- Вот оно, парадное, - обрадовался Степан. - Идем.
И еще раз осторожно взглянул на Данилу. «Там» уже все были в сборе: Лена, Сергей, Алла и Ксюша, Толя с гитарой.
Как только вошли, Данила упал. Лена испугалась:
- Что с ним?!
- Не знаю. Не пьян он, точно, - пробормотал Степан.
Хозяева совсем растерялись от такого гостя. Но Сергей с Толей уложили Данилу на диван в гостиной.
«Хорошо, что Юрка у бабушки», - подумал Сергей о сыне.
Метафизические девочки тем не менее сразу стали хлопотать насчет лекарств. Данила лежал молча, лицо бледное, глаза закрыты.
- Ничего, сам и откроет, - уверенно высказался Степан. - Видно же, что он жив, но хочет около смерти немного побыть.
Ксюша подумала и согласилась.
Вдруг из уст гостя почти шепотом, среди общего молчания, вырвались слова… Необычные, но близкие по звучанию.
- Да это на санскрите! - воскликнул Сергей (он немного знал этот язык). - Только текст непонятный, чувствую, не индусский даже.
Потом прошептались русские слова. Но тихо-тихо. Вроде того, что Бог не знает Свою последнюю тайну и ищет ее найти.
Однако такой смысл виделся предположительно, слова были обрывочны и не ясны.
Потом все кончилось. Все молчали, не зная, что и думать. Данила оставался не здесь.
- Ну и пусть будет пока не здесь. Может быть, он еще чего-нибудь скажет, - уважительно по отношению к Даниле вымолвила Алла.
- Правильно. Пульс у него нормальный. Пусть себе лежит. А мы стол накроем около него и сядем рядышком, - обрадовалась Ксюша.
Так и решили: не будить пока. Расставили столик с печеньем, бутербродами, конфетами, винцом и самоваром. И тихонько, с уважением к лежащему, расселись, поглядывая на него…
Когда же разлили чай, Данила вздохнул и открыл один глаз. Глаз был дикий и не вязался с текстом, который он произносил лежа.
Другой глаз упорно не открывался.
- Надо познакомиться, наконец, - сказала Ксюша. - Пусть он и с одним глазом. Ничего. Кое-что видать.
Но ответом была благоговейная тишина. Даже Толя отложил гитару.
«Хоть бы сказал тогда чего», - подумала Ксюша.
И вдруг открылся второй глаз, уже не такой дикий. Данила нехотя, помято приподнялся на диване.
- Прошу прощения. Со мной бывает иногда. Забылся.
- Вы, однако, на санскрите говорили, в забытьи-то, - заметила Лена.
- Во время такого не только на санскрите, а еще на каком-нибудь не существующем никогда языке заговоришь, - потверже уже определил себя Данила и добавил: - Водочки-то налейте. Заодно и познакомимся.
В шкафу тут же нашлась и водка. Вид у Данилы был отнюдь не сонный, даже в высшем смысле сна, но замешанный на сочетании всего мыслимого и немыслимого.
Взглянув на него, проснувшегося, все почти разом запричитали:
- Свой, свой… свой!!
Ксюша подскочила к Степану и поцеловала его- «молодец, Степанушка, своего привел!»
Данила мрачно оглядел присутствующих и мрачно сказал:
- Да и вы свои.
Дружба немного истерично, но состоялась. Сразу нашли общий язык, и беседа потекла, как будто давно знали друг друга. Но, с другой стороны, от Данилы веяло чем-то новым, непонятным и ошеломляющим. Один глаз Данилы иногда то закрывался, то опять открывался - непроизвольно, но как надо. Поражала в нем смесь дикости и интеллектуализма ангелов. Понемногу раскручивали перед ним и историю со Стасиком.
И когда наконец Даниле подробно, с особенностями, рассказали о происшествии в морге, а потом о появлении на автобусной остановке живого Стаса, - то Данила однозначно всех изумил. Закончили, а он ут-робно захохотал, а потом вообще расхохотался так, что Ксюша подумала: а ведь его не унять. Даже Алле - слегка от безумия - передался его смех.
- Что это вы так? - поинтересовалась Лена. - Если столкнетесь с этим в жизни, то небось вздрогнете.
- Да я и так давно вздрогнутый, - ответил Данила, широко улыбаясь. - А если серьезно, то это же счастье, если так… Пора ведь, пора наконец взорвать этот весь вселенский порядок. Надоел он, вот так, - и Данила сделал резкое движение. - Рождение, взросление, смерть, покойник. Нет чтобы из могилки-то выскакивать, погнив вволю, в мире земном снова погулять, поплясать, песенки спеть под гитару, а потом, может быть, по другим мирам, видимым и невидимым, как перекати-поле пошляться, потом вернуться опять - в ту же московскую метафизическую квартирку и покуролесить как следует, гномам морду набить…
- Хи-хи-хи, - Ксюша не могла удержаться.
А Лена внимала уже с упоением: Данила другим обернулся лицом.
- А то скушно, - произнес Данила, сокрушенно покачав головой. - На Руси веселие должно быть, а не этот идиотский вселенский миропорядок. Живые, мертвые… Тьфу! - Данила даже сплюнул. - Все иначе должно быть. А уж если посмотреть на теперешнее земное устройство и проекты в этом плане, так сказать, то здесь такая мертвечина, такая скука смертная будет - что у тараканов глаза на лоб полезут. Тут уж пути два: или превратиться в клопов, или впасть в безумие.
- Ну, это нас не коснется, - возразила Алла.
- Само собой. Я просто для смеха говорю. Мы не антиклопы, - кивнул головой Данила, отхлебывая водочку. - А вот вселенский порядок пора, пора порушить. Разве семнадцатый год - это революция? Ну, для истории, может быть. А по большому-то счету - так, курицам на смех. Мертвые не встали, сознание не расширилось. Великий поэт написал: «Мы на горе всем буржуям мировой пожар раздуем». Оно, конечно, приятно, но уж больно противник ничтожный…
- Верно, - чуть взвизгнула Ксюша. - Мы не антиклопы! Вы кушайте пирожки-то все-таки, Данила Юрьевич!
- А вот если переделать строчки, - продолжал тихо Данила, - вот так, к примеру: «Мы на горе демиургам мировой пожар раздуем!» - это совсем другое дело, все-таки Боги, мироустроители…
- Браво! - вскрикнула Ксюша. - А я хочу, чтоб и пожар был, и самовар с пирогами рядом!
- Это по-нашему, по-русски, - вставила Алла.
- Но такой переворот не в человеческих силах только, - заметила Лена.
- Нужна подмога.
- Можно! Можно! - замахал руками Данила. - Ведь все связано - и человек, и Боги. Захочет человек - и высшие силы будут не против. Им самим, извините, на современный мир тошно смотреть, небось удивляются: ну ползунки, все кнопки свои нажимают, нет чтобы умереть и воскреснуть. Да дело вовсе и не в смерти или в бессмертии. Погулять надо, на Вселенную, в ее тайнах, глядючи. Грязное рацио выбросить. А ведь назревает, назревает что-то… А если о России, то Российская империя, СССР, Российская Федерация - это все оболочка, панцирь, а на самом деле была и есть одна Рассея-матушка, ничем в глубине своей тайной не тронутая. Одна Рассея, а по ней гуляет лихой человек - лихой в духе, в интеллекте. То непостижимое ищет, то песни поет, то около черной дыры пляшет или с погибелью в жмурки играет. И ничего, кроме Рассеи, нет! И ничего больше не надо!
Всех охватил какой-то необъяснимый восторг, ошеломляюще-бурный.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60