— Откуда вы? Где русские девушки ходят в штанах, расскажите мне? И как вы попали сюда?
Говорить было нельзя, бессмысленно. И не говорить было нельзя. Прождав с четверть минуты, Миша прыгнул в холодную воду.
— Мы из будущего.
Еще несколько мгновений тишины. Только шипит масляный светильник, впиваются глаза в глаза.
— Объясни мне еще раз, я не понял.
— Вы живете в XV веке от рождения Христа. А мы живем в XX веке, — объяснила Асиньяру Маша.
— Ты тоже думаешь так? — перевел Асиньяр взгляд на Мишу. Миша давно понял, что Асиньяр будет иметь дело именно с ним, и только с ним. Даже если Маша будет что-то знать и уметь лучше его, Миши, этого никогда не удастся объяснить такому человеку, как Асиньяр. И его раздражало, что Машка с дурным девчачьим упрямством не хочет этого понимать… или не хочет признавать, что это так.
— Ты хочешь сказать, что я умер пять веков назад? Или что ты и твоя жена родитесь спустя пять веков?
Асиньяр впервые улыбнулся. Жесткое, аскетичное лицо не стало красивее, но стало несравненно симпатичнее.
— Я не жена! — возмутилась Маша. — Он мой брат!
— Хорошо, пусть будет твоя сестра. Ты думаешь, что я покойник?
— Нет-нет, — зачастил Миша и вовремя сообразил, добавил: — хан. Нет-нет, хан, и вы живы, и мы уже родились. Но мы знаем, у вас скоро будет восстание язычников. Его возглавят Кащей и Колоброд. Они убьют священника, Ульяна Тимофеевича, и сожгут церковь. А вы их не сумеете отбить и уйдете в Рязань. Потом вы город отобьете и язычников переловите, но Ульяна уже убьют. Мы хотели вас предупредить…
Голос у Миши сорвался. Стоило произнести все это перед Асиньяром — и затея представала, мягко говоря, дурацкой.
Асиньяр молчал, ждал продолжения. Продолжения не было. И тогда Асиньяр мягко спросил:
— А откуда вы знаете, что все это будет? И когда будет?
— Потому что мы видели. Мы видели, как язычники берут церковь, убивают в ней людей. Мы видели из нашего времени. Мы хотели пойти в дом к Ульяну, хотели предупредить его.
— А как вы видели, что должно случиться?
— Для вас все еще только будет, а для нас — уже давно было. И мы видели все через такую машину… Через волшебство… — Миша опять не знал, как сказать, и смешался.
Асиньяр подождал, спокойно нажимая желтыми глазами леопарда.
— Вы знаете, где дом Ульяна?
— Да, он на площади, возле церкви.
— Там живет священник, отец Владимир. Не Ульян. Все, о чем вы говорите, уже было в прошлом году. Отец Ульян давно погиб.
Асиньяр наблюдал за лицами детей, как переглядывались дети в отчаянии. Где ошибся Миша?! Он не знал.
— Из какого города и из какой страны вы пришли? Объясни мне еще раз, и подробно.
— Мы живем в таком городе, Ленинграде… Это возле Новгорода, — доходчиво объяснял Миша. Его пока еще нет, его построят через триста лет. Эта страна — Россия. Всю Россию соберет Москва. И Полецкое княжество тоже станет частью Московского.
— Честно говоря, не люблю я московитов… Жаль, что завоюют именно они… Ты сможешь доказать то, что сказал?
— Хан, вы никогда не видели такой ткани, — Миша протянул Асиньяру свою ветровку. Хан с интересом пощупал. — И такого тоже вы не видели. — Миша вынул пластмассовую расческу из кармана Маши. Асиньяр ее тоже осмотрел, постучал пальцем, поковырял.
— И такого вы не видели, хан… и такого… — Миша показывал авторучку, записную книжку, и все это Асиньяр рассматривал внимательно и долго.
— Ну, и что ты этим доказал? Ты доказал, что ты иноземец, и только. Ты просто не знаешь, какие интересные вещи иногда привозят из дальних стран. Ты видел китайский шелк? А рога носорога? А трубу, которая приближает предметы?
— Подзорная труба и у нас есть, я ее вам покажу… И — вот!
Миша достал из кармана монетку в пятнадцать копеек. Он уже понял, что чудесами техники Асиньяра никак не проймешь. Но — год чеканки… И Миша оказался прав. Взор Асиньяра затуманился. Пару минут он сидел, скорбно скривив губы, и даже начал тихонько покачиваться взад-вперед.
Асиньяр подтянулся, снова устремил на Мишу взгляд.
— Эта монета — доказательство, ты прав. Но я многого пока не понимаю и не отпущу, пока не пойму. Вы собирались попасть обратно? Как?
— Мы сядем на тот же снаряд, и вернемся домой.
— Что такое этот «снаряд»?
— Такой… Ну, такой железный горшок… пустой внутри…
— Где он?
— Лежит рядом с площадью… Только прикажите, хан, отдать мне такой длинный штырь… кусок металла. Я ничего не сделаю им ни вам, ни вашим людям, а он нужен, чтобы вернуться. Без него я не смогу.
— Что лежит рядом с площадью? — задал Асиньяр вопрос через голову Миши тому, кто их сюда привел.
— Хан, там правда что-то лежит… Что-то большое и железное. Такое большое, что может вместить человека…
Какое-то время хан думал.
— И ты в этом горшке прилетел и хочешь улететь отсюда?
— Да…
— Вы прилетели вдвоем и улетите вдвоем?
— Да, хан.
— И сколько времени вам надо, чтобы долететь до Ленинграда… Так называется ваш город?
— Мы полетим не до Ленинграда. Мы окажемся там же, где сейчас… Но мы полетим в другое время, в двадцатый век от Рождества Христова.
— И сколько вам времени надо?
— За несколько минут, хан, — Миша понял ошибку, заторопился. — Чтобы прилететь в наше время, надо времени меньше, чем чтобы дойти отсюда до дома батюшки Ульяна… То есть Владимира.
— Тогда мы сделаем так. Твоя сестра останется здесь. А мы с тобой пойдем, полетаем. Я хочу посмотреть на двадцатый век! — произнес Асиньяр и хищно, весело оскалился. — Подумай еще раз, Михаил. Про двадцатый век и про летающий железный горшок. Если ты сказал мне правду, я буду обратно к утру…
— Ох! — Маша схватилась за щеки. — Может, мы все-таки вместе?!
— Ты опасаешься никогда не вернуться в город Ленинград? — ласково спросил Асиньяр. — А может быть, ты опасаешься, что такого города вообще не существует на свете?
Склонив голову, Асиньяр ждал несколько мгновений.
— Тогда пойдем, не будем терять времени. — И быстро, тоном строгого приказа: — Маша пускай будет здесь. Не обижать. Кормить. Никуда не отпускать. В нужный чулан не водить, дать горшок. Если я не приду к утру… Нет, давайте так — если я не вернусь к вечеру, то отрубите ей голову.
— Нет-нет, не надо! Я с вами! Там, в контей… в горшке, там могут поместиться и три человека! И даже четыре! Не оставляйте меня тут! — Маша даже моляще сложила руки, приняла отвратительную полусогнутую позу. Она не думала, не гадала, что будет когда-нибудь так раболепно разговаривать с кем-то. В этот момент не могло быть ничего страшнее для нее, чем остаться одной в этом чужом, далеком веке, среди страшных и чужих. Ей должны были пойти навстречу… Не могло быть так, чтобы она просила… Так просила… А ей бы не дали просимого. — Ну пожалуйста! Пожалуйста!
В бороде Асиньяра сверкнули белые зубы.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141