кто за границу убежал — это предатель, от него и отречься не грех. Но горд я, внучек, ох как горд! Есть у нас такой семейный грех — гордыня.
А те, кому и доказывать нечего, кто меня кругом правым считал и кто еще и за честь почел бы с крупным ученым породниться… С тем, видишь ли, я сам родниться не стремился… Гордыня, внучек, гордыня… Самое что ни на есть наше семейное заболевание…
И, конечно же, поздно мне уезжать было. Кто же пенсионера проведет на кафедру, на научную работу — по конкурсу, кому нужно… До пенсии, до 60 лет, сидел я себе тихо в Магадане. А сам для себя давно решил — после пенсии ни дня не задержусь. И пенсия приличная, и деньги у меня были, на сто лет хватит. Автор кучи рацпредложений, премии большие, да и золото…
Вот в 1962 году вышел я на пенсию и как работник Севера имел право прописаться, где хочу. Я выбрал Ленинград, и дали мне там квартиру. Как одинокому — однокомнатную. Потом уже я свой, двухкомнатный кооператив построил, на Мореса Тореза… Ну, и консультантом во ВСЕГЕИ, и у геологов в Горном — тоже стал гораздо позже.
Вот семейную дачу я быстро нашел и откупил. Ее хозяин просто обалдел, когда я ему свою цену назвал. И стал жить все больше на даче, той самой, где росли мы втроем — я, Василий и Софья.
Ну вот, Володя, и моя первая тайна. Так сказать, семейная тайна. Теперь ты знаешь, что есть у нее, у тайны, иностранное продолжение, но вот его-то я совсем не ведаю. Как ушли отец и брат в 1929 — как в воду канули. Очень может быть, они и сейчас там живут — по крайней мере, мой брат вполне жить еще может. И очень может быть, есть у тебя тоже братья, потому что почему бы Василию там не завести жену и детей?
Так что тебе, внук, никак нельзя идти ни в КГБ, ни в армию, ни в дипломаты. Я же говорю — свою родословную ты сам можешь и не знать. Но они, в КГБ, — знают!
Ты можешь сам не знать, что твой дед — эмигрант. Но в КГБ и в дипломаты тебя не возьмут. А в армии ты продвинешься в лучшем случае до полковника. Это в самом лучшем случае. А генералами станут менее способные, менее умные, но зато с хорошей биографией. Это называется «чистая» биография. У тебя такой биографии нет.
А теперь о том, кто же я — законченный негодяй, погубитель жены или все-таки не такой страшный тип? Скажу так: мать и права, и не права. Она совершенно права, если исходить из вечных истин. Из того, что человек должен делать, что заповедано ему законами Божьими и человеческими. Но вы не жили в это проклятое время… Мама не права, если подумать, что именно я сохранил ее. Что если бы я действовал иначе, не было бы ни меня, ни ее, ни тебя. Я долго чувствовал себя виноватым… Ведь я отрекался и предавал. А сейчас, подойдя к концу жизни, я думаю, что мама могла бы быть мне более благодарной.
Ну, и последнее… В этом тайном ящике стола лежит мой дневник. Там — наша родословная. Все имена, отчества, фамилии, кто где жил. Все сведения, которые я успел собрать. Там же и золото. Есть множество способов собирать золото, копить, прятать в тайге. Где-то в конце 1930-х я все ждал, когда за мной придут. Понимаешь, не «если придут», а именно — «когда придут».
Юкагиры знакомые были, говорили, что пожалуйста, укроем… Там такие места были, я и сам их знал, что можно было пол-России спрятать, никому и в голову не придет…
Была мысль и про побег. Махнуть через пролив на вертолете или поехать в экспедицию на Чукотский полуостров. И сбежать.
А для «сбежать» надо и золото. Посмотри в глубине, Володя, — там в брезентовом мешочке есть намного, килограммов 12 . Ты, вообще-то, молод, внук; тебе рано заниматься семейным состоянием. Но что поделать?! Я уже умираю. Ты, если не расточишь моего наследства по-дурному, должен вырасти в мужчину очень даже серьезного.
Поэтому моя просьба — на золото посмотри, а потом забудь про него лет на десять, а можно — и пятнадцать. Все равно ты сейчас ни сбыть его не сумеешь, ни деньгами воспользоваться не сможешь. Подожди…
И еще совет — купи машину. Купи на деньги, которые получишь официально, через адвокатов. Тогда сразу многие поверят, что деньги ты спустил, ими не интересуешься, и никто за тобой особенно следить не станет».
Володя покопался в ящике, вытащил тяжелый брезентовый мешочек. В мешочке было несколько очень тяжелых металлических брусков, множество мелких, словно бы перекрученных самородков причудливой формы…
Незаметно стемнело. Володя зажег лампу. Теперь мягкий желтый круг лег на стол, на дедово письмо, зазолотил корешки книг, дал отблеск от стеклянных дверец… А за окном догорал закат, накатывала темнота, и было особенно темно и ветрено. Володя постелил, забрался с ногами в постель и принялся снова читать.
«Володя, милый, я и так возлагаю на тебя ответственность, не очень свойственную твоим годам. Я сваливаю на тебя и наследство, и семейную историю. Но что поделать! Больше некому. Завещать продолжение твоим родителям я не могу. Я уже намекнул, что мама выбирала тебе отца никак не по своему отцу. Скорее наоборот, она искала всего, чего не было и нет у меня. И скажи-ка по совести, внук, — кто в вашей семье принимает решения? Кто главнее? И если уж на то пошло — ведь твоему папе это нравится, вот что самое удивительное… То есть это для меня — удивительное. Думаю, что будет удивительно и для тебя, когда ты до конца вырастешь, — в тебе, Володенька, есть некоторые семейные черты, не из числа самых худших. Например, неукротимая воля; колоссальный заряд упрямства; работоспособность; жажда успеха; умение все делать творчески. Придет время, и все это скажется.
Если я все завещаю дочери или твоему отцу, для нее станет страшно важно или отказаться от наследства, или расточить его, то есть доказать и себе, и другим, что ей это все не нужно. Да и просто отомстить мне, рассчитаться со мной за мать и за ту давнюю ложь. Твоя мама не хочет и не может быть ни наследницей, ни продолжательницей. Для нее все семейное раз и навсегда заклеймено предательством.
А твой отец вряд ли вообще имеет какое-то свое мнение. И если даже я завещаю что-то именно ему, он со всякой мелочью побежит к маме… и распоряжаться будет все равно твоя мама.
Поэтому у меня просьба — распоряжайся всем сам, ладно? Родителям помогай, но живи сам. И думай тоже сам.
А тебя твои качества рано или поздно приведут к тому, что ты станешь моим наследником. Человек с твоими личными качествами неизбежно становится крупным специалистом. Таким, которого и начальство ценит, и сослуживцы, и клиенты. Если ты всерьез займешься наукой — быть тебе крупным ученым. И человеком будешь заметным, крупным, в толпе не затеряешься. Из таких вырастают превосходные главы семей. И люди к ним тянутся. И женщины любят. Семейные качества неизбежно сделают тебя тем, кто принимает наследство.
Большой интеллект пытается понимать и то, что происходит с ним самим.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141
А те, кому и доказывать нечего, кто меня кругом правым считал и кто еще и за честь почел бы с крупным ученым породниться… С тем, видишь ли, я сам родниться не стремился… Гордыня, внучек, гордыня… Самое что ни на есть наше семейное заболевание…
И, конечно же, поздно мне уезжать было. Кто же пенсионера проведет на кафедру, на научную работу — по конкурсу, кому нужно… До пенсии, до 60 лет, сидел я себе тихо в Магадане. А сам для себя давно решил — после пенсии ни дня не задержусь. И пенсия приличная, и деньги у меня были, на сто лет хватит. Автор кучи рацпредложений, премии большие, да и золото…
Вот в 1962 году вышел я на пенсию и как работник Севера имел право прописаться, где хочу. Я выбрал Ленинград, и дали мне там квартиру. Как одинокому — однокомнатную. Потом уже я свой, двухкомнатный кооператив построил, на Мореса Тореза… Ну, и консультантом во ВСЕГЕИ, и у геологов в Горном — тоже стал гораздо позже.
Вот семейную дачу я быстро нашел и откупил. Ее хозяин просто обалдел, когда я ему свою цену назвал. И стал жить все больше на даче, той самой, где росли мы втроем — я, Василий и Софья.
Ну вот, Володя, и моя первая тайна. Так сказать, семейная тайна. Теперь ты знаешь, что есть у нее, у тайны, иностранное продолжение, но вот его-то я совсем не ведаю. Как ушли отец и брат в 1929 — как в воду канули. Очень может быть, они и сейчас там живут — по крайней мере, мой брат вполне жить еще может. И очень может быть, есть у тебя тоже братья, потому что почему бы Василию там не завести жену и детей?
Так что тебе, внук, никак нельзя идти ни в КГБ, ни в армию, ни в дипломаты. Я же говорю — свою родословную ты сам можешь и не знать. Но они, в КГБ, — знают!
Ты можешь сам не знать, что твой дед — эмигрант. Но в КГБ и в дипломаты тебя не возьмут. А в армии ты продвинешься в лучшем случае до полковника. Это в самом лучшем случае. А генералами станут менее способные, менее умные, но зато с хорошей биографией. Это называется «чистая» биография. У тебя такой биографии нет.
А теперь о том, кто же я — законченный негодяй, погубитель жены или все-таки не такой страшный тип? Скажу так: мать и права, и не права. Она совершенно права, если исходить из вечных истин. Из того, что человек должен делать, что заповедано ему законами Божьими и человеческими. Но вы не жили в это проклятое время… Мама не права, если подумать, что именно я сохранил ее. Что если бы я действовал иначе, не было бы ни меня, ни ее, ни тебя. Я долго чувствовал себя виноватым… Ведь я отрекался и предавал. А сейчас, подойдя к концу жизни, я думаю, что мама могла бы быть мне более благодарной.
Ну, и последнее… В этом тайном ящике стола лежит мой дневник. Там — наша родословная. Все имена, отчества, фамилии, кто где жил. Все сведения, которые я успел собрать. Там же и золото. Есть множество способов собирать золото, копить, прятать в тайге. Где-то в конце 1930-х я все ждал, когда за мной придут. Понимаешь, не «если придут», а именно — «когда придут».
Юкагиры знакомые были, говорили, что пожалуйста, укроем… Там такие места были, я и сам их знал, что можно было пол-России спрятать, никому и в голову не придет…
Была мысль и про побег. Махнуть через пролив на вертолете или поехать в экспедицию на Чукотский полуостров. И сбежать.
А для «сбежать» надо и золото. Посмотри в глубине, Володя, — там в брезентовом мешочке есть намного, килограммов 12 . Ты, вообще-то, молод, внук; тебе рано заниматься семейным состоянием. Но что поделать?! Я уже умираю. Ты, если не расточишь моего наследства по-дурному, должен вырасти в мужчину очень даже серьезного.
Поэтому моя просьба — на золото посмотри, а потом забудь про него лет на десять, а можно — и пятнадцать. Все равно ты сейчас ни сбыть его не сумеешь, ни деньгами воспользоваться не сможешь. Подожди…
И еще совет — купи машину. Купи на деньги, которые получишь официально, через адвокатов. Тогда сразу многие поверят, что деньги ты спустил, ими не интересуешься, и никто за тобой особенно следить не станет».
Володя покопался в ящике, вытащил тяжелый брезентовый мешочек. В мешочке было несколько очень тяжелых металлических брусков, множество мелких, словно бы перекрученных самородков причудливой формы…
Незаметно стемнело. Володя зажег лампу. Теперь мягкий желтый круг лег на стол, на дедово письмо, зазолотил корешки книг, дал отблеск от стеклянных дверец… А за окном догорал закат, накатывала темнота, и было особенно темно и ветрено. Володя постелил, забрался с ногами в постель и принялся снова читать.
«Володя, милый, я и так возлагаю на тебя ответственность, не очень свойственную твоим годам. Я сваливаю на тебя и наследство, и семейную историю. Но что поделать! Больше некому. Завещать продолжение твоим родителям я не могу. Я уже намекнул, что мама выбирала тебе отца никак не по своему отцу. Скорее наоборот, она искала всего, чего не было и нет у меня. И скажи-ка по совести, внук, — кто в вашей семье принимает решения? Кто главнее? И если уж на то пошло — ведь твоему папе это нравится, вот что самое удивительное… То есть это для меня — удивительное. Думаю, что будет удивительно и для тебя, когда ты до конца вырастешь, — в тебе, Володенька, есть некоторые семейные черты, не из числа самых худших. Например, неукротимая воля; колоссальный заряд упрямства; работоспособность; жажда успеха; умение все делать творчески. Придет время, и все это скажется.
Если я все завещаю дочери или твоему отцу, для нее станет страшно важно или отказаться от наследства, или расточить его, то есть доказать и себе, и другим, что ей это все не нужно. Да и просто отомстить мне, рассчитаться со мной за мать и за ту давнюю ложь. Твоя мама не хочет и не может быть ни наследницей, ни продолжательницей. Для нее все семейное раз и навсегда заклеймено предательством.
А твой отец вряд ли вообще имеет какое-то свое мнение. И если даже я завещаю что-то именно ему, он со всякой мелочью побежит к маме… и распоряжаться будет все равно твоя мама.
Поэтому у меня просьба — распоряжайся всем сам, ладно? Родителям помогай, но живи сам. И думай тоже сам.
А тебя твои качества рано или поздно приведут к тому, что ты станешь моим наследником. Человек с твоими личными качествами неизбежно становится крупным специалистом. Таким, которого и начальство ценит, и сослуживцы, и клиенты. Если ты всерьез займешься наукой — быть тебе крупным ученым. И человеком будешь заметным, крупным, в толпе не затеряешься. Из таких вырастают превосходные главы семей. И люди к ним тянутся. И женщины любят. Семейные качества неизбежно сделают тебя тем, кто принимает наследство.
Большой интеллект пытается понимать и то, что происходит с ним самим.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141