теперь изъяснялся только на нем, забыв родной.
Водитель, увидев приближающегося человека, ударил по тормозам. Колеса, взвизгнув, замерли - их заклинило, будто в них кто-то загнал железный штырь, но машина продолжала ехать вперед, как на лыжах, медленно разворачиваясь левым боком, надвигаясь, как снежная лавина, на остановившегося и онемевшего Малика. Колеса загребали снег, счищали его с дороги, как скребки. Малик стоял, как столб, который установили посреди дороги сильно подвыпившие ремонтники, и боялся сойти с места, точно очертил вокруг себя мелом круг, через который не могла пробраться никакая нечистая сила, а к ней можно было отнести и извергающий черный дым и пышущий жаром автомобиль - этакий дракон, сделанный колдуном-неоконструктивистом.
"Газик" сбил бы его, как бита городошную фигуру, как шар для боулинга кеглю. Алазаев закрыл глаза, потому что ему было больно видеть, как Малика превращают в мешок из невыделанной кожи, набитый переломанными костями, причем помешать этому, даже если выпустит по автомобилю весь автоматный рожок, а потом еще один, он все равно не сможет. Сердце защемило, только бы не издохнуть от сердечного приступа.
Малик сдвинулся с места, сделал сперва один нерешительный шаг, потом другой, гипнотическое очарование надвигающейся смерти ослабло, он отскочил в сторону - прямо на обочину, которая казалась такой же твердой, что и дорога, но на самом деле оказалась ненадежной, как болотная топь, в которую он провалился по колени.
Автомобиль, едва не задев его, припорошив снегом и обдав ветром, проскочил мимо, остановился, оставив Малика метрах в десяти позади себя.
Водитель ногой пихнул дверь. На ней синей изолентой были выведены две буквы - TV.
Дверь отворилась, болталась на петлях туда и обратно. В эту секунду автомобиль стал напоминать старую развалившуюся избушку.
Малик выбрался из снежной топи. Коленки его дрожали от пережитого страха. Шел он нетвердой походкой, точно сильно нагрузившись спиртным. Ноги прогибались в коленках, тело клонилось к земле, и, чтобы не упасть, Малик, доковыляв до машины, ухватился за борт, как за спасательный круг.
- Ты что под колеса лезешь? - закричал водитель.
Он спрыгнул в снег, распрямился и смотрел на Малика. У того дрожали губы, отвечал он заикаясь, точно сильно продрог, с трудом складывая в слова отдельные звуки, чему очень мешали стучащие друг о друга зубы.
- Т-там-м, рас-ссс-т-тяжка на до-дор-роге.
На водителе был серый маскировочный комбинезон, но без знаков отличия и нашивок, говорящих о его принадлежности к тому или иному подразделению. Очевидно, водитель был штатским, а комбинезон раздобыл либо на базаре, либо выпросил у федералов, у которых на складах такого добра хватило бы, чтобы одеть армию, по численности не уступающую той, что была в Советском Союзе.
Водитель стоял раскованно, широко расставив ноги. Он никого не боялся, смотрел на Малика с каким-то пренебрежением и превосходством, точно хозяин, к которому подбирается недостойный слуга, чтобы вымаливать прощение. Он недоволен тем, что слуга идет, а не ползет на коленях. Водителю очень подошла бы в эту минуту сигара, гуляющая из одного угла рта в другой, а в руке - стек или плетка, которыми он должен отхлестать провинившегося слугу, чтобы впредь он никаких ошибок не совершал и не становился причиной беспокойств для хозяина. Слишком самоуверенный тип. И это несмотря на грязную черную куртку, затертые вылинявшие джинсы и стоптанные ботинки, несмотря на небритость, синяки под глазами от недосыпа и запущенный опухший вид, будто минувшим вечером водитель страшно пил и все еще мучился от похмелья. Изо рта у него несло не спиртным, а табаком, смешанным с чем-то кислым. Он обнажил желтые зубы. С одного взгляда становилось понятно, что он не следует советам рекламы, зубы чистит очень редко, совершенно не заботясь об их белизне. Он был выше Малика минимум на две головы и примерно в полтора раза шире его в плечах. Малик смотрелся рядом с ним этаким пигмеем или обычным человеком, но попавшим в страну великанов. В присутствии таких людей Малик испытывал чувство неполноценности из-за своей комплекции, замыкался, становился угрюмым и старался побыстрее уйти куда-нибудь, чтобы и его никто не видел, и ему на глаза не попадались такие великаны.
Отворились задние дверцы машины. На снег по обе стороны автомобиля вывалилось еще два человека. Один из них поскользнулся, невольно толкнул Малика. Тот полетел прямо на водителя, который, чтобы избежать столкновения, выставил вперед руки, но получилось, что он будто приготовил их для объятий и спешит заключить в них Малика. Тот не преминул этим воспользоваться, налетел на водителя, легонько сжал его, а потом отступил на шаг-другой.
Окровавленное лезвие кинжала тускло блеснуло в его руке.
Водитель крякнул. На лице его появилось недоумение. До бронтозавра так же долго доходит, что на него кто-то напал, вгрызается в бок огромными челюстями, но боль еще не докатилась до мозга. Водитель начал медленно оседать в снег, а ноги его словно плавились, как кусочек масла, попавший на горячую сковородку. Они подломились. Водитель осел на колени, откинулся назад, а потом и вовсе сложился, совсем как резиновая надувная кукла, из которой наполовину спустили воздух.
- Э-э-э?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106